Где-то с четверть часа пришлось еще ему про фэншуй и чакры с колесом Сансары втирать, пока он не успокоился и не махнул рукой на мое художество. Ну, подумаешь, еще один тихий сумасшедший, если так подумать, разве кто-то нормальный на такую работу добровольно пойдет?

Вы получаете + 0,4 условные единицы магии смерти.

Вот так! Огромный бык, и всего 0,4 у.е. дохода. А всего за первую рабочую смену мне перепало 1,9 единицы некроэнергии. Я же не все эти часы, не покладая рук и топора, животных умерщвлял. Их вообще забивают за день всего несколько особей. Ровно столько, чтобы покупателям хватило. И мясо, которое мне с собой в конце работы выдали — оно тоже, оттого же. Просто остаток последнего животного раздается, который продать до закрытия рынка не сумели, холодильников же нет еще, до завтра все просто рискует испортиться.

А такие маленькие цифры объясняются очень просто: при забое, когда вся смерть случается единовременно, выплеском, мой ритуал способен мне переправить лишь очень маленькую часть потока. Не зря в народе бытует мнение, что некроманты — сущие живодеры и злодеи, старающиеся обязательно помучить свою жертву. А они, просто, таким образом, побольше энергии смерти для себя, размазано во времени выжимают.

Уходя с работы, тщательно стер тот участок пентаграммы, который служил уловителем некроэнергии. Мне же не нужно, чтобы пришедший мне на смену другой забойщик вдруг получил в своем интерфейсе странную запись о полученных дробных единицах магии смерти. У него же родство к этой стихии вряд ли сыщется, еще помрет чего доброго.

Целую неделю на рынке без выходных отпахал, пока не счел себя готовым снова в библиотеку отправиться. Степа, когда ей об этом своем желании сказал, аж расцвела вся:

— Молодец, Сашка! Знания — это самое дорогое, что у нас есть!

Хм. А я думал, самое дорогое для женщины — это ее семья. Впрочем, об этом пусть у Семы голова болит, его жена, ему ее и воспитывать.

— Скажите, а у вас есть книги по исцелению инфекционных болезней при помощи магии? — Задал я вопрос библиотекарю, когда мы со Степой туда добрались.

— Молодой человек, — библиотекарь воззрился на меня, пытаясь передать хоть кроху собственных знаний, — самолечением заниматься опасно! Надеюсь, болеете не вы сами, не хотелось бы, знаете заразиться. Когда испанкой болел, думал уж, не выживу.

— Нет-нет! — Зачастил я в попытке оправдаться. У меня вообще никто не болеет. Я для собственного саморазвития хотел про это почитать. Я же курсант, будущий маг. Мне меньше чем через год свою собственную стезю выбирать.

— Ну, тогда ладно. — Смилостивился ответственный за книжные знания товарищ. — Сейчас посмотрю, что у нас есть по этой теме. — Вас только лечение инфекционных болезней интересует?

— Не только. Просто, у меня сегодня по плану именно они. Вдруг на смену испанке еще какая-нибудь гадость придет. Хотелось бы быть к подобному готовым.

Стопка книг, вынесенная для меня работником библиотеки из книжного хранилища, оказалась ничуть не ниже, чем подобная же башня, лежащая на столе перед Степанидой. М-да! Надеюсь, что там отыщется то, что меня интересует.

Хм. Не может быть, чтобы никто из великих целителей прошлого не задумывался при помощи некромагии инфекции подавлять…. Но факт остается фактом: во всей той большой стопке книг по целительству не нашлось ни одного упоминания использования магии смерти по такому вот нецелевому назначению. А между тем, я почти не сомневался, что даже со своим невеликим талантом и никакими знаниями смогу подобное осуществить. Вся проблема в этом самом «почти». Страшно воздействовать магией смерти на мелкую девчонку, не будучи в точности уверенным в результате.

А с другой стороны… Зухра вообще, без присмотра родителей как сорный цветок растет. У ее тетки дома своих мал-мала-меньше. На мои робкие слова в прошлый раз, что девчонку лечить надо, она сказала, как отрезала:

— У меня на целителей нет денег! Помрет, значит помрет.

Хорошо еще, что этот разговор я тогда затеял, в отсутствие самой девчонки. Не думаю, что ей бы такие откровения единственной родственницы пришлись бы по вкусу.

И вот как теперь быть? По уму, надо бы всякие дополнительные лабораторные испытания проводить. На кошечках. Ну, или на зэках каких-нибудь, их мне гораздо меньше кошек жалко. Только вот чувствую, что времени у моей маленькой улыбчивой соседки совсем мало осталось. Если в первый раз она закашлялась только в самом конце нашей встречи, то вчера, когда видел ее гуляющей по улице, она уже кашляла гораздо чаще и гуще.

На ум вообще только дурацкое приходит, у самой девчонки спросить, рискнет ли она жизнью, чтобы никем неопробованное лечение у мага-недоучки проходить.

Вот считал этот поступок дурацким, ну, про то, чтобы спросить у самой девочки, лечить ли ее с риском для ее жизни, а на деле именно так и поступил. Не удержался, когда, возвращаясь вечером из библиотеки, ее одну на нашей совсем не освещенной улице повстречал. Ночная улица, вообще-то не место для разговора с маленькими девочками, но вот как-то сам собой разговор завязался, пока я ее до дома ее тетки провожал.

— Я понимаю, дядя Саша, — неожиданно взрослым, серьезным голосом ответила мне Зухра, остановившись, когда я ей все свои резоны и перспективы обрисовал. — Мне же уже одиннадцать лет, я не маленькая, все понимаю. И папка у меня перед смертью так же кашлял. Все деньги на Целителей потратил, да только не помог никто. А еще он сказал, что на нас, на его семью, наложено проклятие, и потому мы обречены. Так что, я согласна. Делайте, что задумали. Только… если можно, то прямо сейчас пойдемте, а то я буду всю ночь переживать и сомневаться.

Сначала я собирался заспорить в ответ на ее ненаучное заявление о каком-то проклятии. Ведь четкие же симптомы, как по писанному: туберкулез это. Ну, или чахотка, если называть диагноз по-старому. Но потом подумал: кто знает, может проклятие как раз и стимулирует развитие тех самых микобактерий туберкулеза.

— Тебе придется снять кофточку. — Скомандовал я, когда мы до моего дома с ней добрались. — Мне нужно будет касаться кожи на твоей грудной клетке своими ладонями. Юбку можешь оставить.

Зухра густо покраснела, но требуемое выполнила безоговорочно. Сняла и легла с голым торсом на мою кушетку. А титечки то совсем махонькие еще, детские, чего стесняется, спрашивается.

Черт! А о том, как потом извлекать из тела девочки отработавшую свою задачу некроману я изначально и не подумал. В темпе принялся вычерчивать взятыми из печки углями на полу пентаграмму. Такую я уже на рынке, перед забоем скотины, чертил неоднократно, поэтому даже в листок со шпаргалкой подглядывать не пришлось.

Ну, вот и все готово. Надо быстрее начинать, а то в комнате не жарко, кожа Зухры уже сплошь мурашками покрылась. Опять от подступающей ответственности и банального страха неудачи отвлекаюсь на постороннее! От волнения вообще чего только не приходит в голову!

А дальше была долгая и напряженная работа. Вроде, некромана и послушна хозяину как пес какой, но надо же и научить ее, что конкретно ей сделать то в чужом организме требуется.

— Дядя Саша, у меня в груди все жжется, словно я угольки проглотила. Это нормально? — Спросила Зухра, которая все это время вполне себе в сознании оставалась.

Еще бы мне кто подсказал, что тут правильно, а что нет.

— Сильно жжется? — Спросил я, чуточку ослабляя напор воздействия.

— Сейчас чуть меньше, а вообще, терпеть можно. Только побыстрее бы.

— Так уже скоро заканчиваю. — Сказал я, и в самом деле, откуда-то поняв, что поставленная мной перед магией задача практически выполнена.

А потом я принялся за проведение ритуала извлечения вложенной некроманы к себе обратно. И тут что-то пошло не так!...

Ага, слыхал я шутку, что у сапера самый страшный возглас — это тихое, едва слышное «ой». Вот и у меня этот самый «ой» начался. Именно начался, потому что вместо вкачанных двадцати трех единиц некроманы, к тому же, большая часть этой некроманы вообще должна была в живом организме так или иначе нейтрализоваться. Так вот, вместо двадцати трех единиц, некромана практически нескончаемым ручейком ко мне потекла.