Встал, походил по номеру, потом включил радиоприемник. Какое-то время крутил настройки, перескакивая с радиостанции на радиостанцию, потом выключил. Проанализировал свое поведение. Вроде все нормально. Мальчишка полистал журналы, послушал радио. Вел себя, как американский подросток, не знающий языка. Впрочем, от меня это не требовало особых усилий, настолько тесно удалось сжиться с ролью американского подростка, хотя подобный анализ своего поведения за день я делал почти ежедневно.

«Интересно, как у ГБ обстоят дела с прослушкой номеров? До видео они пока не доросли, но „уши“ вполне могли поставить. Не думаю, что они могли обставить в этом деле американцев, но лучше перестраховаться».

Достал из чемодана комикс о приключениях какого-то героя, какое-то время пролистывал, дополняя вслух восторженными комментариями, после чего кинул журнал возле своей кровати, разделся и лег спать.

Утром, после завтрака, по настоянию Марии, которой не терпелось увидеть хоть кусочек исторической Москвы, мы решили сделать короткую прогулку, не отходя далеко от отеля. Сначала полюбовались фресками на фасаде «Метрополя», потом дошли до Большого театра, развернулись и пошли обратно в отель, дожидаться советского представителя. Сидя в номере Вильсонов, мы обменивались первыми впечатлениями, когда раздался стук в дверь. Открыв дверь, я увидел стоящих в коридоре двух мужчин. Одному из них, стоявшему впереди, с густой шапкой черных волос, было лет сорок, а судя по цепкости и решительности взгляда, он имел твердый характер. В руках он держал папку. Второй мужчина выглядел лет на двадцать пять, в круглых очках, имел рассеянно-стеснительный вид кабинетного ученого, который непонятно каким образом оказался здесь. Если сравнивать его с коллегой, то можно выразиться так: труба пониже и дым пожиже.

Стоящий первым мужчина, похоже, не ожидал меня здесь увидеть, поэтому несколько промедлил с вопросом:

– Извините, но, если я не ошибаюсь, здесь должны проживать Вильсоны?

«Хорошее произношение», – сразу отметил я.

– Привет, мистер. Вы не ошиблись. Меня зовут Майкл. Проходите, – я отступил в сторону, сделав приглашающий жест рукой.

Мужчины прошли мимо меня. Закрыв за ними дверь, я пошел следом.

– Михайлов Сергей Ильич. Я представитель Всероссийского общества по культурным связям, – сразу представился мужчина, только войдя в комнату. – Вместе со мной пришел Инокин Викентий Павлович. Он будет вашим переводчиком, если у вас не будет возражений против его кандидатуры.

Генри, в свою очередь, представил нас, после чего предложил гостям сесть. Воспользовавшись моментом, я снова прошелся взглядом по нашим гостям, сравнивая их поведение со своим первым впечатлением. Михайлов держался уверенно и спокойно, а вот переводчик, долговязый мужчина, переступал с ноги на ногу с виноватым видом. Одет он был сравнительно неплохо для обычного гражданина, но явно хуже, чем Михайлов.

– Перед тем как перейти к основному разговору, ради которого мы пришли, мне хотелось бы задать вам один вопрос, мистер Вильсон. Вы не против?

– Не против, – с удивлением в голосе ответил сенатор. – В чем он заключается, господин Михайлов?

– Извините меня за возможную бестактность, господин Вильсон, но нас почему-то не поставили в известность об этом молодом человеке. Кем он вам приходится?

– Племянник. Майкл Валентайн.

– Вопрос решен. Мне только сегодня стало известно, что вы прибыли вместе с официальной делегацией. Теперь я хотел бы знать: вы будете принимать участие в их культурной программе?

Теперь мне стало понятно, почему этот чиновник сам, лично, навестил нас.

– Нет, не будем. Возможно, мы пойдем сегодня вечером на торжественный прием в американское посольство, но даже это пока под вопросом.

На лице Михайлова ничего не изменилось, а вот в его глазах проскользнуло сожаление. Он хотел от нас избавиться. Причины мне были неизвестны, но если отталкиваться от факта, что перед ним не просто турист по имени Генри Вильсон, а крупная политическая фигура, сенатор, богатый и влиятельный человек в своей стране, то любое происшествие, связанное с ним, может мгновенно превратиться в международный скандал, что для него чревато самыми жесткими последствиями. Наверно, не только я, но и сенатор, который прекрасно понял подоплеку этого визита, понял, зачем приехал этот чиновник.

– Хорошо. Теперь перейдем к делу. Нам передали ваши пожелания. Согласно им была составлена ваша культурная программа, но теперь, я так понимаю, нам придется внести в нее кое-какие изменения, учитывая интересы подростка. Или у вас будут какие-то особые предпочтения?

– Может, вы сначала озвучите программу, которую нам приготовили? – с легкой насмешкой поинтересовался Генри.

– Мы сделаем проще, – ответил ему ровным голосом представитель, после чего достал из папки несколько листов бумаги и раздал нам. – Читайте и высказывайте свои пожелания и замечания.

Я бросил взгляд на свой листок. Это был список экскурсий, с перечнем в полтора десятков пунктов, отпечатанный на машинке. Быстро пробежал по нему глазами.

«Экскурсия по городу… Посещение Художественного музея… Пункт № 7. Посещение ВДНХ…»

В ожидании нашей реакции представитель ВОКСа достал из папки несколько цветных буклетов и положил на стол перед миссис Вильсон, затем на свет появился такой же листок с перечнем мероприятий, который он положил перед собой на стол. Поверх его бумаги лег карандаш, один конец которого был красный, а другой синий. Михайлов терпеливо ждал, когда Мария закончит просматривать цветные иллюстрации брошюр. Стоило ей поднять голову, как он сказал:

– Жду ваших предложений и изменений в программе.

После этих слов Генри выжидающе посмотрел на жену, которая поняла все правильно, взяв на себя разговор с представителем ВОКСа, а чуть позже к ней присоединился муж, изредка уточняя и задавая вопросы. Пока они были заняты делом, я, используя свой образ, стал самым бессовестным образом рассматривать нашего переводчика, который к концу моего осмотра приобрел несчастный вид. Но это было только начало, потому что затем я засыпал его кучей вопросов и спустя пятнадцать минут знал, что Инокин сын потомственных педагогов, который два года тому назад окончил Московский университет и сейчас работает на кафедре, а работа в ВОКСе является его общественной нагрузкой. За то время, пока я пытал переводчика, культурная программа была утверждена. Михайлов сразу встал и официальным тоном объявил:

– Итак, господа, мы с вами все решили. Завтра с утра мы начнем работать по утвержденной вами программе. Сегодня у вас свободный день. Вы можете пройтись по улицам нашей столицы, красавицы Москвы. У нас много исторических и памятных мест, которые вы можете изучить самостоятельно. Также советую заглянуть на какой-нибудь московский каток, и вы увидите, как отдыхают наши, советские, люди. Теперь у меня к вам вопрос. Вы привезли с собой фотоаппарат?

– Да. У меня есть фотоаппарат, – ответила Мария. – Нас предупредил сотрудник нашего посольства о ряде ограничений для иностранных журналистов-фотографов, но я не работаю на журнал или газету. Свои фото я собираюсь делать для памяти. Вы же это должны понимать?

– Вы тоже должны понимать, что наша страна сейчас переживает трудности, которые являются последствиями тяжелейшей войны, перенесенной нашей страной. Мы честно признаем, что не все идет гладко в нашей стране. Вот только когда наш советский народ, в едином порыве, поднимает народное хозяйство и промышленность, пытаясь в скорейшие сроки вернуть людей к нормальной жизни, ваша пресса извращает факты, подавая их в искаженном виде. Именно благодаря нечистоплотной работе ваших журналистов и была введена цензура на статьи и ограничения на фотографирование.

Сенатору явно не понравилась отповедь его жене, поэтому он с неприязнью в голосе спросил:

– Что конкретно от нас нужно?

– Перед тем как делать фотографии, посоветуйтесь с переводчиком, у которого есть инструкции на этот случай, также он в курсе, что надо делать и куда звонить, если возникнут недоразумения. Вопросов больше нет?