Ах, молодость, молодость… Лишь тот, кто побыл стариком — и вернулся в юные годы, способен оценить все бонусы «малого пробега» организма. Даже угодив в тело Миши Гарина, а ему тогда и шестнадцати не исполнилось, я частенько осаживал себя — как бы ревматизм не потревожить, как бы сердце поберечь…

Далеко не сразу привыкаешь, что сил в тебе не мерено — и на работу хватит, и на любовь, на всё!

Вот, простая еда — лопаешь, и не задумываешься. Не ждешь, когда о себе напомнит печенка или поджелудочная, а получаешь удовольствие — и просишь добавки.

Расправившись с первым, второе блюдо я уже смаковал, вдумчиво уминая биточек. Тут и Галка подсела к нам с Леной, легкомысленно бросив светило, от чего оно изрядно угасло.

— Миш, — приглушенно заговорила Малеева, — а правда, что мы машину времени строим?

Браилова, лишь бы не засмеяться, вытаращила глаза.

— Галочка, — торжественно сказал я, — тебе одной открою секрет: мы строим ускоритель тахионов!

— Но ведь тахионы способны переносить информацию из будущего! — заспорила аспирантка. — И вызывать парадокс причинности.

— Ох, Галя, — вздохнул я. — Боюсь, что в реальности всё куда сложнее, чем в теории. Это тебя Александр Сергеевич напугал парадоксами?

— А что, — покраснела девушка, оборачиваясь к столику, за которым недавно сидело светило, — он не прав?

— Знать бы! — хмыкнул я. — Видишь ли, Галчонок… Разницу между излучением и поглощением тахионов определить… м-м… сложновато. Тахион, движущийся назад во времени, можно вполне определить, как тахион, который движется в будущее. Лично меня совсем другое пугает…

— Что? — выдохнула Малеева, подаваясь.

— А вот смотри. Тахионы замедляются, набирая энергию. И ускоряются, теряя ее. Тогда выходит, что заряженные тахионы, которые движутся быстрее скорости света, будут постоянно терять энергию даже в вакууме — из-за черенковского излучения. Потери заставят их разгоняться — и расходовать заряд еще быстрее. В конце концов это приведет к неуправляемой реакции, высвобождающей чудовищное количество энергии.

— Ничего себе… — пробормотала аспирантка. — Вот это ничего себе…

— Вот такое оно, — преувеличенно тяжко вздохнул я, — мироздание!

Впечатленная Галочка удалилась, обдумывая открывшиеся ей истины, а Лена прыснула в ладошку.

— Извини… — выдавила она.

— Грешно смеяться над девушками, — попенял я ей. — Они — главная ценность в пространственно-временном континууме!

— Это и меня касается? — сощурилась Браилова.

— Ну, а как же.

— Спасибо…

Мне показалось, или Железная Леди, она же Снежная Королева была тронута?

— Это не комплимент, — вывернулся я, — а принцип бытия. Пошли, растопим нашу печурку!

Фокальный комплекс, зеркальным бубликом окольцевавший потолочные сопла, мы протестировали первым — здесь электрическое поле сжимало — или расширяло тахионный пучок.

— Всё штатно, — вывел я. — Наверх!

Разумеется, девушку я любезно пропустил вперед. Халатик у нее не слишком длинный, а трап крутой — вид снизу открывался роскошный.

— На тот случай, если не разглядел цвет трусиков, — спокойно молвила Лена, одолевая ступеньки. — Они у меня белые.

— Что ж я, по-твоему, уже цвета не различу? — обиделся я. — Просто кружавчиками любовался. Забавный такой узорчик…

— И как тебя только жена терпит, — вздохнула Браилова, переступая порог.

— Сам удивляюсь! — рука на автомате, уже заученным движением, оживила пульт ускорителя. — Та-ак… Ладно. Стой здесь, чтобы не бегать, а я вниз.

Девушка понятливо кивнула, оглядывая приборы, табло и дисплеи — красные цифры бросали дрожащий отсвет на ее лицо.

Сбежав по лестнице в лабораторию, я бросился к главному пульту. Запустил программу запуска — и меня тут же одолели сомнения: а проверили ли мы подачу? Подключен ли второй фидер?

— Ч-черт…

«Четыре минуты в твоем распоряжении, кретин недоделанный!»

Дверца техотсека чмокнула магнитным ободком, как в холодильнике. Пригнувшись, я вошел, чуя неуверенность и зябкий страх. Так и есть!

— Да что ж ты за кретин…

Мое злое шипенье было оправдано — квадратный люк из техотсека в камеру гостеприимно распахнут. Но я ведь закрывал его! Или нет?

В следующую секунду острое чувство опасности пронзило меня ледяной иглой. Я дернулся на рефлексе, и страшный удар пришелся вскользь, не разбив мою глупую голову, а лишь оцарапав. Слепо вытянув руки, я рухнул на пол камеры, больно ударившись о лабораторный образец — слиток бериллиевой бронзы. Застонав, поднял голову с этой металлической «подушки», готовясь к удару в спину. Контрольному…

Приглушенный двойным стеклом, грохнул выстрел. Вывернув голову, я смутно увидел трап, по которому ссыпался человек в антирадиационном спецкостюме. На крошечную площадку выскочила Лена, вскидывая пистолет, но ее опередили — прямо перед прозрачной панелью присел еще один тип в мешковатом СК, и дважды нажал на спуск «стечкина».

— Стреляй, Ленок… — прошептал я, погружаясь в пульсирующую болью тьму. — Камера выдержит…

…Очнулся я от резких рывков. Кто-то меня хватал за руки, за плечи, дергал, оттаскивал, и частил, едва не плача:

— Мишенька! Мишенька! Ну, что же ты? Очнись, миленький! Ну, пожалуйста!

Вверху надо мной реяло лицо Елены, а в следующее мгновенье камера завибрировала, и низкий утробный гул опал с четвертого этажа. Заработали эмиттеры.

Миллиарды тахионов уже падали в камеру сверхсветовым дождем, но это пустяки. Наверное… А вот когда хлынет по-настоящему…

Я бешено загреб ногами. Всхлипывая, оттолкнулся локтем, перевалился набок, и Лена обеими руками захлопнула люк.

— Живой! — простонала она. — Ты живой… Я уж думала…

— Уходим… — просипел я, качаясь на четвереньках. На каждый удар сердца голова отвечала всплеском боли, а кровь из раны стекала на потное лицо.

«Ох, до чего ж паршиво…»

Вывалившись в лабораторию, я кое-как встал, цепляясь за вязки кабелей.

— Кто это был? — вытолкнул, чувствуя, как мир качается и плывет.

— Не знаю! Лиц под шлемами не видно, — выдохнула Лена, снова вооружаясь. — Ты как?

— Нормально… Беги за нашими.

Отмахивая вороненым ПСМ в руке, девушка бросилась к открытым дверям.

— Здесь кровь! Хоть одного ранила!

Браилова выбежала в коридор, а я скособочился у пульта.

Ускоритель работал. Его зычное гудение порой опускалось до пугающего рыка.

Кое-как стерев кровь со лба, я моргнул слипавшимися веками. Конфигурация поля… Нормальная конфигурация, расчетная… Немного сузить веер пучка… Вот так…

Внутри камеры, пластаясь по стеклянной панели, разжигались зеленоватые сполохи, стекая трепещущим изумрудным сиянием.

Мои ноги не выдержали, и я пал на колени, равнодушно поглядывая за стекло, где плясали и бесновались вызванные мной тахионы.

«Хватит…» — моя ладонь шлепнула по красной кнопке-грибку.

Гул, мятущийся в главном канале, стихал, уступая взволнованным голосам, полнившим коридор. Я скривил разбитые губы в улыбке.

Опыт удался.

Воскресенье, 25 ноября. День

Московская область, объект «В» п/я 1410

Пока охрана бегала повсюду, разыскивая шпионов-диверсантов, я промыл рану и кое-как залечил ее дрожащей рукою. Да ничего особенного, обычная ссадина. Черепушка не треснула, она у меня крепкая, а легкое сотрясение пройдет. Всё проходит.

Стащив заляпанную кровью «олимпийку», я остался в одной футболке и трениках, и новый халат накинул для пущей солидности.

Лена разводила суету вокруг ускорителя, а я, кряхтя, осторожно уселся на кресло перед пультом, и снимал сливки — показания приборов.

Обработкой займусь позже, мне хватило и того, что всё действует, всё работает, согласуясь с моей моделью!