Монголами было запрещено давать своим государям и знати многообразные цветистые титулы, как то делают другие народы, в особенности мусульмане. Согласно Ясе Чингиз-хана, как ее излагают Абу-л-Фарадж и Джувайни, „тому, кто на царском троне сидит, один только титул приличествует — хан или каан. Братья же его и родичи пусть зовутся каждый своим первоначальным, личным, именем“ [Вернадский, 1939, с. 43, 54].
Этот пункт Ясы соблюдался достаточно строго, и, насколько известно, все монгольские ханы до и после вступления на престол носили одно и то же имя. Правда, есть отдельные случаи, когда уже царствующие Чингизиды принимали второе, мусульманское, имя. Так, например, Чагатаид Тармаширин (правил в 1330–1334 г.), будучи ханом, принял ислам и стал называться Султан Ала ад-Дин; Джучид Узбек-хан (правил в 1313–1341 г.) в 1321 году принял ислам, а заодно и мусульманское имя — Султан Мухаммад. Кстати, именно с этого времени, с середины XIV в., арабское слово султан сделалось в улусах Джучи и Чагатая титулом каждого члена династии, происходившей от Чингизхана.
Итак, правовым основанием для получения сана хана служили принадлежность претендента к „золотому роду“ и воля большинства Чингизидов и высшей аристократии. Царствующий род как бы делегировал одного из своих членов на исполнение определенных функций, наделив его известными правами. Ниже рассмотрим вопросы о прерогативах и функциях государя, но прежде для полноты сведений дадим описание церемонии интронизации хана у древних монголов.
Хотя по видимости все вопросы престолонаследия решались на курултае, однако в действительности обсуждение и признание прав соответствующего кандидата на престол происходили на сходках царевичей заранее, еще до начала работы собственно курултая (см. выше, раздел 2). На всемонгольском курултае, как отметил В. В. Бартольд, происходил только акт провозглашения хана, торжественной присяги и торжественного восшествия его на престол. Все это сопровождалось определенной церемонией.
Всемонгольский курултай для торжественного утверждения нового суверена созывался старшим членом царствующего рода или временным правителем государства (регентом). Время его созыва определялось заранее и оповещалось по улусам через гонцов. В назначенный срок и в определенное место со всех концов обширной империи съезжались царевичи, дяди и двоюродные братья царевичей, царевны, зятья-гурганы, влиятельные нойоны и старшие эмиры, должностные лица, а также покорные монголам цари и правители; и все они являлись туда в нарочитом множестве, со свитой и челядью, с большими дарами и приношениями.
Прибывшие на курултай высокие гости размещались в шатрах, число которых достигало тысячи, и были заняты удовольствиями и развлечениями. А тем временем звездочеты делали свои астрологические наблюдения и по гороскопу выбирали благоприятный для интронизации хана день.
Царевичи же, во главе с самым старшим по возрасту из присутствующих членов царствующего рода и наиболее влиятельные эмиры (нойоны) и сановники собирались в отдельном шатре и вели разговоры о делах государства и царствования. Курултай, на котором провозглашался новый суверен, длился по нескольку недель (например, курултай 1229 года — сорок дней, курултай 1246 года — более четырех недель и т. д.). Участники такого курултая, согласно рассказу Джувайни (изд., т. 1, с. 147; пер., т. 1, с. 186), „каждый день надевали новую одежду другого цвета“. По свидетельству Плано Карпини, в первый день курултая 1246 года, когда великим ханом провозгласили царевича Гуюка, „все одеты были в белый пурпур, на второй — в красный, и тогда к упомянутому шатру прибыл Куйюк; на третий день все были в голубом пурпуре, а на четвертый — в самых лучших балдакинах“ [Плано Карпини, с. 74].
Церемония интронизации хана происходила в специально возведенном по такому случаю шатре, который, согласно Плано Карпини (с. 76), монголы называли „Золотой Ордой“. После того как завершались долгие словопренья (когда присутствующие хвалили кандидата на престол, а тот, „как это обычно бывает“, отказывался, перепоручая это каждому царевичу) и наступал выбранный звездочетами благоприятный день, совершался сам акт торжественного восшествия избранника на престол и торжественной присяги. Все присутствующие, по обычаю, обнажали головы, развязывали пояса и перекидывали их через плечо. Двое самых старших по возрасту членов ханского рода брали за руки избранника и усаживали на „престол верховной власти и подушку царствования“.
По рассказу доминиканца Симона Сен-Кентина, который передает здесь слова Бенедикта, спутника Плано Карпини, перед избранником, сидящим на троне, царевичи клали меч и говорили: „Мы желаем, мы просим, мы приказываем, чтобы ты владычествовал над всеми нами“. А кандидат на престол верховной власти так обращался к присутствующим: „Если вы хотите, чтобы я царствовал над вами, то готовы ли все до одного делать то, что я прикажу, приходить, когда бы я ни позвал, идти туда, куда я пошлю вас, предать смерти всякого, кого я прикажу?“. Присутствующие отвечали, что они готовы. Тогда избранник говорил: „Мой приказ будет мой меч“. С этим они все соглашались. Затем кандидата на престол царствования сажали на белый войлок, говоря ему: „Смотри вверх и познай бога, и смотри вниз и увидишь войлок, на котором сидишь. Если ты будешь хорошо управлять своим царством, будешь щедр и будешь поступать справедливо, и почитать каждого из князей соответственно его рангу, то будешь царствовать во славу, весь мир преклонится перед твоим правлением и господь пошлет тебе все, что ты пожелаешь в сердце твоем. Но если ты будешь делать противное, то будешь несчастен, отвержен и беден так, что этот войлок, на котором ты сидишь, не будет оставлен тебе“. После этих слов царевичи сажали на войлок также жену коронуемого принца и вместе с ними обоими, сидящими там, поднимали вверх несколько раз и громогласными криками провозглашали: „Император и императрица всех татар“ [цит. по кн.: Путешествия в восточные страны, с. 219, прим. 207].
Все собравшиеся как внутри огромного шатра, „Золотой Орды“, так и вне ставки вместе с царевичами девять раз (так по Рашид ад-Дину: по Джувайни — три раза) преклоняли колени и вновь громогласно выкрикивали имя нового хана. Затем царевичи и высшая знать давали письменную присягу в верности новому суверену. По выходе из шатра совершали троекратное поклонение солнцу. А после все принимались за чаши и неделю, другую занимались пиршествами [Джувайни, изд., т. 1, с. 147–148, 206–207; пер., т. 1, с. 186–188, 251–252, 567–568; Рашид ад-Дин, т. 2, с. 19, 119, 132–133].
Небезынтересно отметить, что монгольский обряд избрания нового хана сохранялся примерно в той же форме у казахов и узбеков Средней Азии до конца XIX в. Вот описание церемонии торжественного провозглашения нового хана у казахов XIX в., которое дает А. И. Левшин (1799–1879). Для избрания нового хана назначалось определенное время и место, куда собирался народ и где открывались „частные совещания“ и „маленькие круги для решения, кого избрать себе главою и кому поручить быть представителем каждой толпы в верховном совете знатнейших правителей народных“. Когда число прибывших на церемонию людей считалось „довольно велико“, назначалось „решительное общее собрание“; тогда расстилались рядами ковры и войлоки, на которых султаны, старейшины, бии и родоначальники размещались по старшинству, знатности и власти; а простой народ становился за ними сзади. „Почетнейшие по летам и опытности“ открывали курултай, смелые оживляли оное, сильнейшие давали направление собранию; и, наконец, все вместе вели оживленные словопренья, которые продолжались два, три и более дней. Когда кандидат на престол получал согласие большинства султанов и знати на царствование, наиболее влиятельные лица ханства из султанов и биев объявляли ему о том, сажали его на „тонкий белый войлок“ и трижды приподнимали войлок за концы, провозглашая: „Хан! Хан! Хан!“. Едва белый войлок с ханом касался степной травы, как он снова подхватывался подбегавшей толпой, которая вновь поднимала и опускала войлок на землю. Затем белый войлок, служивший как бы троном, разрывали на мелкие части, и всякий старался унести лоскуток как память того, что он был участником торжественного провозглашения хана. Этот обряд вознесения на белом войлоке (в тюркоязычных источниках: хан кутармак; в ираноязычных источниках: хан бар даштан), начинавшийся торжественно и упорядоченно, завершался шумным многодневным пиршеством [Левшин, 1832, ч. 3, с. 126–127].
