Сережа спрашивает:
— Кто?
— Да ну тебя в корыто! — говорит пузан.
Пошел прочь и заревел.
Ксеня догнала его, зашептала:
— Я доскажу тебе, доскажу, ты завтра приходи!..
24
Речка движется всей гладью, закручивает на быстрине воронки.
Ксеня на бережке сидит в красном сарафане. Рядом с нею Сережина одежда и башмаки.
— Мелковата река! — кричит Сережа, главный герой.
— А вы подальше зайдите! — кричит Ксеня.
Рядом с нею его одежда с оловянными пуговицами. И башмаки. А сама она в красном сарафане.
— Камни острые! — кричит Сережа.
— А вы плывите! — кричит Ксеня.
А рядом с нею, значит, Сережина одежда и башмаки.
Сережа бултыхнулся в воду и поплыл. Поплыл, поплыл саженками, с перевертом на спину, а после снова саженками.
— Течение сильное! — кричит Сережа.
— А вы ближе к берегу! — кричит Ксеня.
Вдруг нырнул. Долго не было головы над рекой. Ксеня даже привстала…
А вот вынырнул. Отфыркивается. Замахнулся и бросил что-то на камни.
Ксеня подняла, а это беззубка.
— Это вам! — кричит Сережа.
— Вот невидаль! — кричит Ксеня.
Из-за поворота вынеслись две байдарки с туристами. А Сережа нырнул.
Байдарки несет течением прямо к этому месту. Туристы веслами машут в разные стороны.
— Остановитесь! — кричит Ксеня.
А ее не слышат.
— Поворачивайте! — кричит Ксеня и бежит по воде.
А ее не понимают. Не слышат и не понимают. Размахивают веслами.
Вдруг Сережина голова появилась возле байдарки. Отфыркивается, окаянный!..
Туристы испуганно оглядываются. Уходят вниз по реке.
Тут только Ксеня подняла подол сарафана. Вымок подол, потемнел.
Сережа постоял на стойке. Попрыгал, обсох.
Ксеня говорит:
— До свиданья. Мне пора.
— Да подождите, — просит Сережа, — сейчас я свое чертово сукно надену, вместе пойдем.
По правде-то говоря, торопиться ей некуда. Но и Сережу ждать ни к чему. Куда это ей с ним вместе идти?
А Ксеня-то ждет!..
Сережа спрашивает:
— Как вы живете тут?
Ксеня косу заплетает и говорит:
— Как живем, обыкновенно живем.
— Да разве в такой красоте можно жить обыкновенно? Я бы, наверно, тут каждый день балдел.
— Мы ведь не туристы, — говорит Ксеня. — У нас не всё праздники, есть и будни.
Так ему, Ксеня, в таком духе и отвечай.
— До свиданья, — говорит Ксеня. — Мне сюда, на вал. А в гостиницу можно пройти низом.
Сережа обдумывает.
— Ну и я по валу пройдусь, если не возражаете. Что хоть за вал?..
А Ксеня-то не возражает!..
Вместе поднимаются по кочковатому склону, руками за траву хватаются.
Внизу, слева, открылся перед ними городской парк.
И вдруг Ксеня видит, как туда, вниз, скатывается человек. Знакомая такая фигурка! Только листья летят из-под ног в разные стороны. Скатился и побежал.
«Да это ж Толик!» — думает Ксеня.
Толик, а кто же! Но она его не кричит. Не кричит она его, а надо бы!
Ксеня идет рядом с Сережей и Толика не кричит.
— Красивая панорама, — говорит Сережа и глядит за реку.
А Ксеня все смотрит вниз, вниз. Но там уже никого не видно. Нету Толика. Был и нету. Одни деревья.
— Что? — спрашивает Ксеня.
— Я говорю, церкви какие-то на горизонте.
— Это архитектурные памятники, — говорит Ксеня. — У нас их столько, что не счесть.
— Да-а… — шепчет Сережа. — Дух захватывает… Пижоним в Москве, по эскалаторам бегаем, а здесь-то какая красотища!..
— А вы в монастыре были? — спрашивает Ксеня.
— Не был.
— И близко не подходили?
— Не подходил.
Ксеня улыбается.
Чему улыбаться. Толик-то внизу один.
25
А весной она была в монастыре с Толиком. Березы голые стояли на мокрой земле. Грачи кричали, налаживали гнезда. Возле стены трава зеленела — прошлогодняя или новая. А по канавам еще лежал снег. Монастырские башни нагрелись на солнце.
Ксеня с Толиком просовывали головы в разбитые окна и кричали.
Он:
— Ксе-ня!
Она:
— То-лик!
Он ей руки грел своими руками. Потом шарф свой поверх ее воротника завязал.
А под конец написал карандашом на стене возле амбразуры: «Ксеня и Толя. Восемнадцатое апреля».
Вот какой это был день.
А Сережа рядом о чем-то говорит.
— Что? — спрашивает Ксеня.
— Я говорю, вечерком сводите монастырь посмотреть?
Ксеня качает головой:
— Нет…
«Я гадкая, — думает Ксеня. — Что это я затеяла? Зачем нарядилась? Зачем иду с ним? Ведь все видят. Как же я теперь буду здесь жить?»
— До свиданья, — говорит Ксеня в третий раз. Мне туда.
— Куда?
— На колокольню.
— Зачем?
— Отец там работает, — говорит Ксеня. А сама ведь ждет.
— Звонарем?
— Нет, слесарем. Куранты чинит.
— Ксеня, — говорит Сережа и падает на колено. — Марфута — воеводская дочь, возьмите!
— Да что вам там делать-то? — спрашивает Ксеня.
— Да никогда не был на колокольне, понимаете? И вряд ли когда доведется.
Ксеня колеблется.
— Ну, хорошо, идемте, — говорит она. — Только быстрее. У меня там дело.
А сама рада. Вот ведь какой сюрприз.
26
Колокольня уходит в небо в два яруса. Выше только птицы летают. А там уж и облака.
А внизу двор, мощенный белыми плитами. Между ними пробивается зеленая травка. Здесь пробьется, там пробьется. Сама по себе растет.
Смотри, Ксеня, может, походить понизу, не заноситься так высоко?
— Вот сюда, — говорит Ксеня. — Осторожно, тут начинается лестница.
Под сводами после солнца прохладно и темно.
— Иду, иду, — говорит Сережа. — Где вы тут? Дайте-ка руку.
Ой, Ксеня, не давай руки!
— Вот я! Осторожно, тут поворот, — говорит Ксеня.
Руку-то она ему отдала. Ну, бог с ней, с рукой. Ведь не навеки. Подержит и обратно отдаст.
Вот уже и светлеет. Полукружьем окна.
— Пришли, что ли? — спрашивает Сережа.
— Да нет, первый ярус. Куранты-то на втором.
С первого яруса двор как на ладони. По двору ходят туристы. Кто фотографирует друг дружку, кто книжку листает, кто рисует, забившись в тень.
— Благодать! — говорит Сережа и вздыхает. А руку не отдает.
Отдай руку-то! Чего вцепился? Ксеня, потяни!
— Выше, выше! — говорит Ксеня и тянет Сережу.
И снова они в темноте.
— Поворот! — говорит Ксеня. — Еще поворот!
Вдруг голуби вспорхнули, забили крыльями.
— И еще поворот! — говорит Сережа. И поворачивает Ксеню к себе.
— Ну уж это вы… — говорит Ксеня.
Да оттолкни ты его, оттолкни!
«Не смейте!» — хочет сказать Ксеня.
Но он уж и слово смял своими губами. Ах ты, какая оказия! Да ты беги, беги!
Ксеня вырвалась и побежала. Но не вниз, а вверх, по лестнице.
Выбежала на светлый ярус, на солнечный луч.
Где же отец?
На полу газета с недоеденными огурцами. На дощечке углем написано: «Обед».
Сережа за спиной говорит:
— Послушайте, Ксеня…
А она и не слушает.
Обернулась, взялась за веревки:
— Если тронете, ударю в колокола.
А со второго яруса видны купола. Вот они, синие, стоят перед глазами. Ласточки парят между ними. А дальше — желтые равнины, редкие деревеньки, прозрачные рощицы и снова поля.
— Ах, — говорит Сережа, — как хорошо! Хотел бы я жить на этой колокольне.
— Ну и живите, — говорит Ксеня. А сама глазами улыбается.
Полно улыбаться-то, ты улыбаться еще погоди.
— Ксеня! Не сердитесь, — говорит Сережа. — Мне самому мерзко. Отпустите веревки.
Ну уж небось схватишь, если нужно будет, отпусти.
— Плохо вы поступили, — говорит Ксеня. — А теперь дайте дорогу.
— Куда вы, Ксеня, постоим еще!
А она уж из гулкой темноты кричит:
— Нет!..
27
Нет Ксениного отца, это худо. Теперь уж она совсем одна. Домой отец пошел, на обед.