Стражник убежал. Рыцарь, командующий стражей, перебросился с ученым географом еще несколькими словами, грозно прикрикнул на зевак. Однако этих слов шевалье Изабелла переводить не стала, и они навсегда остались для Егора тайной.

Примерно через полчаса у ворот появился упитанный монашек ростом Егору от силы до подбородка. Его темно-бурую рясу опоясывала простая веревочка, на которой покачивался кожаный кошель, на шее висел солидный медный крест не меньше фунта весом, в руках мерно постукивали костяные четки, макушку украшала ровная тонзура… больше напоминающая банальную лысину.

– Он спрашивает, кто тут выдает себя за восточного мудреца? – зевнув, снова стала толмачить Изабелла.

Хафизи Абру приложил руку к груди и чуть склонил голову.

– Если ты действительно образован, то способен ли назвать число, позволяющее вписать в круг многогранник с бесчисленным числом сторон?

– Три и одна седьмая, – улыбнулся сарацин. – Если ты желаешь проверить мои знания, мудрейший, выбери вопросы посложнее.

– Знаешь ли ты сидерический период обращения Марса и высоту его над горизонтом?

– В аль-Магесте19 сей период указан в шестьсот семьдесят семь дней. Однако же наблюдения мудрейшего Ибн ал-Хайсама в Доме Мудрости указали, что он короче на пять часов.

– Этого не может быть! Мы проверяем таблицы Птолемея ежегодно и не нашли ни единого отклонения! – воскликнул монах.

– Сие происходит потому, что на вашей широте нарушен эквант смещения. Однако мы надеемся разрешить сию тайну через пять лет, когда многомудрый султан Улугбек достроит обсерваторию с плечом измерения в сто пятьдесят локтей.

– Сто пятьдесят?! – схватился за голову монах. – Но она должна быть огромной!

– Она имеет размер в половину этого замка.

– У-у… – жалобно застонал монах, перевел взгляд на угловую башню. Егору показалось, что он сейчас заплачет. – Сто пятьдесят!

– Могу ли я увидеть твои инструменты, о мудрейший слуга пророка Исы? – почтительно спросил Хафизи Абру.

– Сто пятьдесят! – опять пробормотал монах. – Да, конечно, друг мой. Я все покажу…

Астролябия20, поставленная в угловой башне папского замка на тяжелую медную станину, была огромной, не меньше сажени в длину. Уникальный в своей исключительности инструмент – если, конечно, забыть, что в Самарканде именно в эти дни возводился аналог размерами в двадцать раз больше.

– Ты помнишь, что обещал составить мне гороскоп, сарацин? – обратила на себя внимание шевалье Изабелла.

– Но ведь сейчас день, – развел руками Хафизи Абру. – Для наблюдения за звездами нужна ночь, причем с ясным, открытым небом.

– Надеюсь, мы сможем провести совместные измерения в ближайшие дни, – нервно потер ладонью о ладонь отец Августин. – Я сообщу святым отцам нашего университета о твоем приезде, мудрец, и мы сможем посвятить наши встречи беседам о ваших и наших знаниях. А также прошу прочитать лекции о достижениях исламской науки нашим студентам из Авиньонского университета папы Бонифация Восьмого. Наша обитель знаний как раз отмечает свое столетие. И хотя папа Мартин избрал своей нынешней резиденцией Рим, мы продолжаем расширять университет Святейшего Престола и принимаем новых учеников… Где вы остановились? Я прикажу освободить вам несколько келий возле лаборатории трансмутаций, дабы не терять время на дорогу в город и обратно.

– Такие беседы доставят мне много радости, мудрый слуга пророка Исы, – кивнул Хафизи Абру. – В знак своего уважения я хотел бы преподнести вам в дар свой труд по истории восточных государств, а также строению земель Востока и достижениях наших математиков. Был бы благодарен, если бы вы поделились в ответ частицей вашей мудрости и одарили меня трудами ваших ученых, посвященных сим искусствам.

– Это большая честь и большая радость! Я прикажу немедля снять для тебя, дорогой гость, копии всех трудов, каковые вызовут интерес…

Ученые мужи раскланялись, млея, словно девицы на первом свидании.

– Спроси монаха, что за трансмутации? – тихонько толкнул Изабеллу в бок Егор.

Шевалье перевела, вызвав у монаха новый приступ эйфории:

– По повелению папы Мартина мы собрали в Авиньоне лучшие умы и инструменты, что только есть в мире, дабы для насыщения казны святого престола превращать в золото свинец, бронзу и олово по примеру английских алхимиков. Многие епископы были против сего кощунства, ибо трансмутация одних веществ, созданных Господом, в другие богопротивна и грешна, однако же многие святые отцы решили, что работа на благо церкви искупает грех алхимии. Идемте, господа, идемте! Я все покажу!

Папские алхимики трудились в поте лица своего в подвале, воняющем серой и жженой резиной. Колбы булькали, жаровни горели, разноцветный пар гулял по длинным трубкам, осаждаясь на днищах медных котлов. Раскрасневшиеся монахи увлеченно растирали, смешивали, варили и растворяли, сверяясь в своих действиях с толстыми книгами, раскрытыми на столах возле стен.

– Вот, – гордо повел рукой отец Август. – Мы уже почти достигли цели и полагаю, что через два-три года сможем наладить литье папских золотых соверенов из смеси свинца и олова.

– Это невозможно! – покачал головой Егор. – Превратить один металл в другой вне ядерных реакторов невозможно. Вы напрасно тратите силы и время.

– Нет-нет, мудрый гость, в этом нет ничего сложного. – Ученый монах перебежал к одному из комодов, порылся в ящиках и вернулся со сверкающей золотой монетой: – Вот, английский нобль! Добыт алхимическим путем. Сиречь золото для него выплавлено знаменитым алхимиком Раймондом Луллием из олова и свинца для короля Эдуарда21.

– Ерунда, не может быть, – замотал головой Вожников. – Получить золото из свинца невозможно!

– Ты что, не веришь собственным глазам? – удивился монах. – Вот же, вот оно, золото из свинца! Все знают, что сто лет тому Английская корона была нищая, как корабельная крыса, и побиралась по всему свету наемничеством и грабежами. Однако после того, как алхимики сварили для короля тысячу пудов золота из грязных металлов, Англия разбогатела настолько, что начала войну с королем Карлом за французскую корону, построила огромный флот и собрала наемников со всей Европы, расплачиваясь за все именно ими, алхимическими ноблями! Посему возможность трансмутации ни у кого из ученых сомнения не вызывает. Свинец, олово и огонь. Нужно лишь разгадать процесс, ту тайную добавку, которая обращает черные металлы в драгоценные!

– Английский король платит за войну алхимическим золотом? – завороженно повторил Егор.

– Один момент… – Отец Августин забрал у него золотую монету, опять пробежался по лаборатории, порылся там, порылся здесь, раскидал свитки в дальнем комоде, перебежал к ближнему сундуку: – А, вот, нашел!

Монах подал Вожникову желтый хрусткий пергамент, свернутый в тугую трубочку:

– Вот, мудрый гость, читай сам.

Егор развернул свиток, с тоскою посмотрел на латинские завитушки, поднял глаза на Изабеллу. С надеждой спросил:

– Переведешь?

– У меня уже живот подвело. С тебя обед с вином, каплуном и курагой. Тогда прочитаю.

– Идет! – тут же согласился Вожников. – Мудрому Хафизи Абру ближайшие несколько часов все едино не до нас. Пойдем, перекусим и просветимся. А слуги поедят потом, в обители. Насколько я понял, нас пригласили переехать сюда?

Однако читать свиток в таверне, лапая жирными пальцами, Егор не позволил. Только когда путники переехали в кельи университета, они с шевалье уединились в ее комнатенке, и женщина развернула грамоту…

История великого алхимика Раймонда Луллия, описанная безымянным монахом из Босфорта в его письме папе Клименту и переведенная шевалье Изабеллой из ордена Сантьяго

Отмеченный небесами и Диаволом, проклятый еретик, называемый блаженным, философ, богослов и алхимик Раймунд Луллий родился на острове Майорке в тысяча двести тридцать пятом году от Рождества Христова. Принадлежа к знатному и богатому роду, провел он юность в роскоши и кутежах при Арагонском дворе. Пресытившись сему разврату, оставил он жизнь придворного, уехал в Сорбонну и с той же страстью предался изучению алхимии, восточных языков и богословия, вернувшись домой доктором теологии. Здесь и ждало его потрясение, от которого не смог он оправиться во всей украденной у судьбы жизни.