– Да-а. Ты у нас прямо первооткрыватель. То «Черный сентябрь» найдешь, то фальшивомонетчиков, теперь вот антисоветский центр в университете раскопал. Те два сигнала мы на отработку в другие подразделения отправили, а с этим надо будет самим разбираться. Справишься? Может, Муравьева подключить? Не хочешь, по глазам твоим вижу, не хочешь… А головку свою умненькую не сломаешь? Ну-ну.

Коротков и не думал скрывать, что сомневается в возможностях Нестерова объективно разобраться в перипетиях этого дела, но палки в колеса вставлять не стал.

– Хорошо. Зайди сейчас к Риктеву, он поможет побыстрее получить установочные данные на Завадского плюс сведения по близким родственникам; всех проверишь по учетам с пометкой «Срочно». Это первое. Второе: подготовишь рапорт на заведение дела оперативной проверки и, как приложение, план первоочередных оперативных мероприятий. Документы доложишь завтра, к десяти. Все ясно? Действуй!

– Борис Максимович, а книга?

– Что книга?

– Книгу я могу взять? Она идет как приложение к агентурному сообщению, а его еще оформить нужно.

– Сообщение «Саблина» возьми и оформляй, как положено, а книгу оставь. Слушай, что ты опять умничаешь? Иди, куда я тебя послал, умник!

Нестеров, несколько расстроенный, ведь ему, как и Муравьеву, хотелось почитать и понять, чего такого «насочинял» этот Солженицын, пошел к Риктеву, где увидел такую картину: за столом – Славка с телефонной трубкой в руках, рядом – Рубен Оганесян, еще человек пять толпятся в кабинете с непонятной целью.

– Рубен, прошу, выручи! – проникновенным голосом говорит Славка. – Я сейчас наберу номер, а ты попроси Светлану. Я сам не могу, там подруга жены работает, она знает мой голос. Ты мужик или не мужик? Тебе что, трудно два слова сказать? – В голосе Риктева звучала откровенная обида.

Рубен, конечно, знал, что Славка – любитель всяких розыгрышей, но здесь все вроде бы было чисто. Потом жены – они такие ревнивые! Одна его Галя чего стоит.

– Ладно, давай. – Он взял трубку и со своим ярким армянским акцентом стал спрашивать. – Алло! Это Светлана? Алло! Вы что молчите? Светлану можно? Светлану мне нужно! – И вдруг, услышав голос, побледнел и бросил трубку на стол, будто у него в руке оказалась ядовитая змея.

Все находившиеся в кабинете услышали доносившийся из трубки женский крик:

– Совсем из ума выжил, бабник проклятый?! На работе у меня Свету завел, да? Свету ему надо! Я тебе покажу Свету! Ты у меня света белого не увидишь со своей Светой! – И пошли короткие гудки.

Ребята еле сдерживали смех. Единственный, кому было не до веселья, Рубен. Он сидел бледный на стуле, вытирая носовым платком пот со лба, и сам себе говорил: «Она же не пустит меня домой. Где я ночевать буду?» Потом поднялся, посмотрел на всех, с горечью махнул рукой и, не сказав ни слова, вышел из кабинета.

Наступила неловкая тишина, в которой громким показался чей-то тихий голос:

– Что-то мы не то сделали, мужики.

Как бы там ни было, через десять минут у Нестерова были все нужные ему данные…

План по Завадскому был готов к половине девятого. Спасибо Сашке, помог, светлая голова, без него Нестеров вообще бы до первых петухов копался.

Сергей вышел из Управления, закурил.

«Ну, и куда? Домой? Куда ж еще? Люба на своем девичнике в «Антисоветской». Значит, руки в ноги и домой, к маме, очень кушать хочется. Кстати, надо мужиков тоже пригласить, до свадьбы осталось всего ничего, меньше двух месяцев. Сколько человек наберется? Михалыч, Муравьев, Эдик, Славка, Володька…» – Размышления подобного рода продолжились уже в метро.

– Следующая станция «Белорусская», – объявил приятный женский голос.

Его точно толкнул кто-то в спину: выйди на «Белорусской», пройдись пешочком, на девиц посмотри, как они там гуляют в «Антисоветской». Место тоже выбрали: шашлычная! Нет, чтобы интеллигентно, скромно, кафе-мороженое. В шашлычной же мужиков, как собак нерезаных. Вмажут водяры – и по бабам, а они тут как тут, родимые, рядышком. Глядишь, до нехорошего дойдёт…

Он пытался найти оправдание своим действиям, хотя, на самом деле, еще со вчерашнего дня, когда удалось выпытать у Ленки, лучшей Любиной подруги, время и место мероприятия, испытывал непреодолимое желание хоть одним глазком взглянуть на это «девичье собрание». Сергей сам себе не мог объяснить, чего здесь больше: ревности, любопытства или опасения, как бы кто не обидел его Любочку.

К началу десятого Нестеров по Ленинградскому проспекту быстрым шагом дошагал до «Антисоветской». Мороза особого не было, где-то минус пять–шесть с ветерком, так что замерзнуть он не успел.

Из громадных окон шашлычной, лишенных каких-либо занавесей и портьер, на тротуар падал достаточно яркий свет от люстр и настенных светильников, на которые не поскупилась дирекция заведения. Все, что происходило внутри, с улицы было видно как на ладони. В то же время наблюдающий, если не подходил близко к окнам, оставался невидимым для гуляющих в шашлычной.

Нестеров, прислонившись спиной к дереву у края тротуара, присмотрелся. Девчонки сидели за столиком рядом с окном, так что нашел он их сразу. Четыре подружки – одна другой краше. В глаза бросалась Леночка Заславская. Пару месяцев назад журнал «Огонек» разместил на обложке ее портрет и на последней странице сносочку сделал: фотография «Русская красавица», автор Крутицкий Г. М. А Ленка, между прочим, чистокровная еврейка, по папиной линии у нее в роду одни раввины. Вот уж она поиздевалась над девчонками: «Так кто из нас еврейка? Я или вы?». Это все, конечно, шуточки, но если не знать Леночку лично и ее родословную, то с обложки журнала на фоне зимнего, запорошенного снегом леса, в белой шали тонкой вязки, большими, прекрасными карими очами на тебя смотрит настоящая русская красавица!

Рядом с ней Татьяна Иванова. Блондинка, причем натуральная, длинные волосы собраны на голове какой-то невообразимой корзиной сложной конструкции. Голубые невинные глаза как будто говорят окружающим мужчинам: «Ах, я так одинока! Кто спасет меня в этом огромном и страшном мире?» Или что-нибудь в этом роде. Каждый из поклонников, а их у нее с десяток разных возрастов и положений придумывал свою легенду иссушающей любви. Правда, обладатели пылких чувств в основном были из числа домогателей до ее роскошного тела. А вот соискатели на звание жениха почему-то не торопились. Танечка пару раз обожглась и поэтому всех своих поклонников держала на определенной дистанции. Сливаться не позволяла, но и не гнала, оставляя для жаждущих свет мерцающей надежды…

Ее полной противоположностью была Галка Рассказова, сидевшая напротив. Красавица – не красавица, но безумно привлекательная девушка с отчаянностью искательницы приключений во всем своем облике. Она не утруждала себя глубокими моральными и философскими проблемами, жила, что называется, одним днем. Находились люди высокой морали, считавшие ее поведение легкомысленностью, граничащей с распутством, однако подавляющее большинство ребят и девчонок принимали ее такой, какая она есть: веселой, бесшабашной, безгранично доброй, органически не способной на ложь и притворство. Тем более что она никогда не вела себя вызывающе, и ее поведение было естественным. А мужики? Что мужики? У каждого свои слабости.

Рядом с Галкой, ближе к проходу, сидела Любочка. Нестеров поймал себя на мысли, что до сих пор так и не смог понять, чем она его так приворожила. Невольно вспомнились слова мамы: «Вон, какие у нее глазищи зеленые. Колдунья, прости меня, Господи! Околдовала она тебя, сыночек! Ты, кроме нее, теперь никого и видеть не хочешь, даже мать родную. А что в ней хорошего? Одно слово – колдунья!»

«Кто знает, может и права мама? – Пронеслось в Сережкиной голове. – Взять хоть сегодняшнюю картинку: девчонки одна другой краше, а мужики только на нее пялятся… А чего это официант им бутылку шампанского принес, у них еще вино не допито? Понятно… Презент вон с того столика, за которым четверо парней в одинаковых клубных пиджаках… Вот, козлы, руками машут… Какая-то эмблема на нагрудном кармане… отсюда не разобрать».