— А я людям не последняя радость? — обиделся Триппер. — Я-то им самая последняя радость.
— Хватит вам! — оборвала всех Судьба. — Устроили базар. Ото всех нас людям радость. Помогаем чем можем.
— Угощаю всех! — неожиданно даже для себя выкрикнул Триппер.
— Я угощаю, — сказал Беспредел. — Где ресторан?
— Надоели рестораны, — сказала Судьба. — Едем ко мне, поедим домашненького.
Тормознули частника. Заехали в Смоленский гастроном, затарились спиртным.
— Теперь в Кунцево, — обернулась к водителю Судьба. — Быстро довезешь, премию получишь.
— Щас он домчит! — поручился за водителя ободрившийся Триппер. — Свой мужик! Не профессор, не языком молотит.
Водитель благодарно оскалил лошадиные зубы и наддал газа.
— От профессоров толка мало, — чтобы не угас разговор, знающе сказала проститутка.
— Да никакого! — сказал киллер. — Их никто и не заказывает.
— Какая же от них людям польза? — поинтересовался сутенер.
Никто не ответил — никто не знал.
Приехали. Вышли… В машине, не смотря на удавшийся извоз, понуро сидел водитель.
— Что же ты… не постоял за честь мундира? — спросил он и взглянул в зеркальце.
Из зеркальца на него с упреком смотрел Лев Николаевич Тургенев, профессор института мозга… по прозвищу Лошадь Пржевальского.
Иллюзия
Киллер Хорек как вкопанный замер перед копией картины Леонардо да Винчи «Мона Лиза».
Служащая галереи, Мария Степановна, чуть заметно (подражание Моне Лизе) улыбнулась — вот еще один отойдет от картины другим человеком.
Киллер мучительно вспоминал: «Где я мог видеть эту бабу?»
«Душа его, — думала Мария Степановна, — светлеет».
«Заложит, если не вспомню», — думал Хорек.
«Велика сила искусства», — думала Мария Степановна.
«Вспомнил! — просиял Хорек. — Скупщица краденого».
«Свершилось!» — просияла Мария Степановна.
Они взглянули друг на друга.
«Дура», — подумал Хорек.
«Ангел», — подумала Мария Степановна.
Единица добра
И холодно, и голодно, и грязно. И накрапывает дождь. И рубль опять упал и опять подняли цены.
На душе у всех нехорошо, сумеречно, даже погано. В воздухе копится и зреет зло.
И тут все увидели — по улице идет лошадь и улыбается. Что-то было не в порядке с мышцами на ее морде, может, от голода, может, от усталости — казалось, что она улыбается.
Люди захихикали, засмеялись — зло расщепилось и исчезло.
Мы иногда улыбаемся, радуемся друг другу, но толку мало. Видимо, надо не просто улыбаться и радоваться, а радоваться в одну лошадиную силу.
Обидно
Посетитель поздоровался с чиновником и секундой дольше, чем требовали приличия, изучающе смотрел ему в лицо.
— Берет или не берет?
Чиновник замер как бы в охотничьей стойке.
— Даст или не даст?
Чтобы поощрить посетителя, он сделал развратное лицо.
— Не берет! — решил посетитель. — Вон рожу какую скорчил. Принципиальный, сволочь.
— Не даст, — решил чиновник и отвернулся.
И они разошлись.
А могли бы быть взаимно полезны. Глядишь, какая-нибудь искра высеклась бы из этой пользы. А из искры разгорелось бы пламя любви всех к каждому. Атак ничего, просто мерзость.
Не понимаем друг друга.
Чудо
Я себе как-то тут говорю:
— Перестань брать взятки, сволочь, тварь продажная, реформы же кругом, гадина… тварь продажная.
Тварь говорил уже?.. «Мерзавец! Не бери, ты же демократ теперь».
И произошло чудо — перестал брать. На работу вышел, секретарша:
— Что с вами? Я вас не узнаю.
Я говорю:
— Я взятки перестал брать.
Она — раз!.. Башкой об пол, говорит:
— А как же теперь?
Я ей:
— Думайте теперь.
И все. Мне не до нее уже. У меня пошел процесс перерождения — внутри свет разливается. Попозже внешне начало сказываться: кожа чистая стала, по большому в один и тот же час, перхоть не гнидообразная.
На третий день секретарша говорит:
— А знаете, вот как вы переродились, от вас запах пошел целебный… За него надо деньги брать.
А это такая женщина, она зря не обманет. Теперь народ приходит — мы дела решаем бесплатно. Но если у кого недуг неизлечимый и вдруг ни с того ни с сего проходит, то деньги берем.
На днях старичок пришел, участник войны, у него колена нет, нога не сгибается с сорок первого года. Он насчет пенсии.
Пять минут побыл в кабинете, говорит:
— Чего-то мне легче стало! Нога сгибается в обе стороны.
Ну, и тогда я ему все бесплатно сделал, а за исцеление деньги, конечно, взял.
Кавказец один приходил — с трех лет страдал отвращением к коньяку. Насчет прописки приходил. Минуты не просидел, говорит:
— Тянет выпить — нету сил!
Я ему прописку, он мне — за лечение. Многим помог. Прямо люди молиться на меня стали.
Уникальный случай был — женщине одной гараж помог поставить… посреди сквера — бесплатно. А у нее на нервной почве хроническое бесплодие. Я еще сказал себе:
— Если ты, сволочь, гаденыш гунявый, маньяк сексуальный, не попробуешь помочь такой несчастной… красивой женщине, пожалеешь.
И мы с ней попробовали. И произошло чудо! Так я деньги взял только через девять месяцев. Ты есть преобразился уже до конца.
Вот что значит твердо сказать себе: «Перестань брать взятки, сволочь, реформы же кругом, тварь продажная».
И это под силу любому! Я знаю, еще один брал взятки каждый день, но он сказал себе:
«Перестань брать взятки, сволочь, реформы же кругом, тварь продажная». И перестал!
Тут же у него потливость исчезла, пучить перестало, обжорство вошло в норму. Потом чудо произошло. Он кого похлопает по плечу, тому легче становится.
Лечит от плоскостопия. От кариеса — просто лучшее средство. Морщины у глаз убирает, белье отбеливает. У одной женщины девочка к выпускному балу готовилась, испортила платье. Он похлопал… даже не по плечу! — другую совсем женщину, а у той все очистилось.
Я ко всем обращаюсь:
— Перестаньте брать взятки! Перестаньте. У вас сразу восстановится обмен веществ, кислотно-щелочной баланс, и может даже наладиться гнилостный процесс. И вы своим гнилостным процессом будете помогать людям… и иметь с них хорошие деньги. Это — чудо!.. И возможно оно только у нас.
Жизнь после смерти
Вижу во сне: из нашего подъезда выносят гроб, в гробу я — ужас!!
Я заплакал, потом взял себя в руки — интересно, как похоронят: все-таки я заметный человек был. Даже посмотрел — нет ли где Ельцина. Не было его что-то. Наверное, болел… или отдыхал… а может, и работал!., с документами.
Вдруг слышу в толпе разговор:
— Кого хоронят?
— Жулика одного. Ворюга, взяточник. Редкая была сволочь.
Мне так стыдно стало!.. Хотя все правда. Никогда раньше не было стыдно, а тут горю весь от стыда. И тут же мороз по коже — значит, совесть живет после смерти! Она замучает!
Заместитель мой вынырнул с бумажкой возле гроба, говорит:
— От нас ушел неподкупный человек.
Выпивши, что ли, он? Меня стыдом, как кипятком, с головы до ног — жжет все внутри. А он, гнида, не знает, что совесть жива, говорит:
— Смерть слепа — первыми уходят лучшие!
И по ошпаренной совести еще раз кипятком!.. А простые люди шарахнулись в сторону — если лучшие ушли, значит, остались худшие, то есть простым пришла хана.
Хорошо, тут оркестр заиграл, тронулись на кладбище. Еще я обратил внимание — жене так траур идет!., такая она вся!.. Так я пожалел, что умер.
Ну, тащимся по Москве — ничего особенного. Вдруг вижу — сворачиваем к Мавзолею. Мне неловко опять сделалось! И жжет, жжет внутри! Но, слава богу, оказывается, не в сам Мавзолей, а за ним.
