— Странно, не так ли? — весело сказал Фрэнк. — Если бы он не был таким привлекательно-скучным, я избавился бы от него год назад. — Фрэнк обратился к Лили. — Кстати о Ричарде, я пришел сюда по его поручению. Вы, вероятно, не заметили, проходя через общую комнату, — он махнул в сторону дверей, — как на вас смотрели. Мой друг ошалел с первого взгляда, он даже подавился крылом зажаренного цыпленка. Как насчет того, чтобы познакомиться с ним?

Лили с трудом преодолела недостаток энтузиазма:

— Пожалуй, тем более что из-за меня он поранился.

Фрэнк галантно поклонился:

— Следуйте за мной, дорогая. — Когда Лили прошла мимо, он добавил: — О, и не упоминайте, что я устроил это маленькое знакомство. Он не любит, когда я забочусь о нем.

Они пробрались сквозь толпу. Лили не ошиблась: высокий молодой человек с румяным лицом смотрел на нее из окна, выходящего на балкон. Интересно, давно ли он наблюдает за ней?

Его спортивная куртка сидела на нем кое-как, слаксы неопределенного коричневого оттенка ничуть не гармонировали с ней. Галстук перекосился, на голове во все стороны торчали волосы. Замшевые ботинки на толстой подошве казались немного обшарпанными. Все же его открытое, красивое лицо привлекало и оставляло благоприятное впечатление большой, гостеприимной берлоги.

Фрэнк махнул рукой:

— Лили, это небезызвестный Ричард Портер. Ричард, это Лили Маккензи из колледжа Скотт. Подруга Хэй по комнате.

Ричард Портер трижды бледнел и краснел, пока здоровался с ней. Хорошая рука, тяжелая и мозолистая, а сам он был таким неловким и вежливым, что ей захотелось потрепать его по щеке и посоветовать расслабиться. Он напоминал ей сразу всех суровых, молчаливых мужчин в домашней обстановке; в каком-то смысле он походил на ее отца.

— Ты самая высокая девушка, которую я когда-либо видел, — изумленно выдал он.

Он напоминал ей ошарашенного быка. Привлекал и его голос, густой и низкий, словно рокот воды в горной расщелине. От его душевного тепла она растаяла.

— Откуда ты? — поинтересовалась она.

— Из Северной Каролины. Неподалеку от Ашевил-ла. А ты?

— Слышал когда-нибудь о Маккензи, в Джорджии?

— Ух ты, нет. Но хотел бы узнать.

— Это в горах недалеко от Виктории.

Он наклонился, пытаясь разобрать ее слова сквозь орущую музыку. На нее пахнуло запахом «Олд Спайс». Она вдруг расслабилась.

Какой-то идиот, танцующий слишком близко, задел ее, пивом плеснув ему на руку. Ричард с затуманенным взором встал между ней и партнером, и ей показалось, что она теперь за прочной каменной стеной. Этот молодой и маленький задира тотчас отскочил. Ричард нахмурился. Парень смотрел смущенно и почтительно, словно он ударил памятник.

Лили указала на балкон:

— Хочешь, выйдем и поговорим по-человечески?

Ричард с облегчением кивнул.

Они уселись в развалившийся автомобиль с еще сохранившимися сиденьями, прикрученными к стальным рамам. Они забрались сюда по ее инициативе, и это, по-видимому, произвело на него сильное впечатление. Вокруг было грязно и темно, шума студенческого общежития почти не долетало.

Он рассказывал ей, что вырос в семье конструктора, что мать его рано умерла, отец связался с новой женой и с ее маленькими детьми. У Ричарда не было родных братьев и сестер. Он был первым сыном в семье, который поступил в колледж. Он и Фрэнк Стокмен уже проходят интернатуру в архитектурной фирме в Атланте.

Лили, в свою очередь, сообщила, чго работала по выходным специалистом по декоративному садоводству и собирается серьезно заняться этим делом по окончании колледжа. Он торжественно и без малейшей лести выпалил:

— Ты замечательная!

— Никто прежде не говорил мне это, — ответила она. — До тебя меня просто дурачили.

Она задумчиво отвернулась. Ей, конечно же, не раз хотелось поговорить с кем-нибудь, заботиться о ком-нибудь, и пусть кто-нибудь заботится о ней.

— О чем печалишься, Лили Маккензи?

— Ни о чем.

Он спросил так обеспокоенно и ласково, что она повернулась. На воротнике его рубашки сказочно мерцал светлячок.

— Поживи пока, — сказала она. — Она осторожно взяла светлячка и нежно дунула на него. — Когда я была маленькой, я ловила их и держала в банке. Иногда выпускала в своей комнате.

— Я тоже так делал. А еще любил белок, ящериц и енотов.

— Надо же, и я.

Они замолчали. Похоже, общих тем для разговора больше не было. Странно, как это она так быстро приняла его общество?

Он, по-видимому, не знал, что делать со своими красивыми, огромными руками. То держал их на коленях, то теребил галстук.

Лили взяла его руку.

— Я заставлю тебя успокоиться, — протянула она. — Ты всегда такой суетливый?

Он смущенно опустил плечи.

— Никогда.

Он посмотрел на ее красивые руки. Она откинулась на спинку сиденья и посмотрела на звезды над головой. Он устроился рядом. Спокойствие, вот что это было. Первый и такой долгожданный момент абсолютного покоя. Ей хотелось сохранить его, продлить, понять, существует что-нибудь еще в жизни, кроме разочарования.

— Я мог бы стать полезным. Мне нравится быть полезным.

Лили почувствовала осторожное, горячее пожатие его руки. Она закрыла глаза, сосредоточившись на этом.

— Мне тоже, — прошептала она.

Лили очнулась от прикосновения руки Маленькой Сис, откинувшей со лба ее волосы. Она все еще сидела на диване в кабинете Ричарда.

— Ты плакала, — сказала Маленькая Сис, встав на колени у дивана. — Теперь давай поднимемся наверх. Я прилягу с тобой, пока ты не заснешь.

Лили взяла ее руку и крепко сжала. Ноющая боль в груди возвратилась. Она подтянула к себе колени и прерывисто всхлипнула.

— Я хочу Стивена, — стонала она. — Хочу Ричарда.

— О, милая, — приглушенно пропела Маленькая Сис, обнимая ее. — Тебе не всегда будет так горько. Пройдет немного времени, ты, конечно, будешь скучать по ним, но это всего лишь первая часть твоей истории.

— Надо узнать, что произошло. — Лили тяжело вздохнула. Она уронила голову на колени и посмотрела на Маленькую Сис. — А что, если Ричард, о Боже, что, если…

— Этот вопрос ты с ходу не разрешишь. А если ты не побеспокоишься о себе, то будешь слишком сумасбродной и дурной, чтобы когда-нибудь ответить на него. — Маленькая Сис прижалась к ней ближе и начала баюкать как маленькую.

— Я должна как-то доказать Артемасу и всей его семье, что это не могло случиться из-за Ричарда.

— Ты можешь только привести факты и надеяться на лучшее. Вряд ли Коулбруки ненавидят тебя за веру в своего мужа. Артемас прекрасно это понимает.

— Ничего подобного, он ненавидит меня.

— Он слишком подавлен горем, чтобы еще и ненавидеть.

Лили ничего не ответила. Погрузившись в раздумья, она раскачивалась вместе с Маленькой Сис и наконец пришла к определенному решению: «Надо поговорить с ними, довести до их сведения».

Что сказал Артемас остальным после встречи с ней, для нее это значения не имело.

«Если ты не доверишься мне, я не смогу защитить тебя».

Виски — прекрасный собеседник вечером. Не задает никаких вопросов, не выставляет никаких требований, да к тому же притупляет боль и отчаяние. Артемас наклонил полупустую бутылку над стаканом с кусочками льда. Где то полное безразличие, которого он желал? Вновь водрузив бутылку на столик у кресла точным, отработанным движением, он, проклиная все на свете, ощутил бесполезность алкоголя.

Мужчина откинулся на спинку кресла и уставился на люстру. Криво ухмыльнулся, представив себя со стороны: кто-то совершенно незнакомый развалился сейчас в большом кресле посреди комнаты, освещенной единственной настольной лампой и неясным отблеском реклам сквозь незашторенные окна роскошного номера отеля.

Незнакомец не замечал небрежно брошенного на пол пиджака, дорогого черного костюма, помятой льняной рубашки, висящего на ручке кресла галстука, сигаретного пепла на брюках. Опустошенный и равнодушный, он даже не скинул ботинки.