Лили стояла у каменных ступеней террасы, вовлеченная, очевидно, в горячий спор с Джеймсом. Охранник держал ее за руку, гости с любопытством взирали сверху. Артемас встретил ее взгляд, полный решимости и тревоги, быстро, почти незаметно кивнул охраннику. Тот немедленно отпустил ее и отошел.

— Мне надо срочно поговорить с Элизабет, — процедила она сквозь стиснутые зубы.

— Какого черта ты здесь? — вмешался Джеймс. — Ворваться к нам в разгар вечеринки и устроить здесь смехотворную сцену.

— Джеймс. — Артемас обратился к брату ласково, но тем не менее в голосе его чувствовалось строгое предупреждение. Джеймс повернулся к нему, до боли сжав ручку трости. — Ради Бога, не мешай. Мы и сами разберемся.

— Я дал слово не тешить свой характер, ты тоже. По-видимому, ты уже нарушил наше соглашение.

Лили нетерпеливо хмыкнула.

— Позовите, пожалуйста, Элизабет.

Артемас нахмурился:

— Что случилось?

— Пусть это останется между мной и Элизабет. Она, если захочет, расскажет тебе позже.

— Если это так уж необходимо, встречайся с ней в моем присутствии.

— Нет.

Злость и расстройство послышались в его голосе.

— Ты ставишь меня в неловкое положение. Жаловаться на нашу сестру сейчас не время и не место.

Она посмотрела на него так, словно он предал ее. В глазах ее мерцал голубой лед.

— Не беспокойся о своем чертовом вечере, — язвительно заявила она. — Я не омрачу его, но не уйду, пока не поговорю с Элизабет. Наедине.

К ней наклонился Джеймс:

— Ты все время врываешься в нашу семью независимо от того, стоишь ли ты перед нами или находишься в тысячах милях отсюда, но мы не позволим выставлять себя на посмешище перед другими.

— Не обольщайся. Если хочешь увидеть, как я буду драться, что ж, можешь сказать своему лизоблюду-охраннику, что это один из местных обычаев.

Артемас жестом прервал ее, ощутив себя в западне, упав духом из-за ее непонятного поведения:

— Расскажи мне, или, ей-богу, я сам спущу тебя с холма.

Его слова произвели на нее ошеломляющее действие, но она не отступала:

— Хорошо, я уйду, но буду появляться здесь до тех пор, пока не добьюсь своего.

— Ага, значит, и впрямь у тебя есть план! — злорадно заявил Джеймс.

Артемас с ледяным спокойствием бросил:

— Сейчас же замолчи! Мне стыдно за тебя.

Джеймс опешил, как от увесистой затрещины. Никогда еще Артемас не говорил с ним подобным образом. Лицо его побелело, он еле слышно произнес:

— Видишь, до чего она нас довела?

Артемас и без него прекрасно видел: все, что он любил, холил, лелеял, рушилось! Это читалось в уязвленных глазах Лили, проявлялось в неуважении Джеймса и в возникновении чувства внутреннего отвращения к нетерпеливой толпе сплетников, наблюдающих с террасы. Он взял Лили под руку.

— Давай пройдемся.

— И не подумаю!

Он остановился, сжал руку и почувствовал ее напрягшиеся мускулы. Еще секунда — и первый грандиозный скандал займет свое место в тридцатилетней истории Голубой Ивы.

Элизабет, Элис и Майкл уже спешили к ним по ступеням.

— Прекратите! Пожалуйста, прекратите! — умоляла Элизабет. — Что случилось?

— Нам надо поговорить, — быстро ответила Лили. — Это личное.

— Нам с тобой? — Элизабет выглядела изумленной и испуганной.

Лили пыталась высвободиться из рук Артемаса, игнорируя ехидную ухмылку Джеймса:

— Пожалуйста!

— Но… я тебе ничего не сделала.

— Речь не о тебе, а о твоих детях.

Элизабет от удивления раскрыла рот:

— С детьми все нормально. Няня повела их наверх.

— Нет, не все!

Артемас ослабил хватку, чувствуя, что недооценил ее и она теперь никогда не простит ему этого. Элизабет тотчас оттолкнула его:

— Дай ей пройти!

Она взяла Лили за руку. Лили, горько взглянув на Артемаса, последовала за Элизабет.

Семья в напряжении ожидала за закрытыми дверями кладовой дворецкого. Казалось, нервы вот-вот не выдержат. Появилась Кассандра с доктором Сайксом.

— Какого черта? — Кассандра указала рукой на дверь. — Разве им есть о чем разговаривать?

Вслед за пронзительным криком тяжелая белая дверь распахнулась, и из комнаты, дико вращая глазами и угрожая кулаками, выскочила Элизабет. Майкл с Артемасом бросились к ней.

— Элен приставала к нему! Джонатану! Она дотрагивалась до моего сына! Я убью ее! Убью!

Все переполошились, обступили Элизабет.

— Я задушу эту сучку! Никому не позволю! О Боже!

— Пойдем вместе, — сказал Артемас.

Лили, какая-то опустошенная, застыла в дверях кладовой. В этот момент он любил ее больше, чем смог бы выразить словами, даже если бы представился случай.

— Поможешь? Пожалуйста.

Она кивнула.

Няня, окруженная возбужденными от злости Коулбру-ками, призналась в содеянном.

Элизабет была слишком возбуждена, чтобы расспрашивать своего сына. Надеясь, что няня лишь напугала его, Артемас нежно перенес мальчугана в детскую, заполненную самыми разнообразными игрушками, начал шутить с ним, щекотать его голые пятки. Такая забота со стороны взрослого мужчины к ребенку произвела на Лили неизгладимое впечатление. Ричарда таким она видела лишь однажды.

Артемас поговорил с Джонатаном; выяснилось, что и раньше няня неоднократно задабривала его, чтобы поиграть в свою странную игру.

Элизабет качала головой, закрыв лицо ладонями, все еще находясь под впечатлением услышанного. Джеймс покровительственно поглаживал ее по плечу, Касс сочувственно — по голове.

Слезы брызнули из глаз Лили от такого дружного участия всей семьи в страданиях одного из близких. Артемас подхватил ее под руку, и они вышли в коридор. Он ласково смотрел на нее, Лили же с негодованием вспомнила его обвинения на ступенях террасы.

— Могла бы сказать, зачем тебе Элизабет, — упрекнул он.

— Мог бы поверить мне на слово. Ты ведь думал, что Джеймс прав.

— Я думал о тебе весь день, желая видеть рядом. Ты появилась как раз тогда… — Он осекся. — Пусть все летит к черту. — Он говорил как-то невыразительно и вяло. — Ни один из нас не может отринуть свою гордость.

— По крайней мере хоть какая-то польза есть. Элизабет мне поверила, и ее дети теперь в безопасности.

— Никто и не усомнился, даже Джеймс. Спасибо, прости, что тебе пришлось столько вынести.

Он погладил ее по голове, а затем заключил ее в глубокие, удобные объятия, и она с благодарностью положила голову ему на грудь. Как хорошо — никаких фейерверков, никаких угроз, никаких вопросов.

Она обвила его руками и в течение этого короткого перемирия предавалась любви и нежности.

— Извините, — вполголоса сказал Майкл.

Лили резко подняла голову. Артемас же высвобождать ее ничуть не торопился. Майкл благоразумно отвернулся:

— Ты поговоришь с Элизабет? Нам никак не удается ее успокоить.

— Конечно, я сейчас.

Майкл кивнул и пошел обратно в детскую.

— Возвращайся, — высвободилась Лили из объятий Артемаса. — Они нуждаются в тебе, особенно Элизабет.

— А ты никогда не признаешь, что нуждаешься во мне, — бросил он с вялым смирением. — Тут наша взаимная честность кончается.

Она ничего не ответила. Он молча отвернулся. Очарование исчезло.

На следующий день Лили в тревоге выбежала из дома на лай Люпы. У крыльца стояла Элизабет. Ее белокурые волосы растрепались, а лицо раскраснелось от полуденной жары. В помятом платье спортивного покроя и белых кроссовках, она выглядела так, будто прибежала с вечеринки.

— Я предупредила дома, что прогуляюсь, — объяснила она, по-видимому, еще не совсем придя в себя от горя. — Они смотрят на меня как курицы-несушки. Думают, что у меня нервный стресс. Может быть. Может, не стоило появляться здесь без предупреждения?

— Вряд ли ты пришла, чтобы спросить разрешение, — задумчиво ответила Лили.

— Я не поблагодарила тебя за твой смелый поступок. Если бы ты действительно ненавидела нас, ты бы просто наплевала на все происшедшее.