– Тим… – качаю головой.

Все происходящее слишком невероятно.

– Подарок я сам куплю, просто составь мне компанию, – продолжает уговаривать парень.

– Я не знаю… – пожимаю плечами.

– Да там ничего такого, не парься, тихое семейное застолье. Имениннику будет очень приятно, – добавляет он с добродушный усмешкой.

– И кто у нас именинник? – я настораживаюсь. Что-то неестественное слышится в его тоне.

– Марк. Мой младший братишка. Давай, соглашайся. Не каждый день пацану исполняется одиннадцать.

Не глядя на парня, барабаню пальцами по бедру. Есть уйма причин, по которым мне не стоит соглашаться, но прямо сейчас они кажутся такими незначительными. Меня больше волнует другое – неужели Тим действительно хочет привести меня в свой дом и представить семье? В качестве кого?

Его взгляд в эту минуту такой чистый и просящий, что я абсолютно теряюсь. На языке вертится куча вопросов, только я едва ли решусь их задать.

Все очень странно и захватывающе. В хорошем смысле.

– Ну хорошо, – отвечаю неуверенным голосом. – Во сколько?

– В три.

– Скажи, куда подъехать?

– Скажи, откуда тебя забрать? – ловит на слове Тим.

– Я напишу, – стараюсь звучать равнодушно, словно ко мне уже выстроилась очередь из самых горячих красавчиков, которые жаждут моего общества.

– Вау. Неужели ты откроешь мне личку? Это так волнительно, – оживляется Тим.

– Я ещё подумаю, – дразню его.

– Дин, хорош, ну хочешь, я на колени встану?

– Не вздумай! – я озираюсь и, почему-то, уверена, что он не блефует.

– Так ты согласна?

Я пожимаю плечами и смягчаюсь. У меня больше не получается всерьез злиться на этого клоуна. Его настойчивость обезоруживает.

– Без понятия, зачем я соглашаюсь, но так и быть. Напишу своей сменщице, если она выйдет завтра на полдня, то я пойду.

– Блеск, – самодовольным тоном произносит Чемезов, отчего у меня снова возникает желание запустить в него чем-нибудь тяжёлым. Например, букетом из миллиона роз. – Значит до завтра? – часто моргая, Тим выжидательно смотрит, и мне приходится кивнуть ему. – Тогда заверни мне на дорожку вон тот маффин, – указывает пальцем на верхнюю полку опустевшей витрины.

Я выполняю его просьбу и выбиваю чек.

И как только Чемезов скрывается за изгибом эскалатора, мне становится невыносимо скучно.

Тим, конечно, еще тот шут гороховый, но я понимаю, каких усилий ему стоит возводить вокруг себя все это шапито.

Теперь понимаю.

Когда теряешь близких или проходишь через то, через что прошли мы с братьями, привычный мир рушится. Все вокруг кажется каким-то неважным, нелепым, и ты сам не замечаешь, как обрастаешь чем-то тяжелым, будто тебя лишили радости. Вот Ян, мой средний брат, после папиного ареста несколько дней приходил домой выпивший и даже устроил драку в магазине, хотя по жизни он шутник, добрейшей души человек и мухи не обидит. Однако бывают такие моменты, когда сложно контролировать свой гнев и боль. Конечно, я не оправдываю Тима, но никто из нас не застрахован от горя. И лично я не готова ставить на этом парне крест из-за его приколов и пьяной выходки. Мне даже жаль его. А еще он по-прежнему мне нравится, даже больше прежнего. И как бы я не пыталась воздвигать перед ним защитную стену, она постоянно рушится от одной его улыбочки.

Самоуверенность, раскованность, недвусмысленные намеки… Не знаю, как это описать, но в Тиме есть что-то аморальное и дерзкое, на что я не должна вестись. А я ведусь.

Обхватив букет, с трепетом прижимаю его к себе. Такой роскошный жест даже у меня язык не повернется назвать дешёвыми понтами. Да и случаев, когда мне дарили цветы – раз, два и обчелся. Поэтому сказать, что я под впечатлением – ничего не сказать.

– Хорошенький какой! Так бы и потискала! – к прилавку подходит Наталья из отдела сумок и кошельков, шатенка лет пятидесяти, моя ближайшая соседка. – Жених твой, что ли?

Я в недоумении таращусь на нее.

– Кто? Этот? Нет конечно! Очень надо!

– Ну и дура, – грубо произносит женщина.

– В каком смысле? – обиженно бормочу в ответ.

– Да ты знаешь, сколько он денег за твой букет отвалил?

Я смотрю на цветы и пожимаю плечами.

– Нет. Не знаю. Несколько тысяч, наверное, – предполагаю я.

– Несколько тысяч, – передразнивает Наталья. – Двадцать! Не меньше.

– Сколько-сколько? – у меня дергается глаз. Да я бы месяц жила на эти деньги! Если не два.

Полагаю, для Чемезова это небольшая сумма, но мне становится неловко.

Устало вздохнув, женщина интересуется:

– Слушай, деточка, ты что из деревни?

– Ну да.

– Тогда все с тобой ясно.

– Да в каком смысле-то? – раздраженно спрашиваю. Достала эта тетка!

– Зеленая ты еще совсем, вот и смысл во всем ищешь, – хихикает Наталья. – Хочешь совет? – Я не хочу. Но вопрос, судя по всему, был риторическим, потому что женщина продолжает: – Диночка, пока молодая, поменьше заморачивайся, пользуйся мужиками, крути ими, живи на всю катушку.

– Помедленнее, я записываю, – перебиваю Наталью.

– Вот это вот все не навсегда, – продолжает она, обводя пальцем свое лицо. – Молодость проходит и приходит…

– Старость? – снова встреваю, желая поскорее спровадить ее на место.

– Сама ты старость! – кривится Наталья. – Опыт! – заявляет она, а после чего неожиданно просит: – Дай букет подержать, – и тянет руки. Я передаю ей букет. – Тяжелый, – констатирует Наталья. Затем вместе с букетом идет в свой отдел и возвращается с телефоном. – Ну-ка, сфоткай меня, в одноклассниках выложу. Борька, бывший мой, локти себе все искусает, как увидит, – отходит подальше, подтягивает живот и попу, принимая выигрышную позу. Я делаю несколько снимков. – Вот, держи, – Наталья возвращает мне букет, – я сейчас тебе ведро принесу, поставишь в воду, иначе до вечера вся эта красота превратится в веник.

Перед тем, как забрать Дину с работы, я заезжаю в магазин за подарком для Марка, где впервые в жизни прицениваюсь. Вчерашний широкий жест стоил мне почти половины моего месячного бюджета, но я не жалею, что потратился. О, нет. Оно того стоило. Видели бы вы глаза Дины. Ей такого букета в жизни стопудово не дарили.

Да, я выделывался перед девчонкой, как мог, и это сработало. Конечно еще далеко до того, чтобы Дина вешалась мне на шею, однако лед тронулся, она больше не шарахается от меня и не пытается испепелить взглядом. Сомнений нет – я на верном пути.

Только бы понимать ещё, куда все движется.

Я сам уже толком не знаю, что мне от нее нужно. Сначала я хотел всего лишь проучить маленькую вредную простушку из Дубовников, заставить увлечься собой, поиграть, подраконить с ее помощью свою матушку, а потом щелкнуть по носу, сказав: “Извини, дорогуша, единороги сдохли, бабочки улетели, мальчик налево, девочки направо”. А теперь… Без понятия…

Она забавная и привлекательная, чем совершенно не умеет пользоваться. Мы просто болтаем, и от этого мне уже хорошо. Черт, да я даже не думаю о том, чтобы переспать с ней. Хотя, нет, это ложь. Конечно думаю, но всякие пошлые мысли с ее участием – это лишь часть того, что я испытываю, находясь в обществе этой упрямой девчонки.

Что за хрень со мной происходит?

Вот и сейчас, сидя за рулем белой арендованной “кии” с изуродованным наклейками кузовом, я краем глаза наблюдаю за тем, как Дина переписывается с кем-то. Она улыбается, покусывая губы, а я молчаливо бешусь, потому что она не может улыбаться так кому попало. А значит – ей пишет кто-то особенный. И этот особенный, судя по всему, обладает отменным чувством юмора, ведь, чтобы развеселить Арсеньеву, нужно очень постараться. Ей же только в жюри в “Камеди Баттле” сидеть вместо Слепакова.

Только не говорите, что я ее ревную. Это же бред. С чего бы мне ревновать малознакомую девчонку непонятно к кому? Да я в жизни никого не ревновал. Мы даже не вместе. Я не наматываю сопли на кулак, не бегаю за девушками, не теряю от них голову, я просто не терплю, когда меня игнорируют или предпочитают не меня, а кого-то другого. Я привык иметь все, на что упадет мой взгляд.