Один из адвокатов Коулбрука заметил:

— Сожалею, но что мистер Портер с партнером могли или не могли — это уже другой вопрос. Ясно одно: они знали, что безопасность моста не обеспечена, но не предприняли соответствующих мер. Поэтому они разделяют с Оливером Грандом ответственность за случившееся. Именно это и будет написано в официальном заключении «Коулбрук интернэшнл».

— Дело закрыто, — резко произнес Джеймс. — Лили, мои симпатии и сочувствие не играют в данном случае роли, и теперь тебе придется жить с осознанием вины своего мужа.

Артемас подошел к столу и, оперевшись о край двумя руками, в упор взглянул на Джеймса:

— Не за что наказывать Лили. Вряд ли она страдает меньше нашего, я даже слышать этого не хочу.

Касс подалась вперед:

— Что касается меня, то я хочу услышать ее извинения в адрес Джулии.

Лили, сверкнув глазами, подняла голову:

— Страх затмил ваш разум, но вы тем не менее должны признать, что она тоже была в курсе.

От волнения у Артемаса перехватило дыхание, его охватил страх, что он никогда не сможет заставить себя признать это. Касс в ярости вскочила с места. Джеймс сжал ручки коляски, ошеломленно застыли Майкл с Элизабет. Артемас смог лишь выдавить:

— Это ложь. И не может быть правдой. И никогда больше не говори нам этого.

Она нерешительно поднялась, но тотчас выпрямилась и покачала головой:

— Бог с вами, вы никогда не узнаете правды, и совесть ваша никогда не будет чище моей.

Артемас в отчаянии молча наблюдал, как Лили покидала комнату.

Она была права.

Несколько месяцев спустя, когда дом, столь любовно построенный ею и Ричардом, затерялся среди цветов и распустившихся деревьев, Лили собралась уезжать. Поживет пока у тети Мод, потом решит, что делать дальше.

Почти все было продано, чтобы оплатить судебные издержки и долги архитектурной фирмы Фрэнка и Ричарда. «Коулбрук интернэшнл», как она и ожидала, быстро восстановил свое положение. Все мечты Артемаса осуществились, но он не смог противостоять корпоративному решению. Умом она все понимала, но сердцем простить не могла.

Артемас приехал за день до ее отъезда. Этот визит оставил самые мрачные воспоминания. Мод с сестрами даже не пошевелились в их присутствии, внимательно наблюдая за ним. Он предложил помощь: одолжить — дьявол, дать — денег, чтобы она смогла открыть дело где-нибудь в другом месте. Было ли это вызвано сочувствием или попыткой удержать ее от возвращения в Маккензи — или тем и другим вместе, — Лили не интересовало. Отказ рассердил его, но, похоже, не удивил.

Она, прощаясь, шла через пустые комнаты, поглаживая деревянные резные ручки, рассеянно вытирая пятна на стенах.

«Если не можешь смириться, значит, не должна сломаться» — так обычно говаривала мать.

Она чувствовала себя на грани срыва.

Второе января. Прошел целый день нового года.

Артемас бросил папку с записями на стол и повернулся к окну. Неприглядная картина автостоянки и нагромождение обычных офисных зданий из стекла и бетона напомнили ему, что это арендуемое фирмой здание было лишь жалким подобием неоготической грациозности Коулбрук-билдинг с его зелеными насаждениями, напоминающими величественные парки и сады.

Он уполномочил адвокатов продать Коулбрук-билдинг инвесторам, желающим сделать вложения в недвижимость. Пусть обновят вестибюль и отремонтируют здание. Конечно, ни о каком мосте и величественном саде с возвышающейся голубой ивой и речи быть не может.

Артемас начал взволнованно расхаживать по комнате. Он мог бы не продавать это здание, а доделать, как планировалось. Не важно, что окружающие воспримут это смелым предприятием, главное, это стало бы дурным поступком по отношению к своей семье и семьям погибших служащих.

Он остановился, равнодушно уставившись на огромную рождественскую елку; рабочий развернул ее поперек улицы. Все Рождество прошло как во сне. Они собрались у Элис и Джеймса в их новом каменном доме над рекой Чатахучи. Это место располагало Джеймса к думам о средневековье, которым брат всегда интересовался. Пожалуй, судя по настроению каждого из них, этот праздник казался Коулбрукам таким же приятным, как пребывание в темной, роскошной тюремной камере.

Ему хотелось знать, как отмечает Рождество Лили, каковы ее дальнейшие планы, хотелось знать все, что она делала в течение последних месяцев. Он не спешил встречаться с ней только потому, что хотел дать ей возможность восстановить силы. Тамберлайн звонил ей регулярно, но разговаривал недолго.

— Артемас? Мне очень нужно с тобой поговорить.

Артемас увидел в дверях Тамберлайна. Надо же — легок на помине!

— Проходи. Я тебя и не заметил. Извини.

— Ты витал в каких-то заоблачных высях.

— Гораздо ближе.

«До Голубой Ивы пятьдесят миль».

Он мог бы переехать туда, но дело в том, что Лили жила в городе у тети. Значит, надо наладить отношения со всеми остальными, причем очень деликатно, без каких-либо конфронтации и агрессий.

— Что? — Он недоумевающе посмотрел на хмурое лицо Тамберлайна.

Тамберлайн закрыл дверь.

— Среди рабочих в поместье ходят слухи, — Тамберлайн секунду колебался, — что кто-то расчистил место Маккензи. Будто собираются там жить. Думаю, это Лили.

Хопвел кипел от злости, заставляя качаться рождественские гирлянды на парадной двери Мод и красные ягоды на веточках нандинии [20]. В холле раздались легкие торопливые шаги, за обледенелыми окнами показалось какое-то красно-белое пятно. На пороге появилась Маленькая Сис.

— О, Хопвел, с Новым годом!

В глазах ее угадывалась лукавинка и злость, а также немного кокетства. Хопвел, смутившись, отвернулся.

Ужасная женщина! У нее есть внуки, и ей не следовало бы так смотреть на него.

На голове у нее он увидел большой венок из ветвей остролиста, перевязанный красной лентой, распутно вплетенной в седые волосы, заколотые на макушке. В вызывающе красном свитере и голубых джинсах, она, скрестив ноги, словно застыла у двери. Маленькие красные кристаллики кварца покачивались под мочками ушей.

— Чем обязана вашему посещению? Если признаетесь, я угощу вас вином и имбирным печеньем.

Он сжал кулаки и сунул руки в карманы ветхого пальто с такой силой, что швы, казалось, вот-вот совсем разойдутся.

— Лили, конечно, здесь нет? Клянусь, я знаю, где она. Вы что, принимаете меня за дурака? Думаете, я не в курсе, что она делает все эти месяцы? Полагаете, она безнаказанно может творить все прямо у меня под носом?

Радушное выражение постепенно сошло с лица Маленькой Сис.

— Если бы ты не был неряшливым старым отшельником, который только и делает, что смотрит телевизор, ты бы уже давно заметил это.

— Мои дела тебя не касаются, слабонервная старая пьяница!

— Неплохо бы призадуматься! За несколько лет ты совсем запустил магазин, дом и теперь выглядишь как оборванец! Со смертью твоей жены, с очередной отсидкой Джо твоя жизнь еще не кончилась!

— Я хочу поговорить с Лили!

Он топнул обшарпанным ковбойским ботинком. Одна ягода нандинии упала на венок Сис. Выпятив трясущуюся челюсть, он грозно наклонился к Маленькой Сис.

— Она действительно ошивается на ферме с тех самых пор, как переехала сюда? Херберт Бетти в садоводческом центре в Виктории сказал мне, что весной она покупала семена и удобрения. Но ведь здесь она ничего не выращивала…

Маленькая Сис пальцем ткнула в его грудь.

— Однажды она съездила на свою старую ферму и вернулась, одержимая одной-единственной идеей — работать там. Тогда ей станет лучше. Понятно, что ты бы этого не одобрил, поэтому мы молчали. Но ведь она всего лишь уезжает с нашими садовыми инструментами и проводит там кое-какие опыты!