В анонимном сочинении под названием «Шаджарат ал-атрак» («Родословие тюрков»), составленном на персидском языке в XV в., есть рассказ, по которому Узбека обращал в ислам и дал ему имя Султан Мухаммад Узбек-хан туркестанский шейх Саййид-Ата; это событие будто бы произошло в 720 г. хиджры (12 февраля 1320 г. — 2 января 1321 г.). Примечательно, что и на монетах Узбек-хана, чеканенных с 721/1321–1322 гг., его полное имя пишется в форме «Султан Мухаммад Узбек-хан», а монеты, чеканенные в более раннее время, обычно содержат легенду: «Верховный Султан Узбек».
Начиная с Узбек-хана, все золотоордынские ханы были мусульманами и имели кроме личного тюркского имени еще мусульманское имя. Так, судя по монетам, у Джанибек-хана (правил в 1342–1357 гг.) мусульманское имя было Султан Джалал ад-Дин Махмуд, у Бердибек-хана II (правил в 1357–1359 гг.) — Султан Мухаммад, у Токтамыш-хана (правил в 1379–1395 гг.) — Султан Насир ад-Дин и т. д.
По утверждению хорезмийского историка Муниса, во время ханствования Узбека, в связи с окончательным утверждением в Золотой Орде ислама, тюркским словом бек (бий) было вытеснено монгольское нойон.
В связи с принятием династией Джучидов ислама заслуживает быть особо отмеченным тот факт, что во второй четверти XIV в. и в государстве Чагатаидов ислам был объявлен официальной религией. Таким образом, уже в XIV в. ислам сделался государственной религией на всем пространстве, завоеванном монголами на западе, от Южной Руси до границ собственно Монголии и Китая.
Властная элита Золотой Орды поддерживала не только магометанскую религию. Во многих городах Крыма, Поволжья и т. д. мечети соседствовали с церквами и монастырями. В частности, в столице государства Сарае при Узбек-хане, по свидетельству великого арабского путешественника Ибн Баттуты, который посетил его в 1333–1334 гг., было «13 мечетей для соборной службы; одна из них шафийская. Кроме того, чрезвычайно много других мечетей. В нем (Сарае) живут разные народы, как-то: монголы — это настоящие жители страны и владыки ее; некоторые из них мусульмане; асы, которые мусульмане; кипчаки, черкесы, русские и византийцы, которые христиане. Каждый народ живет в своем участке отдельно» [СМИЗО, т. 1, с. 306].
В другом источнике XIV в. говорится, что население Золотой Орды многочисленно и разношерстно по составу, что наряду с христианами между ними «есть и мусульмане и неверные». Судя по всему, в XIII–XIV вв. властелины Золотой Орды проявляли полную толерантность в делах веры своих подданных.
О природе веротерпимости Джучидов замечательно метко говорится в письме брата Ордена Миноритов, Иоганки Венгра, в 1320 г. побывавшего в Золотой Орде. «Ведь татары, — писал он главе Ордена, барону Михаилу, — военной мощью подчинили себе разные племена из народов христианских, но позволяют им по-прежнему сохранять свой закон и веру, не заботясь или мало заботясь о том, кто какой веры держится, — с тем, чтобы в мирской службе, в уплате податей и сборов и в военных походах они (подданные) делали для господ своих то, что обязаны по изданному закону» [Аннинский, с. 90–91].
Подводя итог исламизации Джучиева Улуса в XIV в., следует сказать, что распространение магометанства успешнее всего шло в среде властной элиты и городского населения Золотоордынского государства. Кочевая степь — Дешт-и Кипчак — в XIV в. в целом была очень поверхностно затронута мусульманством, и жители степи в массе своей оставались еще во власти старых шаманистских воззрений, о чем свидетельствует сохранение древних языческих обрядов погребения.
В начале XV в. эмиром Едиге (Идики, Идику) была предпринята попытка насильственного внедрения ислама среди кочевого населения Золотой Орды.
Едиге — вообще легендарная личность. «О нем сообщают длинные рассказы, — пишет неизвестный продолжатель „Летописи ислама“ аз-Захаби (ум. 1449 г.). — Я встретился с человеком, который видел его (Едиге), знал дела его и провел с ним несколько лет. Он рассказывал мне про него удивительные и необыкновенные вещи относительно его отваги, познаний, обходительности, умения начальствовать и величия его» [СМИЗО, т. 1, с. 553–554]. А вот что сообщает о Едиге Ибн Арабшах (ум. 1450 г.), долгие годы живший в Мавераннахре и на рубеже 20–30-х годов XV в. побывавший в Золотой Орде: «Был он очень смугл лицом, среднего роста, плотного телосложения, отважен, страшен на вид, высокого ума, щедр, с приятной улыбкой, меткой проницательности и сообразительности, любитель ученых и достойных людей, сближался с благочестивцами и факирами, беседовал (шутил) с ними в самых ласковых выражениях и шутливых намеках, постился и по ночам вставал на молитву, держался за полы шариата, сделав Коран и сунну да изречения мудрецов посредниками между собою и Аллахом Всевышним. Было у него около 20 сыновей, из которых каждый был царь владычный, имевший свой особый удел, войска и сторонников. Правил он всеми делами Дештскими около 20 лет. Дни его [правления] были светлым пятном на челе веков, и ночи владычества его — яркою полосою на лике времени» [СМИЗО, т. 1, с. 473–474].
Эмир Едиге происходил из тюркизированного монгольского племени мангыт и сделался легендарным богатырем еще во времена правления золотоордынского хана Токтамыша (1379–1395 гг.). Однако его фактическое вхождение во власть состоялось лишь после полного поражения Токтамыша от эмира Тимура в 1395 г. События развернулись таким образом, что с тех пор и до самой своей кончины в 1419 г. он был полновластным правителем большей части Золотой Орды. Но Едиге, не будучи Чингизидом (потомком Чингиз-хана по мужской линии), не принимал титул хана, а носил только титул «эмир» (в значении монгольского нойон и тюркского бек или бий; этими титулами в государстве потомков Джучи и в Чагатайском улусе именовались представители военно-кочевой аристократии) и возводил на престол подставных ханов из потомков Чингиз-хана, оставаясь при них амиром ал-умара («эмиром эмиров»).
Едиге в короткое время привел в порядок государство, расстроенное двумя (1391 г. и 1395 г.) опустошительными нашествиями эмира Тимура и, по словам автора «Мунтахаб ат-таварих-и Му’ини», положил начало в Улусе Джучи «тонким правилам и великим законам». В частности, он, как замечает арабский автор Макризи (ум. 1441 г.), запретил «татарам» продавать детей своих в неволю, вследствие чего значительно уменьшился привоз их в Сирию и Египет. В другой раз всесильный «эмир эмиров» обратил свой высокий взор на состояние религии ислама в государстве потомков Джучи. Вот что сообщает в этой связи Иосафат Барбаро, итальянский купец, проживший много лет (1436–1452 гг.) в Тане, венецианской колонии при устье Дона:
«Магометанская вера стала обычным явлением среди татар уже около ста десяти лет тому назад. Правда, раньше только немногие из них были магометанами, а вообще каждый мог свободно придерживаться той веры, которая ему нравилась. Поэтому были и такие, которые поклонялись деревянным или тряпочным истуканам и возили их на своих телегах. Принуждение же принять магометанскую веру относится ко времени Едигея, военачальника татарского хана, которого звали Сидахамет-хан» [Барбаро, с. 140].
О конкретных мерах принуждения не сообщается.
Примечательно, что одновременно с Едиге усердно заботился о распространении ислама в своих владениях хан Моголистана Чагатаид Мухаммад (правил в 1408–1416 гг.). Как передает Мирза Хайдар, автор официальной истории могольских ханов, согласно повелению этого государя, все моголы (т. е. кочевое население страны) должны были носить чалму; непослушным вбивали в голову подковные гвозди. Такими вот жестокими мерами Мухаммад-хан, по словам сочинителя «Тарих-и Рашиди», добился того, что большинство кочевых племен и родов Моголистана стало мусульманами.
План Едиге — насильственно обратить в мусульманство всех кочевников Дешт-и Кипчака — в какой-то степени, возможно, и укрепил религиозный принцип. Однако эти силовые методы решения религиозных задач не привели все же к полной победе ислама над всей Кипчакской степью. Во всяком случае, по свидетельству И. Шильтбергера и Ибн Арабшаха, побывавших в Золотой Орде в 20–30-е годы XV в., а также по рассказам ряда других авторов, в XV в. в Дешт-и Кипчаке было много язычников, т. е. многие придерживались шаманизма. Такая обстановка сохранялась в части Дешт-и Кипчака и в XVI, и в XVII вв.