— Тётя Поля из Бараколя пирожки печёт, пирожки печёт!

Сам же в это время примечал дома, охраняемые часовыми, где жили фашисты, где во дворе располагалась лёгкая пушка, где стоял обитый железом сарай, из открытой двери которого виднелось оружие. У сарая прохаживался ещё один часовой. Посередине села в большом доме находилась, судя по всему, комендатура: к этому дому как раз подъехала военная машина, из неё выскочил офицер и спешно вошёл в здание.

Витя продолжал катить по улице свой обруч и, зазевавшись, чуть не наскочил на белобрысого фашиста.

— Господин, я хочу есть, — не растерявшись, тут же выпалил Витя по-немецки. — Дайте, пожалуйста, хлебушка.

Но немец, отпрянув, злобно выкрикнул непонятное слово, и Витя покатил обруч дальше. Однако через минуту он почувствовал чей-то взгляд: его догонял тот самый белобрысый военный. И тогда Витя решился. Он бросился к первому попавшемуся дому и как был, с обручем, вбежал на крыльцо. Хозяйка дома — пожилая женщина — удивлённо уставилась на него. Едва мальчик успел проговорить: «Тётя! Тётя!», как следом за ним появился белобрысый.

— Ах ты негодник! Опять по улице болтался! — хлопнула его вдруг по спине женщина. — Сколько раз говорила, чтоб обруч от бочки не смел брать! Сейчас же садись есть, не то каша остынет!.. И вы, господин, садитесь с нами, если не брезгуете.

Фашист, ничего не ответив, молча кивнул и пошёл к дверям.

— Ты кто? — когда за немцем закрылась дверь, негромко спросила женщина, и в самом деле придвигая ему миску с кашей. — Вижу, что не наш. Разве не знаешь, что они всех чужих хватают?.. Родных, что ли, ищешь? Хорошо, в мой дом заскочил, а то сейчас тебя бы уже допрашивали. Если спросят, отвечай, что племянник мой.

Так удачно закончилось первое задание юного партизана.

Вернувшись в отряд, Витя нарисовал подробный план улицы и отметил на нём, где что находится.

Той же ночью партизаны разгромили фашистский гарнизон, квартировавший в деревне, и вернулись с трофеями — два пулемёта, автоматы и боеприпасы к ним. Во время операции Витя был рядом с командиром бригады.

— Молодец, точный план нарисовал! — похвалил его командир. — По нему и действовали.

Скоро Витя стал настоящим разведчиком. Ходил вместе с группой закладывать мины на шоссе, брал «языков», добывал ценные разведывательные данные, которые тут же партизаны передавали по рации в штаб фронта, а там, получив эту важную информацию, немедленно посылали самолёты бомбить фашистские склады оружия, скопления танков.

Красная армия наступала, уже части её прорвались в Крым, и всем было ясно, что Крым скоро снова станет свободным. Наши самолёты сбрасывали партизанам не только боеприпасы и продукты, но и газеты. Витю отправляли со свежими выпусками в партизанские деревни. И когда люди читали новости о победах Красной армии, о том, что конец оккупации близок, лица их светлели.

Однажды Витю с отцом вызвал командир бригады.

— В Феодосии снова прошли аресты, а нам надо срочно установить связь с городским подпольем, — сообщил он. — Дело опасное, но, кроме вас, послать некого. Запомните адреса и будьте осторожны: они, возможно, уже провалены.

Отец и сын вошли в город до наступления темноты. В их доме было холодно, сыро, но печь решили не топить, чтобы не привлекать внимания. Витя стал разбирать свои альбомы с рисунками. Отец сразу лёг, накрывшись одеялами. Ему нездоровилось. Утром они должны были проверить явки — адреса, которые дал командир, — и восстановить связь с подпольщиками. Но ещё не забрезжил рассвет, как вдруг на лестнице послышались топот, громкие голоса, и через минуту раздался грубый стук в дверь. Полицаи ворвались сразу, едва отец приоткрыл её. Ничего не объясняя, они приступили к обыску: ругаясь, распарывали подушки, перетряхивали и сбрасывали на пол постели, топтали Витины альбомы. Закончив, полицаи под дулами автоматов вывели Витю с отцом из дома и увезли. Больше отец и сын уже друг друга не видели.

Витю поместили в тёмную узкую камеру-одиночку. Опустившись на пол, он вдруг ощутил рукой что-то липкое. Кровь. Пока ещё чужая.

А потом были допросы, где Витю хлестали плёткой, били по лицу, угрожали, уговаривали, обещали отпустить, если он сообщит имена подпольщиков и адреса, где находятся сейчас партизаны.

— Только назови имена, и тебя сразу же освободят! — говорил следователь.

Витя на все вопросы твёрдо отвечал: «Ничего и никого не знаю», и его снова принимались избивать. Затем юного партизана перевезли в город Старый Крым, в центральную тюрьму, поместив в большой камере, которая была заполнена арестованными. Но только до субботы. По субботам людей вызывали по списку, и гестаповцы с автоматами уводили их. Навсегда. Это называлось «отправить на луну». Так сказал ему новый знакомый, Валя Ковтун. Ему было столько же лет, сколько и Вите, и он тоже был из Феодосии.

— Подобрал как-то нашу листовку, и это увидел полицай… Эх, давно надо было к партизанам… — рассказывал он.

Витю и тут вызывали на допросы, требуя одно и то же:

— Ты партизан? Назови имена, и мы тебя отпустим!

И он снова и снова отвечал:

— Нет. Не скажу. Не знаю.

В камеру Витя каждый раз возвращался избитым. Но, отлежавшись, рисовал в блокноте, подаренном ему вместе с карандашом одним из арестантов, карикатуры на фашистских солдат. Эти рисунки, передаваемые друг другу, заключённые с удовольствием рассматривали и дружно над ними смеялись, нахваливая юного художника.

Однажды Витя узнал от товарищей, что отец сидел в соседней камере и его недавно «отправили на луну». Помрачнев, он отошёл в дальний угол и, не удержавшись, разрыдался.

— Ничего, скоро наши придут. Мы сразу подадимся в армию и за всё отомстим! — утешал его Валя. — А потом ты станешь знаменитым художником, и мы будем гордиться, что сидели с тобой в одной камере.

4 марта 1944 года Вите исполнилось пятнадцать лет. В тот день матери удалось передать сыну посылку: несколько кукурузных лепёшек и большую жирную селёдку. Этот подарок он разделил между товарищами.

А через пять дней гестаповцы снова начали выкликать по фамилии тех, кого должны были «отправить на луну».

— Коробков Виктор! — вдруг громко произнёс гестаповец.

Витя поднялся.

— Этого не может быть, это ошибка! — закричал Валя. — Витя, не ходи!

Но Витя спокойно обратился к другу:

— Если останешься жив, найди маму и передай: я умер за Родину.

Вскоре послышался шум мотора: заключённых увозили на расстрел.

Перед расстрелом им завязали глаза. Но Витя сорвал повязку и крикнул, гордо, с презрением глядя в лица фашистов:

— Стреляйте! Мы вас всё равно победим!

1 июня 1959 года, в Международный день защиты детей, в городе Феодосии торжественно открыли памятник юному герою-разведчику Вите Коробкову. На открытии присутствовала седая женщина. Это была Виктория Карповна Коробкова — мама Вити.

13 августа 1942 года фашистский генерал Рихард фон Виртц из последних сил убегал от русских партизан по большой поляне к лесу. Оглянувшись, он увидел невозможное: за ним с автоматом в руках вместо бородатых мужиков гнался мальчишка в потрёпанной одежде. Приостановившись, генерал дважды выстрелил в него из пистолета, но мальчишка успел упасть на землю, и пули пролетели мимо. Злобно выкрикнув что-то, он тоже выстрелил из автомата вдогонку.

Генерал желал одного: добежать до леса, чтобы укрыться за деревьями. Тяжёлый кожаный портфель с документами мешал ему. И, отбросив его, он помчался быстрее, давя сапогами низкие стебли с ягодами черники. До леса оставалось совсем чуть-чуть, когда автоматная пуля больно толкнула его в плечо, а вторая ударила по ноге. Он упал, ткнувшись лицом в сухой жёсткий мох, и, когда подошёл юный партизан, притворился мёртвым. Партизан, пнув его ногой в бок, крикнул кому-то: «Дохлый!»