— Плохо выглядишь, — начеркала на отдельном листке Томка Полякова.

— Ночью не мог уснуть, кошмары мучили, — отписался я. — В чёрной комнате сидел «черный человек» и смотрел на меня. К чему бы это?

— Так тебе и надо, вот к чему, — закончила диалог в письменном виде вредная одноклассница, отобрав у меня свой листочек.

«Если бы задачка так просто решалась, то армянское радио этим бы не занималось, — задумался я, пропуская мимо ушей объяснение нового материала учительницей химии и биологии. — Итак, сначала мне сниться сон про «Колесо сансары», затем «чёрный человек» подбрасывает значок с надписью «Колесо сансары». Кто этот чёрный? Почему избегает прямого контакта? Может быть, меня специально сбивают с толка? Вдруг этот лектор Дроздов, рассказывающий о сансаре, совершенно не причём? Или наоборот, мне через подсознание дают понять, что за Дроздовым теперь нужен глаз, да глаз? Всё таки я там в 2020 году сплю, а здесь в 1987 пока живу».

После долгожданного звонка на перемену, в коридоре я быстро шепнул Рысцову, что учёба для меня на сегодня закончена:

— Если спросят — куда делся Молчанов? Ответишь, что у меня температура 38 и 3. Скажешь, что ушёл на дистанционную самоподготовку.

— Где справку возьмёшь? — Спросил друг, почесав бестолковку.

— Что-то с Широкова и компании никто справок не требует. — Я кивнул на наших хулиганов, которые сейчас пошли в туалет курить. — А они на половину уроков вообще забили.

— Сравнил тоже. В школе вся учительская молится на те дни, когда они восемь классов закончат.

— Тоже верно. — Улыбнулся я. — Скоро, в девять часов, откроется гастроном, метнусь туда за шоколадкой, затем в медпункт за справкой, а потом в 17-ую школу поеду. Время Рысец дорого.

Я хлопнул Андрюху по плечу, и поспешил на первый этаж, сначала нужно было посетить кабинет труда. Наш школьный трудовик Артём Иваныч, по прозвищу «Двапоставлю», человеком был замечательным, только сильно пьющим. Именно поэтому на его золотых руках не хватало двух пальцев, и когда он на нас криворуких балбесов орал, что два поставит, народ в кабинете падал со смеху. В восьмом классе душевные уроки труда были заменены на занятия профориентацией, которая проходила вообще в другом здании, но если кому-то надо было что-то подпилить, подточить или припаять, то к Артёму Иванычу мы всё ещё захаживали. Оплату за шабашки до 1986 года 55-летний трудовик брал исключительно в жидкой валюте и лишь после антиалкогольной горбачёвской реформы он перестроился на рубли.

— Чё хоть это за хреновина? — Спросил меня Артём Иваныч, разглядывая нунчаки, которые сделал собственными руками по моим чертежам.

— Это новая взбивалка для теста, — соврал я. — В журнале «Бурда Моден» мама рекламу увидела, вот я специально и заказал ей на День рождения. Чтобы лучше тесто взбивалось.

— А зачем эти палки цепью крепятся между собой? — Насел дотошный трудовик, который становился невыносимым занудой пока не принимал на грудь 100 грамм «антисептика».

— Потому что «Бурда Моден» — это немецкий журнал, а у немцев всё не как у людей. — Снова соврал я и, быстро засунув нунчаки в школьную сумку, протянул трудовику десятку, полученную от десятиклассника Генки Третьякова. — Держи, Иваныч, здесь ровно на одну бутылку успокоительной белой жидкости.

— До Горбача можно было два успокоительных купить и ещё бы на закусь осталось, — проворчал Артём Иваныч по прозвищу «Двапоставлю», пряча деньги в старый потёртый кошелёк.

В посёлок имени Орджоникидзе к старенькой двухэтажной деревянной школе №17 я добрался только к 12-ти часам дня. Пока школьную медсестру уговаривал, подсовывая ей шоколад, чтоб она мне справку сделала, пока занёс своё фото в редакцию «Шахтёрской кочегарки», чтобы мне выдали удостоверение внештатного корреспондента, пока в центре города дождался нужный автобус, в общем три часа как корова языком слизала. «Без мотоцикла работать решительно невозможно», — злился я неизвестно на кого, войдя в фойе первого этажа поселковой школы.

— Куда идешь?! — Преградила мне путь вахтёрша тётя Маша, невысокая сухонькая женщина лет шестидесяти.

— Тёть Маш, это я, Валера Молчанов, учился здесь до четвёртого класса.

— Тута много кто до четвёртого учился, я спрашиваю, куда идешь? — Вахтёрша для пущей убедительности взяла в руки швабру.

— Вот. — Я протянул свеженькие корочки внештатного корреспондента. — Я собираю материал для статьи про инновационные технологии в сфере школьного образования. Автоматизация, компьютеризация, три дэ моделирование, использование виртуальной реальности для уроков по истории и географии.

— Вертальной реальности? — Задумалась примерно на минуту тётя Маша. — Ты лучше вот о чём напиши, у нас второй год крыша протекат. Вот такая у нас реальность. — Пробормотала вахтёрша, пропустив меня в школу.

О пропавшей в январе этого года и позднее найденной мертвой Лизе Ильиной со мной согласились поговорить две её лучшие подруги Таня и Оля. Обе девушки сказали, что Лиза была отличницей и хотела уехать после школы поступать в Москву. Соответственно с парнями не бегала, корпела над учебниками.

— Скажите, а Лизу кто-нибудь подвозил на машине примерно за месяц до того как она пропала, где-то в декабре перед Новым годом? — Спросил я, ещё больше утвердившись в мысли, что маньяк охотился исключительно на так называемых «принцесс».

-Ха, — усмехнулась Таня. — Какая машина? Да, Лизка бы ни к кому в машину и не села. У неё родители строже некуда.

— Да, особенно папа у неё — зверь. А помнишь, мы на остановке стояли, — вдруг оживилась Оля. — И Лизу с матерью кто-то подвёз. Она ещё потом хвасталась, что ей в ателье новое платье сшили к Новогоднему празднику.

— Точняк, — пробормотала Таня.

— Что за машина, как выглядел водитель? — Задал я два наипервейших вопроса.

— Красная вроде бы была машина, — задумчиво произнесла внимательная Оля. — А водитель? Ну, мужчина какой-то, молодой.

— А не белая, и мужчина за рулём сидел не молодой, а солидный, лет так сорока? — Уточнил я.

— Да, не помню я, — отмахнулась Ольга.

— Нет, красная была машина, а водителя я не видела, — твёрдо ответила Татьяна. — Только ерунда всё это. Машина, водитель. За ней сосед старался ухаживать, над которым мы все втроём ржали.

— Точно. — Заулыбалась Оля. — Лесник местный, Лёнька Козырев. Но ему Лизкин папаня так один раз так врезал вглаз, что Лёнька со своими цветочками больше не лез.

«Ого! Вот это поворот!» — присвистнул я про себя и сказал вслух:

— Спасибо девчонки, много вы мне интересного рассказали. Пойду я.

— А на дискотеку к нам в субботу придёшь? — Ухватила меня за руку Таня. — Мы наливочки достанем домашней.

— Я, девчонки, подумаю, — соврал я, чтобы не обижать ни Олю, ни Таню, ни тем более Дину Гордееву.

Лесника Леонида Львовича Козырева я застал в тот момент, когда он, взяв охотничью двустволку, и одевшись в болотные сапоги и брезентуху, шагал на окраине посёлка по пустынной дороге в сторону леса. Его верный пёс Вулкан, злющий в непосредственной близости от дома хозяина, за его пределами мирно бегал, виляя кольцеобразным хвостом.

— А я уж думал ты сегодня не придёшь, — огорошил меня лесник Козырев. — Видишь, с каким опозданием в лес собрался на обход территории. Всё утро тебя прождал.

— С чего ты взял Леонид Львович, что я должен был сегодня прийти? — Спросил я, чисто автоматически сунув руку за нунчаками в школьную сумку. «Если дёрнется мозги вышибу», — зло подумал я.

— Вот. — Лесник вынул из внутреннего кармана замусоленную тетрадь, развернул её и зачитал. — Первого октября в четверг в первой половине дня придёт Валерка-футболист и спросит про убитую Лизу Ильину. Расскажи ему всё.

— Не понял? — Пробормотал я.

— Это мой дневник. Я думаю, ты сейчас ведёшь примерно такой же. — Козырев спрятал тетрадь обратно за пазуху. — В нём много чего есть, про то, что СССР скоро развалится, про то, что доллары нужно будет купить перед гиперинфляцией, это когда деньги обесценятся. Написано ещё про то, что ни в коем случае нельзя покупать акции МММ. А если покупать, то продать их нужно срочно до июля 1994 года.