Назаров вел совещание в присущей ему манере: не отступая от намеченного плана и четко выдерживая временные рамки.

– Прошу не забывать, товарищи, что наш административный аппарат в подавляющем большинстве не имеет опыта проведения таких масштабных международных спортивных мероприятий, поэтому сбои могут происходить, что называется, на ровном месте. В свою очередь, любой промах может быть использован не в наших интересах, и в этой связи вы не должны упустить ни одной мелочи, просчитывая возможные негативные последствия действий или бездействий наших чиновников и специалистов, несущих ответственность за положение дел на своем участке.

Виктор Петрович, как один из руководителей Управления, хорошо понимал, что Универсиада – большое испытание для всех государственных, в том числе и силовых структур, перед которыми поставлена конкретная задача: не допустить повторения трагических событий мюнхенской Олимпиады. И в этой связи основная тяжесть решения оперативных задач ложится на отдел Ляпишева – оперативное подразделение, которое на восемьдесят процентов укомплектовано молодыми сотрудниками разных национальностей. Здесь, в его кабинете, помимо украинцев и русских, сейчас находились казах, армянин, чеченец и эстонец. Конечно, ребята все молодые, горячие, некоторые и года не проработали, зато прекрасно подготовлены, чего так не хватало сотрудникам в сороковые и пятидесятые годы, не откажешь им также в остром уме и хорошем нахальстве, что немаловажно в оперативной работе.

Свои мысли Виктор Петрович хорошо умел скрывать от окружающих, поэтому постановка оперативных задач происходила без пауз в заданном ранее темпе.

– Лица, прибывающие на Универсиаду с враждебными намерениями или с целью проведения конкретных акций, должны иметь возможность опереться на людей, знающих местную специфику, и для этого как раз и могут пригодиться сограждане и соплеменники, не первый год находящиеся в Союзе. Указания на это имеются в ориентировке Первого главка, о которой я сказал… – Последние слова были обращены уже к Ляпишеву. – С учетом названных обстоятельств, прошу обратить особое внимание на ситуацию в землячествах иностранных учащихся из стран Ближнего и Среднего Востока, а также Латинской Америки, в первую очередь, взяв под контроль лиц, подозреваемых в принадлежности к террористическим и экстремистским организациям. Усильте их агентурное сопровождение, «Фараона» и «Дрейка» возьмите под круглосуточное наружное наблюдение.

Генерал закрыл папку, и заключительные фразы выступления произнес в приказном порядке.

– План агентурно-оперативных мероприятий по обеспечению Универсиады прошу представить на утверждение руководства Комитета к восемнадцатому. Ответственный – начальник отдела Ляпишев Яков Серафимович… Вопросы есть? – Он посмотрел в зал. – Раз всем все понятно, тогда за работу, – сказал он, поднимаясь из-за стола.

Кто-то в полголоса подал команду:

– Товарищи офицеры!

Все встали.

– Товарищи офицеры! – ответил Назаров, давая понять, что официальная часть действительно закончена. – Жён предупредили, что переходите на казарменное положение? Если кому-то нужны письменные подтверждения, давайте подпишу, – то ли в шутку, то ли всерьез бросил Виктор Петрович, однако видимой реакции не последовало. Кто знает, чем для тебя обернется такая забота руководства?

Народ с совещания выходил довольный: никого не «расстреляли», ценные указания получили и вообще сегодня – пятница, пора по рюмке да по домам.

Замыкающим в череде отсовещавшихся оказался заместитель начальника отделения Поздняков Юрий Михайлович – «Михалыч», который немного задержался по просьбе Назарова.

– Сомов! – окликнул он Бориса, – Виктор Петрович просил тебя подготовить справку по обстановке в нигерийском землячестве. У тебя там заготовки наверняка есть. Час тебе хватит? Учти, генерал ждать не любит, так что засучи рукава и за работу… И обязательно укажи численность нигерийцев, сделай еще разбивочку на студентов и аспирантов. В общем, что тебя учить? Вперед, Боб! Ты же у нас ударник и умница, каких мало! – В голосе слышалась неприкрытая ирония, после чего Михалыч жестко, в приказном тоне продолжил. – Документ за своей подписью оставишь в нашем секретариате или у дежурного. Исполняй, боец!

Сомов изменился в лице, а Поздняков, не обращая на него никакого внимания, подхватил под руку Нестерова, шедшего несколько впереди:

– Зайди ко мне.

Через пять минут Сергей был у него в кабинете.

– «Обрадовал» ты Борьку, Михалыч, дальше некуда. У него было планов громадье, а он бедняга засел за машинку, разложил дело по нигерийскому землячеству и что дальше делать, не знает. Какие-то цифры у него вообще не бьются, расхождение то ли в два, то ли в три раза.

– Ничего, ничего, наука ему будет. Он думает, что самый умный? Всех обманул? Всё-то он помнит и знает! Да Назаров на семь метров под землей видит! Он таких молодцов-мудрецов как орешки щелкает. Вставил мне, конечно, за плохую воспитательную работу с молодыми сотрудниками и в конце приказал: больше внимания уделять воспитанию и обучению молодёжи. Вот теперь я Боба и погружаю в воспитательно-образовательный процесс.

– Жалко мужика, товарищ командир…

– Всех жалеть, жалелки не хватит. Будешь начальником, сам поймешь… Ничего, пусть работает. В последнее время действительно задаваться стал, – Поздняков махнул рукой, отсекая дальнейшие рассуждения по неинтересной для него теме. – Слушай, да хрен с ним, сам виноват, пойдем лучше пообщаемся. Славка идет, Рубенчик, как всэ-э-гда. Ты как?

– Не, Михалыч, извини, не могу. На день рождения подписался, я и так опаздываю, ещё цветы надо купить.

– Что ж, дело молодое – холостое, может, невесту подберешь. Ты учти, пока не женишься, не видать тебе опера, так и будешь ходить в младших.

– Да какие там невесты, Михалыч? Девчонки замужем уже.

– Тогда зачем тебе этот день рождения? Пошли с нами, водки с друзьями попьешь!

– Не могу, обещал.

– Ну, как знаешь.

По тону чувствовалось, Михалыч раздосадован и обижен. Но Нестеров действительно не мог ничего поделать. Такой уж у него был характер. Если что пообещал, умри, но сделай.

В полвосьмого он позвонил в дверь квартиры «новорожденной».

– Наконец-то! Раздевайся, снимай пиджак и вешай здесь. У нас как в парилке! – встретила его с поцелуями хозяйка бала Татьяна.

Пристраивая на вешалку пиджак, Нестеров обратил внимание, что рядом висит точно такой же.

«То ли приличных вещей маловато, то ли нас многовато», – мелькнуло у него.

Практически всех за столом он знал, кроме грузина, который пришел с Любашей Китаевой. Этот человек в поле его зрения никогда раньше не попадал.

«Интересно, – подумал Нестеров, – что это он такими маслеными глазками смотрит на нашу Любочку? Очередную жертву нашел джигит?»

Пока Сергей пил-закусывал, на ухо рассказали, что грузин – не просто грузин, а Заслуженный артист Грузинской ССР – две недели назад познакомился с Любой в центральной клинической больнице, где она оказалась со сложным переломом ноги после горных лыж. Томаз, славный сын кавказских гор, попал туда же с переломом руки, который получил на съемках художественного фильма про войну под Москвой. В Тбилиси у него жена и двое детей, но, видимо, на Любашу запал здорово. Эта же кокетка, хоть на костылях, но глазками так и стреляет, так и стреляет! Всю информацию и сопровождающий блок в виде охов и ахов, междометий и причитаний ему выдала Алка Поклонская, их общая подруга.

Нестеров увидел Любочку Китаеву первый раз на сцене МИИТа: она вела концерт самодеятельной песни. Что-то в ней было такое, что сразу запало в душу, какая-то изюминка, чертовщинка. Он хотел за ней приударить, но пришлось нажать на тормоза. Друг-приятель, Юрка Панин, разъяснил диспозицию: Любаша Китаева только с виду эдакая стрекоза, а на деле – железобетон, комиссар в юбке, всякие шашни-машни категорически исключены. Можно не пробовать. На таких девушках женятся, а не крутят с ними любовь. И это еще надо заслужить, поскольку не счесть числа отвергнутых ею воздыхателей.