Себастьян – или лучше уж просто – Себ – на вид ему уж никак нельзя было дать больше шестнадцати – оттолкнул веслом лодку, направляясь прямиком к небольшому водовороту, омутку, где уж точно должна была затаиться крупная рыба – щука или, ежели очень повезет – сом, а то и угорь. Сдерживая азарт, Себ бросил весло и проворно насадил на крючок печеную на угольях лягушачью лапку – неужто на такой-то деликатес да никто не польстится?

– Сам бы ел! – облизал рыбачок лапку. – Плывите, плывите, рыбки.

Поплевав для верности на крючок. Себастьян закинул удочку и принялся терпеливо ждать, неподвижно глядя на воду карими, блестящими от солнца глазами. Легкий ветерок, шевеля спутанные белокурые волосы мальчика, медленно, но верно сносил лодку к берегу, поросшему высоким камышом и дымчато-зеленой, клонящейся к самой воде ивою, похожей на кудри русалки.

Да, русалки. Говорят, они до половины – как юные девы… вот бы посмотреть, а еще лучше – потрогать. Себ покусал губу, даже забыл про удочку, представляя, как вот прямо сейчас, из воды вынырнет русалка – наполовину нагая юная златовласая дева… очень похожая на племянницу старика Бергамо, издольщика, про которого поговаривали, будто его предки когда-то были мувалладами, поклоняясь Магомету, а не Христу. Ах, Анна-Мария, Анна-Мария, как же ты все-таки красива… хоть все деревенские парни и утверждают обратное, а вот поди ж ты…

Оп! Кажется, клюнуло!

Покрепче схватив удилище, мальчишка привстал в лодке, дернул… наверное, все же слишком резко, так, что едва не полетел в воду! Крючок, конечно, оборвал, разиня, что уж тут говорить. Вот ведь незадача! И винить-то, главное, некого, кроме самого себя разве что. Так ведь самого себя чего винить-то?

Делать нечего, придется лезть в воду.

Скидывая рубаху, Себ вдруг услышал, как рядом с его лодкой в воде что-то плюхнулось, всплеснуло. Рыба? Ну, а кто же еще-то? Вот, всегда так! Всегда.

Хотя… Никакая это не рыба, а рыбак! Во-он уселся не крутом бережку, надвинув на самые глаза войлочную широкополую – от палящего солнца – шляпу. Тоже закинул уду… И вроде как человечишко-то напрочь незнакомый, нездешний. Тогда ж какого ляда ловит?!

– Эй, почтенный, послушайте-ка! – возмущенно заорал Себастьян. – Вы хоть знаете, кому принадлежит этот омут?

– Местной общине, я так полагаю, – незнакомец невозмутимо поправил шляпу. – Мне сам староста разрешил.

– Староста разрешил? – мальчишка подозрительно прищурился. – Так ведь мой отец, мельник – и есть здешний староста. Что-то он мне ничего такого не говорил.

– Не знаю, уж почему не говорил, – ухмыльнулся собеседник. – А только мы с ним еще с месяц назад о том договаривались, вот, у меня и расписка есть. Поднимайся, посмотришь. Заодно семечками тебя угощу.

Любишь тыквенные?

Не таким уж и большим городом оказался этот хваленый Матаро – население тысяч семь, не больше, как определил для себя Егор, не город, а так, поселок городского типа… или, если на российско-административной фене – городское поселение. Но для средневековья – вполне прилично: с десяток церквей (если считать и часовни), две дюжины ремесленных цехов, бумажные и сукновальные мельницы, уютная торговая гавань и даже небольшая верфь для строительства рыбацких и каботажных судов – шнек и баркасов. Центральный квартал близ церкви Святой Эулалии, как и полагается, украшали вполне приличные каменные здания – дома местных рикос омбрес, кабальерос и купцов. Улицы в том районе были довольно широкими и прямыми, пересекаясь точно под прямыми углами, что – как и остатки древней крепостной стены – неопровержимо свидетельствовало о происхождении города от римского военного лагеря, чем местная знать очень гордилась, выводя свое происхождение не иначе как от древних римлян.

В этом, несомненно, уютном и приятном для жительства городке князю и его разномастному воинству предстояло провести месяц, а то и два, а, быть может, и больше – как Бог даст и как военная карта ляжет.

Как и любой, честно отслуживший в армии человек, Вожников прекрасно помнил простую истину: у хорошего командира солдаты бездельем не маются! В таком плане сейчас и действовал, сразу же нагрузив на своих воинов кучу самых разных дел, начиная от гарнизонно-караульной службы совместно с городской стражей и заканчивая ремонтом дорог.

Вместе со всем этим прерогативы местной выборной власти – кортесов – император никаким сомнениям не подвергал, а наоборот, всячески поддерживал, с подчеркнутым уважением относясь ко всему муниципальному чиновничеству, отличавшемуся весьма скромными нравами и неким понятием корпоративной чести – последнее вообще было в средневековье в ходу.

Все это – и выборная муниципальная власть, и четко прописанные законы, и уважение к бюргерству отнюдь не было характерно для всего Арагона с его заплесневелой провинциальной отсталостью, когда только один город на свете – столица, а других словно бы как и нет… Слава богу, Каталонии это не касалось – у арагонские королей, выходцев из барселонских графов, хватало ума не лезть в местные дела. И пускай насмехаются кастильцы, пусть скалят зубы дворяне-овцеводы Месты, однако идущих из Каталонии вполне законных налогов с лихвой хватало на содержание всего арагонского двора.

Местные власти, конечно же, в любой момент ждали подвоха, однако князь не делал на городские вольности никаких поползновений, что же касаемо платежей Арагону, тут было сказано просто: сколько платили Сарагосе, столько же будете – императору, ни больше, ни меньше – а именно так. На содержание войска – вполне хватало. Все городские указы Егор тут же подтвердил в письменной форме, скрепив большой императорской печатью Германии и Руси.

Что же касается местной юстиции, то, конечно же, император потребовал – и беспрекословно получил – высшую юрисдикцию, отправив своих полномочных представителей во все городские суды, включая квартальные. Так что и с этой стороны все было сделано мудро – не подкопаешься, да и кто б осмелился под князя копать?! Разве что кастильцы, впрочем, похоже, что и побитый Альфонсо Арагонский тоже затаил зло. По мнению Егора – зря. Подумаешь, получил по сусалам! За дело, между прочим – сам ведь и выпросил. Вообще же, с королем Альфонсо следовало не воевать, а мириться, используя Арагон в качестве противовеса усиливающемуся влиянию Кастилии. Кастилия и Арагон, Португалия и Наварра – естественно, Вожникову вовсе не нужна была большая и чересчур амбициозная Испания, вполне достаточно было бы этих четырех королевств. Гранадский эмират – последний мусульманский анклав на полуострове – его пока всерьез не рассматривал, слишком уж тот был слаб. Хотя ведь – существовал, и это – при Реконкисте! Но не доходили пока руки…

– Государь, можно войти ли? – прогоняя последний сон князя, в двери осторожно постучал воевода Онисим Раскоряка.

В европейском платье с облегающими мощные ляжки шоссами и в башмаках с задиристо загнутыми носами, он смотрелся настолько комично, что Вожников поспешно отвернулся, чтоб не расхохотаться воеводе в лицо – не хотелось зря обижать хорошего и верного человека. Хотя при виде на важно вышагивающего Онисима так и хотелось выкрикнуть фразу из старинного детского фильма «Город мастеров»:

– Дорогу герцогу де Маликорну!

А, кстати…

– Господине…

– Слушай-ка, Онисим, а ты у меня еще не герцог?

Набычившись, воевода засопел в бороду:

– Из детей боярских мы. Люди не гордые.

– Знаю, знаю, что из детей.

Вскочив с лавки, князь отмахнулся и, подойдя к окну, пошире распахнул ставни, выходящие, как тут и было принято, во внутренний двор с прудом и изысканным садом. Предоставленный императору особняк когда-то принадлежал какому-то местному гранду, погибшему то ли в стычках с гранадскими маврами, то ли в лихом набеге на богатые магрибские города. Бедолага не оставил наследников и наделал много долгов – считающийся выморочным имуществом дом нынче принадлежал муниципалитету, и сам господин городской алькальд грозился выставить особнячок на торги… да что-то не выставлял, чему теперь имелось вполне законное оправдание: а как же – дом-то самому императору предоставлен, не какому-нибудь там прохвосту!