— Но мы же не знаем наверняка, как они отреагируют. Не думаю, что Коулбрукам приятно будет узнать, что она боялась обратиться к ним за помощью. В каком-то смысле она чувствовала свою ответственность и хотела, чтобы они также признали ее, если что-нибудь случится. Скорее всего так и будет, и Артемас просто сгорит от стыда.
Тамберлайн задумчиво протянул:
— Ты хочешь, чтобы я ничего не говорил о пленке?
— Да.
Он вздохнул:
— Даю тебе слово. Но почему ты так жестока к себе и Артемасу?
— Потому что люблю его.
— Знаю. — Тамберлайн выглядел огорченным. — Но на сей раз ты не успокоишься.
Лили не могла это опровергнуть. Она так много хранила в себе. Отыщется место и еще для одной души.
* * *
Артемас, пройдя по лабиринту светлых просторных комнат на первом этаже, широким шагом вышел в холл. Холодный, яркий солнечный свет проникал через большие окна. На лужайке за домом его ждал вертолет до Атланты.
Он вошел в комнату, забитую столами и полками, срезанными цветами в ведрах с водой.
— Доброе утро, Мария!
Маленькая темноволосая женщина за столом улыбнулась.
— Доброе утро, мистер Коулбрук. Вы выглядите таким счастливым!
— Правда? Тебя это удивляет… так же, как и меня.
Ее четырехлетняя Анита вылезла из-под стола, и Артемас подхватил девочку на руки:
— Мария, на уик-энд я собираю всю семью. И пусть этот дом будет полон цветов.
— Хорошо. — Глаза Марии загорелись. — Я тотчас позвоню в офис поставщика.
Артемас улыбнулся маленькой девочке. Отсутствие своих детей порождало все большее сожаление в его душе. Он пытался не думать о рыжеволосых чертенятах, которых могли бы иметь они с Лили.
— Шеф-повар готовит на завтрак великолепные блюда! — торжественно воскликнула Анита. — Прямо как скалы.
Мария шикнула на нее.
— Он наварил полные кастрюли устриц с морским салатом, — объяснила она Артемасу и с укором посмотрела на дочь. — Твое любопытство до добра не доведет.
Артемас опустил девочку, взъерошив ее темные волосы.
— Пойди и скажи шеф-повару, чтобы дал тебе несколько блинов.
Девочка, довольная, убежала, и Артемас тихо произнес:
— Мария, позвоните миссис Портер. Спросите, не могла бы она продать тебе некоторые из тех цветов, которые выращивает у себя.
— Но, мистер Коулбрук, я уже пыталась и…
— Скажите ей, что это для Элизабет… Элизабет и Лео. Не думаю, что она откажет. Скажите ей, что без ее участия этого праздника не было бы, и если она не пожелает присоединиться, то пусть хотя бы пришлет немного цветов.
— А она поймет?
— Не беспокойтесь.
Он поблагодарил женщину и вышел в холл, задумчиво наклонив голову. Элизабет и Лео попытаются снова жить вместе. Элизабет сказала, что это благодаря Лили. О, как он горд и благодарен ей! Если бы только Лили приехала на праздник! Если бы только…
На кухне никого не было, за исключением Аниты, которая взобралась на стул у одной из газовых плит.
Пар со свистом вырывался из огромной железной кастрюли на передней комфорке. Анита встала на цыпочки. Объемная рукавица казалась до смешного большой на ее руке. Любопытство уже вошло у нее в привычку. Артемас успел лишь заметить, как она взялась за ручку, пытаясь заглянуть через край, и кастрюля соскочила с плиты.
— Нет!..
Артемас бросился к ней. Она в испуге отшатнулась, покачнулась на стуле и стала падать, таща за собой огромный котел.
Он поймал ее и, опустившись на колено, закрыл собой. Кипятком обварило его правое плечо и руку.
* * *
Артемас, лежа на смятом покрывале, пытался одной рукой разобрать кипу деловых бумаг, ослабленный обезболивающим, с перебинтованной рукой.
Мистер Ламье, маленький, худой и по-прежнему элегантный в своих серых брюках, нательной сорочке, превосходной, как всегда, белой рубашке и аккуратно завязанном галстуке, вошел в комнату и остановился у кровати:
— К тебе посетитель.
Он удалился, прежде чем Артемас смог уточнить, кто это. Нахмурившись, Артемас приподнялся на подушки и отложил бумаги в сторону. Дверной замок щелкнул снова.
Своей здоровой рукой Артемас осторожно сбросил простыню, накинутую поверх черного спортивного костюма. Каждое движение отдавалось мучительной болью в руке и плече. Откинув голову на подушку, он услышал топот тяжелых ботинок по деревянному полу. Вряд ли это кто-нибудь из семьи: он предупредил, чтобы они не беспокоились.
Прямо как Джеймс. Неудобно выглядеть беспомощным.
Приблизилась Лили. Закрыв голубые глаза, бледная как полотно, с разметавшимися роскошными рыжими волосами, в свитере и длинной тенниске, с картонной коробкой в руках, она спросила тихим, хриплым голосом:
— Как ты?
Он вздрогнул: ему словно явилась Мона Лиза в грубой одежде и башмаках с просьбой прокомментировать ее превращение в живую, дышащую плоть. Молчание противоречило эмоциям, и ему следовало немедленно благодарить ту силу, которая вынудила ее снова появиться.
— Немного отварен, — наконец выдавил он.
Она вздрогнула:
— Мне позвонил мистер Тамберлайн, сказал, что все в порядке, но мне стало как-то не по себе.
В глазах ее читалось неподдельное участие, и Артемас никак не мог отвести свой взгляд.
— Насколько серьезно? — спросила она.
— Так, ерунда, но я мог бы попасть в Книгу рекордов Гиннесса по величине пузырей. Очередной медицинский осмотр на следующей неделе.
— Ребенок, которого ты оттолкнул… совсем не обжегся?
— Слава Богу, нет.
Она кивнула, взгляд ее был теплым и восхищенным.
Слишком опасно: обезболивающее притупило чувствительность, но отнюдь не чувства, и от возбуждения у Арте-маса взыграла кровь. Он указал на коробку:
— Маленький медвежонок?
Она улыбнулась:
— Нет, два диких котенка. — Осторожно подошла к нему и положила коробку на край кровати. — Их нашли под домом тети Мод. Вначале я хотела приручить их, но подумала, что сейчас они могли бы развеселить тебя.
Артемас по-прежнему не сводил с нее глаз, когда она открывала коробку. Котята из ее рук перекочевали на кровать. Осматриваясь вокруг с наивным любопытством и высокомерием, как могут лишь котята, они заметили слабое подрагивание пальцев его поврежденной руки и, играя, прыгнули!..
Выдохнув, он резко оттолкнул эти пылкие шарики, которых только раззадорило его движение, а не остановило: котята начали карабкаться вверх.
— О Боже! — вскричала Лили.
Поспешно наклонилась к кровати, пытаясь помочь Ар-темасу. Один котенок вскарабкался по бинтам и теперь повис на них, вцепившись зубами. Лили опалила Коулбрука своим дыханием, отцепляя одно животное и прогоняя с перебинтованного плеча другого:
— Прости.
Артемас, тяжело дыша, вжался в подушки.
— Я не преминул бы посмеяться над этим, если бы не боялся лишиться руки.
Она безвольно опустилась на пол:
— Тамберлайн сказал, что тебе необходимо отвлечься. Думаю, тем самым он желал лишь смягчить твою боль.
Ее лицо покраснело, а глаза от переживания сузились. Она начала собираться.
— Не уходи! — поспешно выкрикнул он.
Он наморщился и переместил руку на подушку. Она огорченно глядела на него, и он невольно выпрямился, разбросав бумаги по кровати. Она легко вздохнула, он посмотрел на ее натруженные, потрескавшиеся руки.
— Ты, видимо, работаешь так же упорно, как и всегда. Позволь посмотреть, Он подозвал ее поближе и не нашел в лице никакого осуждения, никакой скованности.
Ее близость возбуждала его. Ему хотелось, не отрывая глаз, смотреть на ее большие, пухлые губы, на ее голубые глаза, на раскрасневшиеся щеки.
— У леди наверняка хватает своих забот, — бросил он.
— На полу твои подопечные напоминают два потускневших десятицентовика. Дома кто-нибудь есть?
— Не знаю. Я выпил половину того, что мне выписали, и от этого здорово поглупел.
Нежно взяв руку Лили, он поднес ее к своим глазам, провел большим пальцем по твердой ладони, пытаясь сосредоточиться. Ее пальцы затрепетали. Этот трепет передался ему. Осторожность и самоконтроль заставили резко отстраниться.