Кстати, именно роман «Мастер и Маргарита», а вовсе не малороссийские сказки Гоголя, поставил в сложное положение советское литературоведение. С момента первой публикации стало понятно, что речь идёт об одном из величайших произведений XX века, но оно… фантастическое. А фантастика считалась литературой развлекательной. Пришлось делать исключение, хотя классики о приниженности фантастики не знали и клепали её, не глядя на литературоведческие авторитеты.

Впрочем, вернёмся к Булгакову и Гоголю. Начнём с мистики. Булгаков встречался с Гоголем трижды. Как это может быть? Может, если признавать существование нескольких реальностей…

Первый раз в 1918 году Булгакову привиделось во время наркотической ломки, что к нему зашёл «низенький остроносый человечек с маленькими безумными глазами», зло взглянул на него и погрозил пальцем (эта сцена узнаётся потом в «Мастере и Маргарите» – Булгаков сделал мастера похожим на Гоголя). Через время после этого Булгаков избавился от наркотической зависимости.

Второй раз это было в Москве, примерно в 1927 году: человек, похожий на Гоголя, указал Булгакову дом, в котором жила Елена Сергеевна Шиловская – будущая третья жена писателя.

Третий раз это было в 1932 году, когда Булгаков занимался инсценировкой «Мёртвых душ» (считая это занятие совершенно бесперспективным – по его мнению, поэму инсценировать нельзя) – Гоголь явился к нему во сне и за что-то его строго отчитывал. Уж не знаем – то ли за то, что взялся за гуж, говоря, что не дюж, то ли за недооценку собственных творческих возможностей. Пьеса по «Мёртвым душам» получилась великолепной, хотя главным её героем стал не Чичиков, а сам Гоголь…

Было ли это на самом деле? Мы должны помнить, что Булгаков – великий мистификатор, или, простыми словами его второй жены Любови Белозерской – «притворяшка». Так что вопрос лишён смысла – Михаил Афанасьевич хотел, чтобы об этих встречах знали…

Неоднократными были и творческие встречи Булгакова с Гоголем. Одним из первых сравнительно больших произведений Булгакова был большой фельетон «Похождения Чичикова», прямо происходящий от гоголевского персонажа. Начинается произведение словами: «в царстве теней, над входом в которое мерцает неугасимая лампада с надписью: “Мёртвые души”, шутник сатана открыл дверь». Чем не зачин для «Мастера и Маргариты»? А ведь это 1922 год…

Среди поздних работа Булгакова – интереснейший сценарий художественного фильма по «Ревизору». Писался он в 1934 году по заказу «Украинфильма». Его конкурентом был Виктор Шкловский (тот самый – прототип Михаила Шполянского из «Белой гвардии»). Главную роль в фильме должен был играть Сергей Мартинсон (вы его помните – это мистер Фрэнкленд, отец Лоры Лайонс). Увы, фильм не был снят.

Да и другие произведения писателя носят на себе явную печать гоголевского стиля, смешивавшего реалистичные бытовые наблюдения, поданные в виде гротеска, с мистикой.

Появляются в произведениях Булгакова и вполне гоголевские персонажи – тут тебе и чёрт-искуситель (вспомним манёвры, которые исполняет Луна в «Мастере и Маргарите»), и ведьмы (например, Явдоха из «Белой гвардии» – «у нас в Киеве все бабы, которые сидят на базаре, – все ведьмы»).

Или взять вот такие два периода:

«Это было какое-то беспрерывное пиршество, бал, начавшийся шумно и потерявший конец свой. (…) Всякий приходящий сюда позабывал и бросал всё, что дотоле его занимало. Он, можно сказать, плевал на своё прошедшее и беззаботно предавался воле и товариществу таких же, как сам, гуляк, не имевших ни родных, ни угла, ни семейства. (…) Здесь были те, у которых уже моталась около шеи веревка и которые вместо бледной смерти увидели жизнь – и жизнь во всём разгуле» («Тарас Бульба»);

«Город жил странною, неестественной жизнью, которая, очень возможно, уже не повторится в двадцатом столетии. Свои давнишние исконные жители жались и продолжали сжиматься дальше, волею-неволею впуская новых пришельцев, устремившихся на Город. (…) Извозчики целыми днями таскали седоков из ресторана в ресторан, и по ночам в кабаре играла струнная музыка, и в табачном дыму светились неземной красотой лица белых, истощённых, закокаиненных проституток» («Белая гвардия»).

Возвращаясь к письму Павлу Попову – речь в нём шла о возобновлении постановок «Дней Турбиных», и сопровождалось оно вполне булгаковской историей (или, скорее, вполне булгаковской мистификацией). По словам Булгакова, у них появилась новая домработница – девица «трагически глупая». И вот: «15-го около полудня девица вошла в мою комнату и, без какой бы то ни было связи с предыдущим или последующим, изрекла твёрдо и пророчески:

– Трубная пьеса ваша пойдёть. Заработаете тыщу.

И скрылась из дому.

А через несколько минут – телефон».

Так же к категории «булгаковщины» относится и история камня, который по сей день служит ему надгробием. Елена Сергеевна Булгакова рассказывала эту историю так:

«Я никак не могла найти того, что бы я хотела видеть на могиле Миши – достойного его. И вот однажды, когда я по обыкновению зашла в мастерскую при кладбище Новодевичьем, – я увидела глубоко запрятавшуюся в яме какую-то глыбу гранитную. Директор мастерской на мой вопрос объяснил, что это Голгофа с могилы Гоголя, снятая с могилы Гоголя, когда ему поставили новый памятник. По моей просьбе, при помощи экскаватора, подняли эту глыбу, подвезли к могиле Миши и водрузили. (…) Вы сами понимаете, как это подходит к Мишиной могиле – Голгофа с могилы его любимого писателя Гоголя».

Сейчас этот рассказ является общим местом у булгаковедов, но доверять приходится исключительно Елене Сергеевне – никаких независимых доказательств того, что речь идёт именно о том самом камне, привезённом из Крыма кем-то из братьев Аксаковых в подарок Гоголю, увы нет. Хотя по внешним признакам это именно он (геологи, впрочем, полагают камень типичным скорее для Урала, чем для Крыма).

P. S. Фраза «все мы вышли из гоголевской шинели», к которой явно адресуется «чугунная шинель» Булгакова, приписывается Ф. М. Достоевскому. Его Булгаков знал и любил. Смысл фразы – в следовании той литературной школе реализма, ярким представителем которой был Гоголь.

В действительности фраза появилась в серии статей французского критика Эжена де Вогюэ «Современные русские писатели». Это типично французский оборот и касается он не только Достоевского, но также Тургенева и Толстого.

Странная идея объявить писателя-фантаста с сильным религиозно-мистическим уклоном «реалистом» появилась ещё при жизни Гоголя и жива по сей день. Впрочем, в XIX веке появление в фантастическом сюжете настоящих живых людей, а не картонных персонажей эпохи романтизма, и правда было откровением.

Вся проза Михаила Булгакова в той или иной степени автобиографична. Некоторые произведения (например, повесть «Тайному другу») в принципе представляют собой автобиографию. Не являются исключением и «Записки юного врача», которые он начал писать ещё в Никольском и опубликовал в 1925–1926 годах в журналах «Медицинский работник» и «Красная панорама».

В этом цикле рассказов описан довольно важный период жизни Булгакова – его работа земским врачом в селе Никольское Сычёвского уезда Смоленской губернии. Сейчас это село не существует, как и больница, в которой он работал. Место (оно обозначено установленным в 2011 году камнем-памятником) находится в двух километрах от деревни Извеково, в Новодугинском районе.

Булгаков попал в Никольское по распределению. Во время войны он не был призван в армию по состоянию здоровья (хотя некоторое время работал в военном госпитале в Черновцах и Каменце-Подольском в качестве врача «Красного Креста»). В это время профессиональных земских врачей направляли в армию, а заменяли их врачами, которые служить не могли.

Булгаков заменил доктора Иду Генценберг (она вообще Григорьевна, но сами инициалы И.Г. заставляют вспомнить Иду Геркулановну Ворс из «Мастера и Маргариты»). Впрочем, судя по тексту рассказов, Булгаков считал своим предшественником не её, а работавшего в больнице до 1914 года Леопольда Смрчека, который не только оборудовал больницу по последнему слову медицинской техники того времени, но и вёл активную общественную и научную деятельность, публиковался в специализированных изданиях.