О том как турецкие корабли ушли из Ахтиарской бухты 18 мая Суворов рапортовал Румянцеву: «Сего месяца на 15-е число по три батальона дружественно расположились с обеих сторон Инкерманской (Ахтиарской) гавани с приличной артиллерией и конницей и при резервах вступили в работу набережных ее укреплений… С полуночи на 17-е турки, выстрелив из пушки, стали убираться в поход; за противным ветром пошли буксиром».
С приближением начала переселения христиан, Стамбул активизировал свою подготовку к высадке войск в Крыму. В Черное море вошло более 170 турецких кораблей. С турецкой стороны было получено «Письмо капитана-паши Гази-Гасана-сераскира морского – начальнику флота российского», которое Суворов переслал Румянцеву в рапорте от 6 июля. Турецкий адмирал писал, что если российские корабли не уйдут из Черного моря, которое есть «наследственная область» султана, то он сочтет их разбойничими и будет топить, «тогда не гневайтесь».
Военные приготовления турок были подкреплены отказом Османской империи от контрибуционных выплат России по Кючук-Кайнарджийскому миру, воинственной риторикой и даже антихристианскими действиями. Посол России в османской империи Александр Стахиевич Стахиев сообщал руководителю российской дипломатии графу Никите Ивановичу Панину о том, что «нынешний топчи-баши (начальник артиллерии) Ахмет-бей на Перском (Пера в то время – дипломатический квартал Стамбула – А. В.) христианском кладбище обучал канониров производить скорострельную пальбу из пяти или шести вновь вылитых пушек».
Все это привело к тому, что 28 июня А. Стахиев подал мемориал (ноту) с просьбой о разрешении российской дипломатической миссии выехать на родину. А это означало разрыв дипломатических отношений, то есть, к началу июля Россия и Турция стояли на пороге войны, которая грозила перерасти в общеевропейский конфликт. Территория Крымского ханства должна была стать одним из театров военных действий. Однако, достойный ответ Суворова турецкому адмиралу и принятые меры по обеспечению безопасности крымских берегов, свели на нет все планы османов.
Создавшиеся внешнеполитические условия создавали дополнительную мотивацию для христианского населения Крыма для переселения в Российскую империю. Хотя, большинство крымских христиан, об этом ничего не знало, но знали «старшины и знатные люди». Вот они то, через своих духовных лидеров, подали Постановление крымских христиан с просьбой о принятии их в российское подданство и выводе их в пределы Российской империи.
В рапорте от 17 июля Суворов пересылает Румянцеву письмо митрополита Игнатия с двумя просьбами от христиан Крыма. Первая связана с получением монаршей грамоты, подтверждающей обещания, данные переселенцам. Вторая, «о нуждах при подъеме встречающихся, и о первом продовольствии по прибытии христиан в селения». При этом к рапорту было приложено Постановление крымских христиан. Главное в этом постановлении изложено в преамбуле:
«Все общество крымских христиан, греческого, армянского и католического законов, вступая в подданство всероссийское, с согласия и доброй воли, чрез преосвященнейшего митрополита Игнатия и просят ее императорского величества милости высочайшего покровительства и привилегии на вечность для них и потомков их от всероссийского скипетра представленных в непреложное право на основании следующих артикулов». И далее конкретные «артикулы».
Кстати, христиане «армянского и католического законов», не просто были упомянуты в Постановлении крымских христиан. Маркевич пишет: «Архимандрит Петр Маргос и патер Иаков согласились с условиями переселения, выработанными митрополитом Игнатием для греков, и сделали обращение к армянам, которые переселением были вообще довольны, сожалея только о недвижимом родовом имуществе, за которое, конечно, Суворов обещал им вознаграждение».
Суворов был не просто исполнителем, но и заботливым главой огромного христианского «семейства», и разумным советчиком для своих начальников, в вопросах связанных с переселением. Пример заботливости Суворова о переселенцах нам дает записка (от 17 июля) графу Румянцеву, которую мы приводим целиком:
«1) Под своз христиан, не имеющих подвод, потребно 6 000 пароволовых (т. е. запряженных парой волов – А. В.).
2) Место желанное было по Днепру от Казы-Кермена в гору. Но когда там селить нельзя, то просят поселить в Екатеринославку с уездом его, дабы по малой мере с Днепра рыбною ловлею и пригоном сверху Днепра же лесу довольствоваться могли.
3) Хлеб, тяжелые вещи, разные товары, а буде можно и винограды принять под образом покупки под свою защиту, а за то деньгами или чем удовлетворить, дабы одни только домы и лавки остались прежним их владыкам, а на поселении строить на место их другие; вещи же тяжелые перевозить по времени.
4) При новости, не дать места и какому их обременению: всем снабдить, во всем охранять, с одного на другое место не водить, отчего, разорясь, не роптали бы на судьбу.
5) Лето проходит, дома не поспеют. Отвесть в селениях квартиры: в Новоселице, в Каменке, в Протовчах, Чаплынке и прочих по Ореле (река, левый приток Днепра – А. В.) деревнях. Чтоб между хозяевами квартир их не было распрь, свесть два дома под образом постоя в один, таким образом, целая половина селения опростана будет для помещения христиан.
6) Защитить от всех разгневанных сим случаем хана и правительства и препроводить в целости.
7) В пути скудных провиантом снабжать, а по прибытии на место и всех как семенами, так и провиантом, доколе новый хлеб родится, пропитать».
В тот же день, когда была направлена записка графу Румянцеву, Суворов отправляет рапорт светлейшему князю Г. А. Потемкину. В нем он докладывал, что выход христиан из Крыма может быть готов в течение месяца. Поэтому и просил поторопиться с повелениями, «дабы усердие не охладилось и внутренние препоны не возросли». Суворов приводит Потемкину ориентировочное количество жителей, на которое увеличится Россия от переселения христиан из Крыма:
«Ревизия прибавляет России душ обоего пола: греков купцов 3 000, хлебопашцев 12 000, армян купцов (ибо они не хлебопашцы) армянского закона 5 000. Католического закона 1 200, я всего обоего пола больше 20 000 душ. Успех после покажет, много ли их в Крыму останется; есть ныне нежелающие».
Подготовка к переселению христиан происходила без официального сообщения об этом хану, хотя ему, скорее всего, это было известно. Хотя, пишет Суворов, «светлейший хан и правительство ведение сего не открываются и с нашей стороны им о том ничего еще не объявлено. Последственное их неминуемое негодование в большее сомнение приводит. Легче бы было, если бы ваша светлость особливо к хану о том объясниться вашею высокою особою соизволили, и к тому подарки. Хотя против целого народного волнования уже благовременные меры принять надлежит».
Суворов конкретизирует суммы затрат и говорит об одновременном массовом «выходе»: «Полагается при выходе подарить преосвященному митрополиту 3 000 руб., прочим до 5 000 (здесь указана сумма на всех – А. В.), а на подъем за подводы не меньше 50 000 рублей и ныне не без подарков, о чем я и его сиятельству графу Петру Александровичу Румянцеву-Задунайскому донес. Надлежит им подняться всем в раз».
Не забывает Суворов и о моральных факторах воздействия, поэтому и пишет: «Удостойте, светлейший князь, высоким вашим писанием митрополита в имени всего общества, весьма он сей милости от вашей светлости ожидает». Моральное воздействие письма от второго лица в государстве играло огромную роль.
Отметим, что опасения Суворова о вреде замалчивания переселения христиан оправдались. Хану Шагин-Гирею от крымской элиты поступила жалоба на Суворова и резидента Константинова на то, что они совращают местных греков и армян к переселению. Хан ответил «жалобщикам», что это ложные слухи. Однако обратил внимание Суворова и Константинова на идущие толки о переселении и о волнении местных жителей. При этом Шагин—Гирей передал Константинову заявление евпаторийских греков и армян о том, что они довольны своим подданством хану и не думают никуда уходить, «хоть саблями рубить их станут».