Ещё несколько минут назад, уютно устроившись в машине на заднем сиденье, генерал рассуждал со своим адъютантом о России. Он был на большом совещании в Кёнигсберге и ехал в штаб своего корпуса в город Лугу.

— Россия — необъятная страна с упрямым народом, — говорил генерал молодому обер-лейтенанту, сидевшему за рулём, — её никому не удавалось покорить. Вот и сейчас: вся Европа, видя превосходство наших сил, сразу подчинилась нам, приняла наш порядок, и лишь Россия продолжает сопротивляться. Мы находимся в тылу, а ночью опасаемся ездить по дорогам, потому что леса кишат партизанами. Порой мне даже хочется встретить главаря этих партизан и объяснить ему, что сопротивление бессмысленно, губительно для них самих же. Нам не обязательно это делать, но придётся истребить всё местное население, включая детей, если они по-прежнему будут сопротивляться…

Перед мостиком через лесную речушку машина притормозила, и как раз на этих словах из-за кучи камней, возвышавшейся над канавой, показалась чья-то рука и швырнула в машину гранату. Раздался оглушительный взрыв, машина резко дёрнулась и встала.

— Партизаны! — с ужасом закричал молоденький адъютант.

Он первым выскочил из автомобиля и помчался к мостику, но был сражён автоматной очередью. Генералу фон Виртцу повезло: пока партизаны стреляли по адъютанту, он, подхватив портфель с документами, успел покинуть машину, перепрыгнул через канаву и бросился к лесу.

С врагами было покончено. Партизан Лёня Голиков повесил автомат на грудь, подобрал генеральский пистолет, портфель и пошёл к подбитой машине. Там его ждал другой партизан, Александр Петров. Вдвоём они вытащили из машины тяжеленный кожаный чемодан и два немецких автомата.

Из ближней деревни Варница, что располагалась за небольшим лесом, уже несколько минут доносились сигналы тревоги — кто-то, услышав взрыв гранаты и автоматную стрельбу, бил по подвешенной на столбе латунной металлической гильзе от артиллерийского снаряда, так, словно ударяли в колокол. А едва удары стихли, послышался рокот мотоциклетных моторов. В деревне располагался гарнизон фашистов.

— Бежим! — сказал Петров. — Сейчас они будут здесь!

Разведчики спешно оттащили чемодан в заросли кустов и скрылись в лесной чаще.

Лёня, пройдя немного по тропинке вслед за Александром, остановился.

— Ты иди в отряд, а я подожду тут, пока они не уедут. Надо взглянуть, что в чемодане…

В последний раз он ел вечером — жидкую пшённую кашу. До рассвета их группа — шесть разведчиков — покинула отряд и отправилась к большой просёлочной дороге, чтобы заранее занять боевую позицию. Рано утром гарнизон фашистов должен был переехать из одного селения в другое.

Всё прошло по намеченному плану. Грузовик, который перевозил немцев, был слышен издалека. Когда он поравнялся с затаившимися партизанами, с обеих сторон в него полетели гранаты. Оставшихся в живых фашистов добили из автоматов. Забрав из кузова оружие и несколько мешков с продуктами, партизаны отправились назад, и лишь двое — Лёня Голиков и Александр Петров — ушли на большое шоссе, по которому прежде, до войны, колесили машины из Пскова в Ленинград. Теперь Ленинград был окружён вражескими войсками, а из Пскова в Лугу ездили фашистские автомобили.

Ждать, пока немцы прицепляли подбитую машину к своему грузовику, пока переносили тела убитых и осматривали ближнюю территорию, Лёне пришлось долго. Да ещё фашистам померещилось движение в придорожных кустах, и они затеяли пальбу. Лёня боялся, что они дойдут и до спрятанного чемодана, но фашисты были опытными, без приказа углубляться далеко в лес не стали. Наконец, что-то обсудив, они запрыгнули в кузов грузовика, и вскоре машина исчезла из виду.

Всё же Лёня приближался к чемодану осторожно, с опаской озираясь по сторонам: несколько фашистов могли остаться и в засаде.

Генеральский чемодан открылся сразу. Лёня почему-то решил, что он набит шоколадными плитками или банками с мясной тушёнкой. И представлял, как обрадует партизан, когда притащит этот груз в отряд. Но вместо тушёнки в чемодане было огромное количество кальсон, три генеральских мундира и только несколько пачек сухарей да соли. Лёня надел белый парадный генеральский мундир, покрыл голову генеральской фуражкой и прихватил сухари с солью. Чемодан оставил в кустах. По пути в отряд он не удержался и один сухарь решил съесть — откусывал по крохотному кусочку и каждый подолгу сосал. Лёня давно привык к полуголодной партизанской жизни и знал, как уговаривать голод.

Это перепуганному генералу Лёня показался ребёнком. На самом деле он был уже опытным разведчиком. Правда, поначалу его часто принимали за маленького. Даже в прежней, мирной, жизни, когда на уроке физкультуры класс выстраивали по росту, в шеренге он занимал последнее место. Но стоило кому-нибудь с ним побороться, как Лёня одерживал верх. Он и бегал быстрее многих, и плавал, и тяжести поднимал, и легко отжимался на турнике. Но главное, в любой незнакомой компании ребята, которые сначала считали его едва ли не малышом, скоро начинали прислушиваться к его разумным словам и невольно ему подчинялись.

И всё же мундир фашистского генерала, который Лёня надел, свисал с его плеч и доставал до колен. Однако, не растерявшись, он засучил рукава и так, с двумя автоматами на груди и портфелем под мышкой, появился у костра, где его бывший школьный учитель Василий Григорьевич как раз с беспокойством спрашивал о нём — уже стемнело, а самый молодой разведчик не возвращался. Когда же Лёня неожиданно вышел из темноты в таком наряде, все расхохотались.

— А в портфеле у тебя что? — спросил Василий Григорьевич.

— Всякие бумаги генеральские, чертежи, схемы.

Учитель, взяв портфель, достал несколько бумаг и, повернув к свету костра, стал рассматривать.

— Ого! — сказал он через несколько минут. — Бумаги-то серьёзные!

Он спешно унёс их к штабной землянке, и скоро радист уже передавал содержание генеральских бумаг в Москву. Как оказалось, в них были секретные чертежи новой немецкой мины и ещё более секретные схемы немецких минных полей вдоль линии фронта.

На следующий день командир партизанской бригады получил радиограмму из Москвы: партизана, который уничтожил фашистского генерала, а самое главное — сумел добыть ценнейшие секретные документы, полагалось представить к званию Героя Советского Союза. Такие документы даже опытным разведчикам редко удавалось раздобыть. Так Лёня Голиков получил самую почётную воинскую награду.

Он не знал тогда, что весть об этой награде напечатают газеты уже после его гибели. Не знал и ещё одной подробности. Её обнародовали историки уже в наши дни: генерал Рихард фон Виртц, удачно притворившийся мёртвым, ожил, как только фашистские солдаты понесли его вместе с убитым адъютантом в машину. Спустя несколько месяцев, выйдя из немецкого госпиталя, он командовал дивизией, а в последние недели войны ему снова повезло — он сумел удачно сдаться в плен американцам. Только безрадостно доживали свою жизнь гитлеровские вояки, вернувшиеся с войны. Их стыдились, презирали собственные дети и внуки, узнав о тех страшных преступлениях, которые их отцы совершали на русской земле.

А жизнь у Лёни Голикова начиналась так. Был у него отец, Александр Иванович. И едва сходил с реки лёд, отец отправлялся сплавлять по рекам плоты, связанные из стволов могучих деревьев. На плотах ставили шалаш, подвешивали фонарь, на малом огне варили уху и долгие месяцы плавали так вдоль русских северных берегов. Ещё была мать, Екатерина Алексеевна, вечно занятая то по хозяйству, то работой в колхозе. Были и две старшие сестры, корова по имени Ласточка, овцы да куры, которыми командовал голосистый петух Аполлон. Жили они в деревне Лукино на высоком берегу реки Полы, нёсшей свои воды в знаменитое озеро Ильмень.