От этого мельтешения перед глазами начало мутить, удовольствие от чувства полёта отсутствовало совершенно. Мечтала только о том, чтобы это быстрее закончилось. Надеюсь, хоть не зашибу кого своим туловищем при падении.

Ожидала дикой боли от приземления, перинку мне точно никто не подстелет. И боль не заставила себя ждать.

Не представляю, как я выжила при таком падении, потому что траншею, которую я покопала своим телом, можно было смело использовать, как ров вокруг замка.

Перед глазами потемнело от боли. Кажется, болело всё, даже те части организма, о которых я и преставления не имела. Вдохнуть нормально не получалось, кислород поступал в лёгкие короткими урывками. Кровь стучала в ушах так оглушающе, что казалось я, нахожусь в двигателе самолёта. Мозг вообще не воспринимал окружающее вокруг меня. Перед глазами всё расплывалось от слёз.

Понятия не имею, сколько так пролежала. По моим ощущениям — вечность.

Среди всей какофонии боли, чувствовалось что-то неправильное в грудной клетке. С трудом приподняв руку, провела по груди. То, что ощутила, было похоже на растопленное сливочное масло. Поднесла к глазам и, с трудом сфокусировав зрение, разглядела — кровь! Вся рука была в густой горячей крови. Моей крови! Её было так много, что она капала с пальцев! Меня замутило ещё сильнее от осознания своего положения.

Мозг отказывался воспринимать увиденное, а с трудом восстановившееся зрение уловило движение сбоку.

С трудом повернув голову, я тут же пожалела, что это сделала. На меня смотрели, по меньшей мере, три пары темных провалов, где по анатомии должны быть глаза. Кардины. Они явно наслаждались увиденной картиной. Запах крови и страха будоражил их охотничьи инстинкты. Это было заметно потому, как они в нетерпении переступали с лапами и скалились.

С другой стороны что-то промелькнуло. Посмотрела и туда, после кардинов замирать на месте, во избежание последствий, смысла не было. Повернувшись, увидела остальных монстров, с которыми сражались воины границы. Крупные, мелкие, с крыльями, с копытами, с рогами, с когтями. Пасти с огромными зубами, способные раскусить меня пополам за один раз. Клювы, которыми они могут выклевать мои глаза, как оливку из бокала с мартини. Разных видов и мастей. Все они возвышались надо мной. Наблюдали. Ждали. Чего, я не понимала. Знала одно, если суждено умереть сейчас, то хочу чтобы это случилось быстро, так как боль, которую я испытывала сейчас, казалась мне пыткой, медленно сводящей сума.

Даже твари, окружившие меня со всех сторон, были уже не страшны. Наверно так и выглядит смирение. Когда ты принимаешь свою близкую смерть. Больше не боишься, что она наступит так скоро. Что будет больно. Не задумываешься, что тебя ждёт после. А с нетерпением ждешь, когда она уже явится и заберёт в свои ледяные объятия.

Твари всё так же не двигались с места, чем доводили моё и без того подавленное состояние до уровня агонии.

Но тут эти оккупанты расступились, пропуская ко мне человека. Я не могла разглядеть, как он выглядит, так как лицо и тело скрывал широкий чёрный плащ с глубоким капюшоном. Но судя по комплекции, однозначно это был мужчина.

Он медленно дошел до лежащей без возможности для движения меня, присел на корточки у правого бока. С близкого расстояния из под плаща были видны тонкие изогнутые губы, недовольно поджатые в данный момент и широкий подбородок, покрытый короткой щетиной тёмного цвета.

Он долго разглядывал меня, не нарушая тишины, а после поднял правую руку с зажатым в ладони кожаным шнурком, на конце которого висела странная металлическая штука. Словно от чего-то цельного отломали кусок и сделали из него подвеску.

Я подняла на него не понимающий взгляд.

— Эта вещь теперь принадлежит тебе. Ты должна сохранить её. Никому не рассказывай о том, что она у тебя. Позже ты всё поймёшь. Но отнесись к этому серьёзно, это очень важная вещь. — Голос у него был приятный, с хрипотцой.

— Может, лучше оставишь её себе? Я всё равно уже не жилец. — Прохрипела я как прокуренная бабка после забега. Тело немело с каждым мгновением. Холодно. Стало очень холодно. Я едва оставалась в сознании.

— Ты не умрешь. Тут твои хранители. Как только ты заберёшь амулет — я уйду, ограждающий нас купол спадет и они помогут тебе. Среди них есть эльф, а они самые искусные целители.

— Хорошо, давай свою железяку. — Выдохнула тяжело, глаза едва оставалась открытыми. Спорить не было сил. — Но если её заберёт кто, пока я в таком состоянии, то виноват будешь сам.

— Всё будет хорошо. Её не смогут забрать у тебя силой, только если отдашь добровольно. — Улыбнулся. Одел мне украшение на шею и спрятал под край футболки. — И запомни, о нём могут знать, только те, кому ты точно доверяешь. Это очень важно и может стоить тебе жизни. А теперь мне пора, тебе требуется помощь. Мы ещё увидимся. Довольно скоро.

Я ничего не ответила, просто кивнула. Сил не осталось.

Он выпрямился и быстрыми шагами скрылся из виду среди своих монстров. Тут к гадалке ходить не нужно, чтобы понять, что именно он командует этой армией зверюшек.

Монстры развернулись, и потянусь за вожаком прочь с поля боя. Среди них были не согласные с уходом без ужина, главным блюдом которого должны были стать мы. Скалились, рычали и нервно били хвостами по бокам, но всё равно шли. Думаю, им не дали права выбора, они просто куклы, а тот парень директор кукольного театра. Он сыграл сегодня свою роль, а как это скажется на всём остальном, будет видно позже. Позже я узнаю, какую роль играю я в этом спектакле. Всё потом. А сейчас я устала. Хочется спать. Веки такие тяжёлые, что земля подо мной уже кажется самой мягкой периной.

Но отдохнуть мне не дали. Только сознание начало погружаться в блаженную темноту, его резко взбодрил громкий крик. Кто там горланит, определить не смогла. Вроде голос знаком, но определить его принадлежность не удавалось.

Мозг встрепенулся от неожиданности, про тело того же сказать не могла. Глаза с трудом приоткрылись и выцепили перед собой только движущиеся размытые пятна. Я вся напряглась. Неужели тот парень передумал и пришёл меня добить?

Но произнесённые слова заставили расслабиться, а после зайтись сердце в радостном ритме.

— Маря! Маря! — Голос был всё ближе, а потом перед взором появилось лицо брата. Правда он не смотрел мне в глаза, всё его внимание было сосредоточенно на моей груди, и то, что он видел, отражалось на его лице смесью ужаса и паники. — Боже! Что с тобой произошло?! Почему ты в таком состоянии?!

Выглядел братец не многим лучше меня. Лохматый, грязный, левую щеку пересекал рваный порез, с которого медленно сочилась кровь.

Пока я разглядывала Сашку, а он причитал, как бабка старая, почувствовала мягкое прикосновение к ране на груди, что сразу отозвалась дикой болью и я зашипела сквозь стиснутые зубы. Но боль быстро сменилась мягким теплом, которое её немного притупило.

— Саша, прекрати сейчас же истерику! — О! А вот и Лёша подоспел. — Причитаешь тут, как гунха*-наседка! Хватай её быстрее и тащи в тамор*. Первую помощь я ей оказал, но раны промыть надо.

Позади Лёши я заметила Феликса, который нервно перетаптывался и дёргал хвостом из стороны в сторону.

«Всё будет хорошо, не переживай. Еще успеем схлестнуться в поединке за звание «главной занозы в мягком месте». Главное не уходи.» — Постаралась мысленно успокоить своего друга.

«Ни за что не уйду. Я ведь твой фам…друг.»

— Да-да, — затряс головой брат, как китайский болванчик — я сейчас. Маря, потерпи, пожалуйста, я постараюсь очень аккуратно всё делать. — Тараторил брат, медленно поднимая меня на руки.

Перемещение тела в пространстве не прошло для меня бесследно. В глазах опять потемнело, тело глухо отозвалось болью во всех местах, а сознание, наконец, решило взять передышку. Под мерное укачивание на руках родного человека я уплыла в темноту, на этот раз уверенная, что я в безопасности.

Тамор* — казарма. Здание с жилыми, служебными и учебными помещениями, предназначенное для постоянного размещения личного состава воинских частей.