Сегодня ей предстояло на съёмку ехать, и так решило вышестоящее руководство.

Разве не говорило решение такое о многом?

Потому-то и оказалась Агата на месте уже в половину одиннадцатого. На первом этаже телецентра Владимир проверял оборудование, параллельно дожёвывая бутерброд. Когда Агата буквально подлетела к нему, явно не смог удержаться от удивлённо вздёрнутых бровей.

– Здорово выглядишь!

– Спасибо! А где?..

Володя понимающе усмехнулся и протянул моток проводов от камеры.

– Полчаса у него ещё в запасе, торопиться некуда.

– А куда мы едем?

Ответили не сразу.

– Про «шоковую терапию» слышала?

Агата обиделась даже на мгновения.

– Конечно, что за вопросы?

– Ну, вот, репортаж готовят о том, что ни черта не улучшается. Очереди снимать поедем. Так что не такое уж и чудо у тебя в жизни произошло. А путевой ты не видела разве?

– Кто бы мне его дал…

В сказанном правда крылась – путевой лист Денис Кравцов таскал с собой, очевидно, сочтя ненужным ставить хоть в какую-то известность о предстоящей поездке. Впрочем, и не особенно важным казалось место съёмки, главное – что место то вообще существовало, в том числе и для Агаты. А какая разница, с чего начинать приобщаться к будущей непосредственной работе?

– О, а вот и наше красно-солнышко.

Услышанное прозвучало сущей издёвкой, потому что меньше всего в Денисе Владимировиче имелось чего-то светлого и лучистого. Сегодня он выглядел особенно мрачным и, подойдя – вновь ощутимо повеяло холодом, – молча пожал руку Володе; Агате же достался сухой кивок.

Сразу же всё стало как-то не так: и платье показалось слишком лёгким, – отчего иначе пресловутый морозец проник под кожу по-особенному сильно? – и к поездке мелькнуло равнодушие…

Так, стоп. Стоп, Волкова.

Отставить равнодушие. Ты вообще не должна обращать внимания на кого бы то ни было. Выполняй обязанности и прикуси язык.

Тряхнув головой, чтобы отбросить ненужные мысли, Агата шагнула к Володе и взяла протянутую сумку с запасными кассетами и аккумуляторами.

– Сколько раз я говорил купить поясную сумку?

Вопрос, произнесённый сквозь плотно стиснутые зубы с откровенным раздражением, вызвал новую волну колючих мурашек. Досадливо Агата губы сжала, чуть отвернувшись от воззрившегося на неё Кравцова. Он ведь и впрямь несколько раз говорил обзавестись небольшой сумкой на ремешке – такой же, как у Оли Митрохиной, да и вообще, у большинства сотрудников Останкино. А сама Агата, привыкшая всё распихивать по карманам да в руках таскать, позволяла требованию выветриваться из головы с удивительной скоростью.

Вдох.

Выдох.

Кое-как совладав с нахлынувшей волной страха, Агата медленно повернулась и посмотрела Денису в глаза.

Холод. Раздражение. Едва различимый прищур.

– Я забыла…

– Это я понял, – Кравцов закатил глаза. – Запиши себе на лбу, чтобы не забыть в сотый раз. Я смотрю, для тебя это привычно.

Рукам стало особенно морозно, и захотелось обнять себя за плечи, защищаясь от резких выпадов.

– Да ладно тебе, – на помощь, как и обычно, пришёл Володя – сохраняя абсолютное спокойствие, он смотал очередной провод и запихнул его в боковой кармашек на чехле от камеры. – Вот закончим, я с Агаткой съезжу, и всё купим.

Кравцов выдохнул вдруг резко, шумно, закрыв глаза. Что-то задело его во Владимировых словах: Агата осознала это словно интуитивно, и сама удивилась догадке. И тут же поспешила внушить себе, что показалось.

Денис молчал какое-то время, и не понять никак, о чём он думал, словно выпав из реальности. Слева от него как ни в чём не бывало проверял работоспособность любимой камеры Володя, а Агата стояла напротив и не смела не то, что звук издать какой – пошевелиться боялась.

– Делайте, что хотите, – Кравцов махнул, наконец, рукой и вдруг усмехнулся – безрадостно, как обычно, но с какой-то вроде бы издёвкой, глядя Агате притихшей прямо в глаза. И бросил коротко одно лишь, насмешливое, вкрадчивое: – Журналистка.

Словно с небес на землю дёргал. Словно нарочно бил наотмашь, ничего вроде и не делая.

В груди заполошно прыгнуло сердце, ударившись о рёбра, и Агата почувствовала, как впервые за долгое время в носу защипало.

Нет. Только не это. Не вздумай даже.

Журналистка.

Что же сделала она такого, чем заслужила отношение столь неприязненное? И дело ведь не в слове, брошенном словно невзначай; главным отвратный тон являлся, которым слово это пропитано насквозь.

Бестолочь.

Вот, что на самом деле он хотел сказать.

Кулаки сами собой сжались, и ногти больно впились в нежную, лишь недавно вычищенную от краски чёрной, кожу. Агата голову опустила и губу закусила посильнее, лишь бы только дыхание сдержать и эмоции свои сокрыть. Вряд ли получилось, конечно, но не давать же волю самой себе?

Со стороны лестницы подбежала женщина с волосами, в хвост высокий собранными, и бесперебойно шипевшей рацией в руке. Окинув группу скорым взглядом, она обратилась к Кравцову, не поздоровавшись и сразу к делу перейдя:

– Собрались уже? Молодцы, машина ждёт, два три восемь номер, – и затем, кивнув в сторону Агаты, легко улыбнулась. – Что, и новенькая с вами? Неужели ты сам?

В ответ фыркнули и равнодушно дёрнули плечами.

– Ещё чего. В гробу я видел по своей воле её брать. Верхи велели.

Интересно стало Агате вдруг, сколько человек уже успели узнать её заочно, а сама она о том и не догадывалась? Понятно, конечно, что Останкино – маленькая деревня в составе одной большой, Москвой которая звалась, но не настолько же, наверное…

Хмыкнув, женщина подмигнула Агате едва заметно, махнула всем сразу рукой и поспешила к лестнице обратно, на ходу что-то говоря в притихшую рацию.

– Готов? – Кравцов глянул на Володю; тот резко дёрнул собачку молнии, приставил два пальца к виску и козырнул.

– Как пионер перед девятнадцатым мая!

Шутка, конечно же, не прошла. Агата по-прежнему молчала, подавленная и какая-то словно на части разбитая; от Кравцова эмоций никто и не ждал особо.

– Поехали тогда.

Пришлось двинуться послушно следом, и слова склонившегося к уху Володи словно сквозь плотный слой ваты донеслись:

– Правильно. Раньше сядешь – раньше выйдешь.

Оглянувшись с непониманием во взгляде, Агата лёгкую в ответ усмешку поймала:

– Всё равно ничего интересного не будет.

Прозвучало это очень странно, однако уже на месте стало вдруг понятно, что не совсем уж Володя и слукавил. Несмотря на весь азарт, который горел в душе угольками, подсознание подсказывало, что история, в общем-то, вряд ли необычной оказалась бы.

Возле универмага собралась очередь пугавших размеров. В девяносто втором году в крупных городах не жили – выживали. И сейчас, выпрыгнув из служебной «газели», Агата украдкой поглядывала на людей. Внезапно стало страшновато даже – невооруженным глазом видно, что толпе совершенно никакого дела не имелось до обосновывавшихся чуть поодаль телевизионщиков. Лишь пара человек недоуменно и даже как-то с раздражением перебросилась парой слов, кивая в их сторону. Легко предположить, как далеко могли послать всю съёмочную группу разом при любой попытке расспросить кого-нибудь.

Периодически и Агата стояла в таких очередях, тянувшихся, словно змейкой извилистой, вдоль стеклянных витрин. Ей очень повезло – благодаря жившим в деревне бабушке и деду семейство Волковых регулярно получало посылки с провиантом. И в том истинная роскошь заключалась. Иные семьи, не имея такой подмоги, обрекались на часовые выстаивания километровых очередей во всё свободное время.

– Чуешь? – Агата вздрогнула и обернулась на голос: в шаге от неё Володя рассматривал толпу, щурясь от ярких солнечных лучей и отточенными движениями разматывая провода камеры. Пришлось с шумом втянуть носом тёплый воздух.

– Что?

В ответ усмехнулись и пожали плечами.

– Демократия.

Невесёлая улыбка тронула губы. Если бы кто знал наперёд, что оно вот так вот сложится…