„Теперь я требую, чтобы мой внук Пир-Мухаммад ибн Джехангир был моим наследником и преемником; он должен удерживать трон Самарканда под своей суверенной и независимой властью, чтобы он заботился о гражданских и военных делах, а вы должны повиноваться ему и служить, жертвовать вашими жизнями для поддержания его власти, чтобы мир не пришел в беспорядок и чтобы мои труды стольких лет не пропали даром; если вы будете делать это единодушно, то никто не посмеет воспрепятствовать этому и помешать исполнению моей последней воли“.
„После этих советов он приказал явиться всем эмирам и вельможам и заставил их поклясться великою клятвой, что они исполнят его завещание и не допустят, чтобы было оказано этому какое-либо сопротивление; затем он приказал отсутствующим эмирам и военачальникам принести те же клятвы“ [Зимин, с. 500–502].
А вот завещательное распоряжение Джанида (Аштарханида) Субхан-Кули-хана (правил в 1680–1702 г.). В августе 1702 г. Субхан-Кули-хан заболел, говорится в источнике. Болезнь хана не поддавалась лечению. Тогда Субхан-Кули-хан потребовал к себе эмиров и близких лиц, „будучи в состоянии бодрости“, сделал им такое завещание: „Я точно знаю, что птица моей души скоро вылетит из клетки тела и найдет убежище в божественном чертоге… Мое завещание таково: я усмотрел на челе моего внука, Мухаммад-Мукима, сияние огней царствования и зрелость ума. Среди моих детей он благородный с той и другой стороны и потому я назначаю его своим преемником“. Эмиры и близкие к хану лица склонили к земле свои заплаканные лица и сказали: „Мы, подчиняясь августейшим приказаниям и заветам, не уклонимся с пути повиновения им…“ [Мухаммед Юсуф Мунши, с. 176–178].
Для обозначения наследника престола у народов Средней Азии и Казахстана, Поволжья и Крыма в рассматриваемую нами эпоху (XIII–XIX вв.) употреблялось несколько слов. Одно из них — калга (варианты написания: каалга, калхан, калкан); это же слово пишется также кагилгай, а в некоторых случаях — кагилхани (или кугулхани). Происхождение рассматриваемого сановного титула неизвестно; по предложению известного российского востоковеда В. Д. Смирнова, кагилгай — вероятно, монгольское слово; согласно мнению польского исследователя З. Зайончковского, форму кагилгай кажется вполне удобным объяснить как „пусть будет утвержден“, т. е. „пусть наследует“ [Смирнов, 1887, с. 358–362, 439: Зайончковский 1969, с. 20, 23]. В сочинениях мусульманских авторов понятие „наследник престола“ передается также словами варис, но чаще — валиахд. Для обозначения второго наследника престола (а случаев, когда при жизни первого наследника престола назначался и второй, было немало) используется словосочетание — валиахд//сани [Бартольд, т. 5, с. 537].
Наследник престола иногда носил титул хана. После завоевания Хорасана (1507 г.), говорится в источнике, Шейбани-хан (ум. в 1510 г.) назначил своим наследником престола (валиахд) своего сына Тимур-султана и пожаловал ему титул хана, вверив ему управление Самаркандом. Шибанид Абдулла (правил в 1583–1598 г.) еще при жизни своей позволил своему сыну, Абд ал-Мумину, как наследнику престола (калга), носить титул хана, поэтому отца называли Улуг-хан („Старший, или Великий, хан“), а сына-наследника Кичик-хан („Младший, или Меньший, хан“).
В „Сборнике летописей“ Рашид ад-Дина утверждается, что Угедей (правил в 1229–1241 г.) объявил Ширамуна, своего внука, наследником престола и „воспитывал в своей ставке“. По словам Джувайни, когда умер сын Бату, Сартак, (1255–56 г.), Мунке-хан (правил в 1251–1259 г.) отдал приказ, чтобы Баракчин-хатун, старшая из жен Бату, отдавала приказы и „воспитывала“ (несовершеннолетнего) сына Сартака, Улакчи, до тех пор, пока он вырастит и заступит место отца“ [Рашид ад-Дин, т. 2, с. 118; Джувайни, изд., т. 1, с. 223]. О том, какое именно воспитание и обучение получал наследник престола до некоторой степени можно судить на примерах воспитания Газан-хана и Муким-хана.
Газан-хана (правил в 1295–1304), сына Аргун-хана, сына Абага-хана, сына Хулагу-хана, сына Тулуй-хана, сына Чингизхана, с рождения воспитывали как будущего „великого государя“, и с четырех лет он „пребывал в ставке своей бабушки Булуган-хатун и „неотлучно состоял“ при своем деде Абага-хане (правил в 1265–1282 г.). Когда царевичу Газану исполнилось пять лет, Абага-хан поручил его китайскому бахши Яруку, чтобы „он его воспитал и обучил монгольскому и уйгурскому письму, наукам и хорошим их, бахшиев, приемам. В течение пяти лет он превзошел в совершенстве эти предметы, а затем упражнялся в искусстве верховой езды, стрельбы из лука и игре в чов-ган“ [Рашид ад-Дин, т. 3, с. 138–141].
Выше уже упоминалось, что Аштарханид Субхан-Кули-хан (правил в 1680–1702 г.) назначил своим преемником (третьим по счету: первые два наследника престола погибли при жизни хана) своего внука Муким-султана. Когда Мукиму было еще только четыре года, говорится в источнике, его „великий дед“, в целях приобретения учености и великих совершенств „той жемчужиной моря государства и величия, назначил к царевичу совершенных наставников и знаменитых учителей для обучения его религиозным наукам, точным знаниям, искусству письма, верховой езды, стрельбе из лука, военным потехам и другого рода сведениям, необходимым для управления государством, для воспитания благородства и разных руководящих начал энергии и храбрости“ [Мухаммед Юсуф Мунши, с. 130].
Однако здесь необходимо упомянуть об одной важной детали рассматриваемой темы, на которую обратил внимание академик В. В. Бартольд, а именно: как в государстве Тимура, так и в государствах Чингизидов „разницы между воспитанием наследника престола и воспитанием других царевичей не могло быть, так как не было точно установленного порядка престолонаследия; кроме того, государство считалось собственностью всего рода, и отдельные царевичи в своих уделах были почти совершенно самостоятельными правителями; вмешательство главы династии происходило только в тех случаях, когда удельный князь обнаруживал мятежные наклонности или ссорился с другими князьями, или когда область подвергалась явной опасности от дурного управления, от внешних или внутренних врагов“ [Бартольд, т. 2, ч. 2, с. 54].
Есть множество примеров, указывающих на то, что наследники престола жили каждый в своем уделе. Но есть примеры и обратного порядка: так, при Аштарханидах (1599–1785) с титулом калга было сопряжено звание правителя Балха, и Балх являлся официальной резиденцией наследника престола, в то время как Бухара была резиденцией хана. По словам Махмуда ибн Вали, автора многотомного „Бахр ал-асрар“, наследник престола (по терминологии источника — калка) согласно правилу местничества располагался при узбекском дворе в XVII в. по левую сторону от престола.
Единственным правовым основанием при наследовании власти по завещанию являлась личная воля завещателя. Последняя воля усопшего государя о наследнике престола принималась во внимание, но не связывала безусловно царевичей и знать. Так, в частности, не было исполнено завещательное распоряжение Угедея, Тимура, Субхан-Кули и многих других государей. В одних случаях наследнику престола по завещанию отказывали во власти, ссылаясь на то, что он „не достиг зрелого возраста“, а в других — право на власть по завещанию открыто признавалось как притязание, захват. Последнее положение нагляднее всего иллюстрируют действия потомков Тимура после его смерти в 1405 г.
Тимур еще при жизни назначил наследником престола своего внука Пир-Мухаммада. Но после смерти Тимура никто не признал этого наследника по завещанию государем. Пир-Мухаммада не поддержали даже военачальники, давшие Тимуру клятвенный обет, что свято исполнят его последнюю волю (см. выше). Назначенного волею Тимура наследника престола предупредил другой внук Тимура, Халил-Султан, сын Мираншаха и Севин-беки, внучки золотоордынского хана Узбека (правил в 1313–1341 гг.) и захватил Самарканд. Вот что рассказывает о том, что произошло дальше, Ибн Арабшах, очевидец событий тех лет.
