– И что это?

– Распятие. Распятие отгоняет вампиров. У меня такое же. – Валик показал красивый серебряный крестик на цепочке. – Взял у мамы попользоваться.

Даня посмотрел на прутики, потом – на крестик в руке Валика.

– Не больно-то они одинаковые.

– Суть одна и та же.

– Мы так-то не знаем, вампир крабо-жабо-муравьед или что другое.

Валик приложился к бутылке, вытер губы и рыгнул.

– Не будь занудой, – сказал он. – С тобой любая засада – скучнее кабинета мозгоправа. – Валик лег и закинул за голову руки.

Даня похлопал ртом, подыскивая слова, которые бы в полной мере выразили его возмущение. Не нашел таковых и тоже лег.

За брезентовыми стенами жужжала мошкара и шуршала листва. Было таинственно и хорошо. Почти не страшно.

– Валик.

– А?

– Это ведь не совпадение, что мы оба видели монстров? Может, судьба нас свела, чтобы мы их победили? Кия, крабо-жабо-муравьед! – Даня принял стойку горизонтального каратиста. – Кия, египетская мумия! Кия, чудовище Франкенштейна!

Валик тоскливо захрапел.

– Все с тобой понятно, – буркнул Даня. – Хороша засада! Придется караулить одному.

Он забрался в спальник, ворча на товарища, и удивился, как уютно в этом коконе, так уютно, что сон пришел раньше, чем Даня успел застегнуть молнию.

Ему приснилась опустевшая станция из фильма братьев Люмьер, с того же ракурса, что и в «Прибытии поезда». Туман клубится над путями. В нем загорается и стремительно увеличивается багровый глаз лобового фонаря. Грохочут колесные пары. Из тумана катит СО. Под звездой разверзается полная острых зубов пасть паровоза.

Даня вырвался из лап кошмара и резко сел. Спросонок он решил, что угодил в угольный тендер, запаниковал, но услышал под боком протяжный храп Валика. А следом он различил шорох за брезентом. Вокруг палатки кто-то ходил.

– Просыпайся! – Даня растолкал друга.

– Чего? Зачем? Вареники с малиной?

– Какие еще вареники! – Даня нащупал телефон и включил фонарик. – Крабо-жабо-муравьед здесь!

– Че, правда? – Валик выпучил глаза. Они оба это услышали. Будто что-то легонько чиркает о брезент, обходя палатку по часовой стрелке.

– Так и будем сидеть? – спросил Даня через минуту.

Валик закивал. Затем замотал головой.

– Думает взять нас тепленькими. А мы – бах! Первыми нападем.

Мальчики выставили перед собой распятия.

– На счет три, – сказал Валик. – Раз.

– Два, – прошептал Даня пересохшими губами.

– Дань-Дань, а он сильно страшный?

– Максимально.

– Тогда скажи за меня, я не могу.

– Три.

– Три!!!

Мальчики прободали головами полог и выскочили наружу. Родители Валика спали, погасив в доме свет. Задний двор в лунном свете напоминал амазонские джунгли, кишащие опасностями. Но вряд ли в джунглях Амазонки путешественники могли встретить машиниста призрачного паровоза.

– Где он?

Луч фонарика заметался по траве и кустам… и осветил чудовище, настолько жуткое, что зомби-самурай и крабо-жабо-муравьед на его фоне показались бы красавчиками. Длинная шея торчала из-за палатки, на ней покачивалась маленькая голова с красным клювом и злыми глазками.

«Змеептиц!» – подумал Даня, тыча в нового монстра распятием. Но монстру на его прутики было начхать. Он вышел из укрытия, растопырив крылья и переставляя перепончатые лапы.

– Гусь! – выдохнул Даня.

– Гусейн! – воскликнул Валик.

И мальчики облегченно рассмеялись. Смеялись они недолго. До того момента, пока Гусейн не выпятил толстый зад и не пошел в атаку. Потом они улепетывали по двору, повизгивая и хихикая, а гусь догонял, норовя цапнуть их за пятки.

Дома пахло молотыми кофейными зернами. Дядя Витя стряпал на кухне, лопаткой переворачивая оладьи.

– А, привет, путешественник!

– Доброе утро. – Даня сел за стол. – Где бабушка?

– У нее по пятницам аквааэробика. Удивляюсь, когда она все успевает!

– Женщины! – процитировал Даня папу. – Многозадачные существа!

– Это точно, – засмеялся дядя Витя. – В отличие от нас, мужиков. Пока на оладьи отвлекся, кофе сбежал. – Он передал Дане баночку с абрикосовым вареньем и чашку горячего шоколада. – Ты-то как ночь провел? Понравилось в палатке спать?

– Очень понравилось. – Даня макнул губы в шоколад. Вспомнил Гусейна, которого они с Валиком спросонья приняли за монстра. Усмирил вредную птицу проснувшийся дядя Вова: арестовал ее и запер в сарае, а утром Гусейн воссоединился с хозяйкой. Женщина аж прослезилась от счастья: «Отрада моя вернулась! Птенчик мой!» А Гусейн носился вокруг с безумным видом и шипел.

Дядя Витя подал тарелку с румяными оладьями.

– Нет у меня кулинарных талантов твоей бабушки, но, надеюсь, съедобно.

– Съедобно! – оценил Даня, продегустировав. – Очень!

Дядя Витя польщенно шевельнул усами. Дружно зазвякали вилки.

– Дядь Вить, – сказал Даня, намазывая на оладью варенье. – В спальне висит фотография вашего дедушки.

– Так точно. Другие фотографии Платона Ивановича я передал в музей.

– Расскажите о нем, пожалуйста.

– А ты все больше интересуешься железной дорогой!

– Поезда крутые, – заметил Даня, и, будто радуясь комплименту, в окошко им погудел проезжающий за вокзалом состав.

– Не то слово, крутые. Иногда кажется, что они живые и каждый со своим характером. Платон Иванович чувствовал поезда как никто другой. С СО они были настоящими друзьями и боевыми товарищами. Рисковали собой, снабжая фронт. В январе сорок четвертого родился мой папа, а в феврале дедушки не стало.

– Его убили немцы?

– Да. СО ночью возвращался с передовой, вез раненных в лазареты. Была ночь, фашистский самолет заметил искры из трубы и сбросил бомбу. Она не попала в поезд, взорвалась рядом, но осколки осыпали кабину. Младший машинист погиб на месте, дедушку смертельно ранило. Однако он смог вывести СО к месту разгрузки.

– Герой! – восхитился Даня. – А младший машинист… Как его звали?

– Сидор Горев. Они с дедушкой с училища дружили. Вместе пошли в локомотивную бригаду. Горев во всем мечтал походить на Платона Ивановича. А с женой Самсонова, с моей, то есть, бабушкой, у Горева был какой-то конфликт. Она не любила о нем говорить.

– Сидор Горев… – тихо повторил Даня. Встал и на ходу допил шоколад. – Спасибо за оладьи. Я побегу.

– Ну, беги. Нет, стой.

Даня повернулся в дверях.

– Не то чтоб это поощрялось начальством… Но, знаешь, когда мне было столько же, сколько тебе, папа взял меня с собой в поездку. И я подумал… может, ты захочешь прокатиться со мной?

– Что? – ахнул Даня. – В локомотиве? Вы серьезно?

– Хочешь?

– Спрашиваете! Еще бы! – Даня подпрыгнул, победно сжав кулаки.

– Можем и Валентина прихватить.

– Класс! Спасибо! Спасибо огромное!

– Должен же я чем-то тебя подкупать, – засмеялся дядя Витя.

По дороге к музею Даня отправил Валику сообщение. Друг в ответ забросал его радостными смайликами. Стычка с Гусейном отвлекла обоих от тягостных предчувствий. При свете дня казалось, что надрать зад крабо-жабо-муравьеду не составит труда.

В самом приподнятом настроении Даня вошел в деревянное здание на пересечении улиц Железнодорожников и Обходчиков. В вестибюле его встретил молодой человек в дымчатых очках.

– Чем могу помочь?

– Я интересуюсь историей паровоза, который стоит у вокзала. Особенно военным периодом.

– Вот как! – Молодой человек приосанился. – Тогда вы по адресу. За мной!

К Даниному стыду, он не часто бывал в музеях. И даже оробел от тишины и особой атмосферы, царящей в зале. Он увидел крестьянскую печь, горшки, старинный наряд невесты и догадался, что именно здесь произошла стычка Валика с зомби-самураем. Сотрудник музея подтвердил догадку:

– У нас тут в апреле один юноша с ума сошел. Вы, надеюсь, не буйный?

– Вроде нет. – Даня прошел мимо освещенной солнцем таблички с надписью «Рунный камень, около IX века н. э.». Само собой, камня там не было – его перенесли на вокзальную площадь, а убрать табличку забыли.