— Егор, ты иди. Я здесь подожду. — Проводив их взглядом, я обессилено опустилась на стул, стоящий на посту и уставилась в стену отсутствующим взглядом.

Кардиология. Так вот отчего мне было так неспокойно. Хоть бы все наладилось. Он же выкарабкается? Нет, я даже не буду в этом сомневаться. Он- сильный, он обязательно выздоровеет!

— Ты можешь пройти. — Услышала я равнодушный голос медсестры. Когда это она успела вернуться на свой пост?

Я шла навстречу мрачному Егору на негнущихся ногах. Впервые я не чувствовала своего тела и не могла им управлять. Было такое ощущение, словно я деревянная кукла на шарнирах, и невидимый кукловод управляет каждым моим движением.

Врач приоткрыл дверь палаты и тихо сказал:

— Только недолго. Ему нельзя волноваться. — Я молча кивнула и зашла внутрь часто моргая из-за набежавших так несвоевременно слез.

Дядя Миша лежал в одиночной палате. Глаза закрыты, дыхание ровное, как будто он спал. На большой кровати он казался гораздо меньше, чем был на самом деле. Все его тело было утыкано какими-то мигающими датчиками, трубочками, системами и он казался совсем беспомощным. Я тихо подошла поближе и аккуратно коснулась его перебинтованной руки, после чего он открыл глаза и с трудом посмотрел на меня. Здесь так разило лекарствами, что меня затошнило.

Проглотив внезапно образовавшийся в горле ком, я смахнула слёзы, наклонилась и поцеловала его в щёку. Мне было страшно. Страшно, как никогда.

Как будто почувствовав мой страх, он чуть заметно сжал своими слабыми пальцами мои.

Ему было плохо. Очень плохо. Я это сразу увидела по его безжизненному взгляду, я чувствовала это, пока прижималась к его холодной щеке губами. И сейчас, я крепко держала его руку и не могла оторваться. Мне казалось, если я отпущу, то он уйдёт и больше уже никогда не вернётся.

— Не бойся. — Я не была уверена в том, что он это сказал, но я отчётливо это поняла.

— Я не боюсь. — Слёзы катились по щекам и я уже была не в состоянии это изменить, хоть, врач и просил его не тревожить.

— Я люблю тебя! — тихо сказала я. Я успела. Я это сказала и он меня услышал, и закрыл глаза, а по морщинистой щеке скатилась одинокая слеза.

Приборы противно запищали, а я все стояла и держала его за руку. Не было смысла дёргаться, бежать за помощью. Он ушел. Я это точно знала.

— Девушка! Сейчас же выйдите из палаты!

— Покиньте палату!

Я медленно разжала свои скрюченные пальцы и его рука мягко и безвольно упала на матрас. — Прощай. — Тихо прошептала я и вышла.

Когда умерла мама, я была совсем ребёнком и, слава богу, я этого не видела. Да, мне и тогда было страшно, больно и одиноко, но сегодня…. Сегодня я увидела смерть своими глазами.

Не помню, как Егор оказался рядом со мной, не помню, как вывел меня в коридор. Помню только, как судорожно рыдала у него на груди, вцепившись пальцами в лацканы его пиджака. Я так боялась его отпустить. Так боялась.

— Тшшшшш, — он гладил меня по волосам, крепко прижимая к себе. — Тише, тише. Тебе принести воды?

— Нет! Не уходи! Только не бросай меня, пожалуйста! — обняла его, вцепившись изо всех сил, головой прижалась к его груди, слушая, как отчаянно быстро бьется его сердце.

— Ну, что ты, глупенькая. Я никуда не уйду. Я тебя никогда не брошу. Слышишь?! Никогда! — новый мощный поток слез полился из моих глаз и он ещё крепче прижал меня к себе, целуя мои волосы.

— Егор, Егорушка, это все. Конец, понимаешь?! — зачем-то выбралась из его объятий и посмотрела на него. Конечно, ему было плохо. Возможно, даже хуже, чем мне. Но он держался. Держался ради меня. Остались только мы. Больше никого. Мы одни.

— Иди ко мне, — он прижал меня к себе. — Это не конец, глупенькая. Это только начало. — Каждое слово давалось ему тяжело. Я слышала, как он непривычно хрипит. Я понимала, что должна его поддержать, но успокоиться никак не удавалось.

Последующие дни я плохо помню. Егор отложил работу и занимался исключительно организацией похорон, но и про меня не забывал. Я перебралась в его комнату. Временно, конечно.

Целыми днями я лежала в его кровати. Спала или просто лежала с закрытыми глазами, делая вид, что сплю. Пила воду, мало ела, ходила только в туалет и в ванную.

— Лера, тебе необходимо поесть! — в который раз Егор принёс мне поднос с едой, но я даже смотреть на нее не могла.

— Егор, я… не могу.

— Нужно через «не могу». Ты же не ребёнок, должна понимать к каким последствиям это может привести.

— Ты прав, я постараюсь.

— Егор… — уже на выходе остановила я его, садясь в кровати. — Ты прости меня за мою слабость. Знаю, как я нужна тебе сейчас. На тебя столько всего свалилась, а я тут…. Я могу тебе чем-то помочь?

— Можешь. — Он улыбнулся. — Поешь. — И вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

— Лера…, — вернувшись, добавил он, — ты нужна мне не только сейчас. Всегда. — Теперь он ушел окончательно. Мне было так приятно это слышать, что я даже попыталась улыбнуться.

В день прощания с дядей Мишей, шёл проливной дождь. Это был самый длинный день в моей жизни. Длинный и грустный.

Кладбище я помню плохо, всё, как в тумане. Кроме того, что всю дорогу крепко держала Егора за руку возле себя, боясь отпустить. Мы шли с ним под одним зонтом. Одно целое, неделимое.

Когда вернулись домой, стало немного легче.

В доме было много малознакомых мне людей, и если бы не Настя, я бы, наверное, забилась в самый дальний угол, чтобы меня никто не трогал.

— Лера, ты в порядке? — Егор озабоченно всматривался в мои глаза. Он подходил ко мне уже не в первый раз с тех пор, как мы вернулись с кладбища.

В этот момент к нам подошел очередной незнакомый мужчина со скорбным видом и монотонным голосом произнёс: «примите мои соболезнования».

— Егор, я так больше не могу! — слёзы потекли ручьем и я вцепилась в его предплечья, как за спасательный круг. — Не могу претворяться! Я устала, понимаешь! Я больше не хочу выслушивать все эти, вымученные и неискренние: «примите мои соболезнования». Может, кто-то из присутствующих и сожалеет о нашей утрате, но уверена, что не все.

— Иди ко мне, маленькая. — Прижав меня к себе, он погладил меня по спине, возвращая толику спокойствия. — Успокойся. Я рядом.

Как бы хорошо мне не было в его объятиях, сейчас не время и не место. Пришлось отпустить.

— Лерочка, пойдём, умоемся. — К нам подошла Настя и, переглянувшись с Егором, увела меня в ванную.

— Что она здесь делает? Ведёт себя, как хозяйка. Прямо бесит! — Настя указала взглядом на Ксению, которая постоянно тёрлась возле Егора с тех пор, как пришла. Её, как и Насти, на кладбище не было. Мне было не до её козней. Я безучастно посмотрела на Егора и в этот момент поймала на себе его сочувствующий взгляд и растянула губы. «Держись, я с тобой!»

Последние несколько дней, я совсем не поддерживала брата, зациклившись исключительно на себе и своей боли, что причинила потеря отчима. Эгоистично? Весьма! Все произошло так неожиданно и так быстро. И если ему было легче оттого, что Ксения была рядом, почему я должна была злится или противостоять этому?

— Брось, Насть…, они друзья. А даже, если и нет…. Это не наше дело.

— Но…

— Настя, давай выйдем на улицу. Тут как-то душно. — Обсуждать личную жизнь Егора мне совсем не хотелось. Мне, если честно, вообще не хотелось говорить. И, если бы можно было, я бы сейчас предпочла оказаться в кровати, под тёплым пледом в абсолютной тишине.

— Конечно, давай пойдём. Но ты же в курсе, что там идёт дождь?

— И что? Не сахарные, не растаем. Только погоди минутку, я сбегаю наверх за кофтой. Посидим немного в ротонде [1].

— И мне прихвати что-нибудь, там похолодало, а я совсем раздета.

Выйдя на веранду, я протянула Насте свой свитшот и сделала глубокий вдох носом. Свежий запах после дождя принёс с собой покой и умиротворение.

— Лер, ты должна знать… — подруга запнулась, явно нервничая и подбирая правильные слова.