— Смотрите, тут дупло, — оживленно болтал майор, — а с этой стороны… Ага-а… Тут как бы пробка! — подковырнув деревяшку лезвием ножа, он расшатал ее, и вытянул. — Генератор…

— Вижу… — затянул генерал-лейтенант. — Направление… Ну, да, как раз туда и кажет. А тут что? — присев, он кончиками пальцев уцепился за край подозрительно прямой щели. Поддавшись его усилиям, выпуклая крышка откинулась. — Не хреново девки пляшут… Передатчик, а вот аккумулятор… Это ж сколько им долбить пришлось, гадам трудолюбивым…

Осторожно прикрыв схрон, Иванов внимательно осмотрелся.

— Коля, ну-ка, глянь. Там не твоих палок следы?

— Не-ет… Это давнишние отпечатки, уже и ледком подернулись. Борис Семенович, наверное, сюда наведывались… Ну, не каждый день, но…

— Похоже, — кивнул генлейт, и хищно ощерился. — Видать, батарею меняли. Ла-адно… Тогда так. Вон, видишь то дерево?

— Ага!

— Помаракуй со спецами из института — надо телекамеру туда сунуть, и пусть транслирует, кто сюда явится. Только не забудь сказать дежурным, чтобы не спугнули! Проследят пусть, установят наружку, а там разберемся.

— Понял, Борис Семенович! Сделаем в лучшем виде!

Там же, позже

— Видеонаблюдение организуем, Борис Семенович, не вопрос… — я задумался. — Знаете, мне кажется, что пора этим нашим «друзьям» подарочек сделать. Пускай еще разок порадуются своей смекалке!

— Ну-ка, ну-ка… — заинтересовался Иванов.

— Давайте, организуем у директора совещание, — выложил я свою идею. — Спектакль устроим! И тексты ролей напишем. Скормим вероятному противнику «дезу»! Не надо никому знать, на что мы вышли, и что открыли. Пусть жрут, что дают!

— Согласен! — хихикнул генерал-лейтенант, и построжел: — Только вы уж продумайте досконально, что и кому говорить. Я-то в вашей науке ни в зуб ногой!

— Сообразим, Борис Семенович, — ухмыльнулся я. — Благодарные слушатели будут в экстазе!

Тихо было в главном здании. Только из фойе доносились крики болельщиков — команды аналитиков и технарей сражались за теннисным столом.

Так что времени для устного народного творчества хватало, а музы толпились в очереди.

Сочиняли мы впятером — я взял в соавторы Иваненко, Киврина, Корнеева и Браилову. Дим Димыч, как главный режиссер, согласовал нашу пьесу и завизировал, а мы набрали тексты на «Коминтернах», распечатали и раздали «актерам».

Перед началом постановки все собрались в коридоре, у дверей кабинета директора.

— Как будто за кулисами! — нервно засмеялась Лена.

— Сейчас выйдем на сцену, — дернул губами Киврин. — Блеснем!

— Так, тексты у всех? — деловито спросил я. — Читали хоть? Надо, чтоб без запинки, от себя!

— С выражением! — подхватил Корнеев.

— Сценической речи не требуется, — отмел я поползновения. — Просто говорите, как всегда!

— И чтобы не было заметно, что читаете с листа, — строго добавил Иваненко. — Ну? Начнем?

Выдохнув, он распахнул дверь, и громко заговорил:

— Входите, входите, товарищи! Понимаю, что отвлекаю, и всё такое, но надо же хоть какие-то итоги подвести. С меня же тоже требуют!

— А кому протокол вести? — вяло забубнил Почкин. — Опять мне?

— У тебя самый красивый почерк! — сладко улыбнулась Лена, посматривая на полку с часами.

— Ой, да ладно…

Все разом загремели стульями, рассаживаясь, и выложили перед собой роли.

— Товарищ Гарин, вам слово!

Я солидно откашлялся.

— Пожалуй, главное наше достижение заключается в том, что тахионный ускоритель работает штатно. Мы его гоняли на всех режимах, системы подтвердили расчетные характеристики…

— Это не совсем так, Михаил Петрович! — дерзко вступила Лена, зачитывая с листа. — Вы же прекрасно знаете, что пучок заряженных тахионов разрушал образцы из бронзы и стали. Он их практически распылял!

— Вы, как всегда, преувеличиваете, Елена Павловна, — холодно отозвался я. Ленины губы сложились в улыбку, и грубый Корнеев показал ей кулак. — То, что металлические образцы потеряли в процессе облучения несколько процентов своей массы, еще нельзя назвать распылением.

— А скажите, Михаил Петрович, — вступил Дим Димыч, — далеко ли еще до создания… Ну, хотя бы, опытно-промышленного распылителя?

— Год или два, — я изобразил раздумье. — Нет, понятно, что установка должна принести пользу народному хозяйству, но не мне вам объяснять, что это лишь желательно. Но вовсе не обязательно. Нет, мы можем, конечно, смонтировать сложный и очень дорогой излучатель тахионов где-нибудь на заводе, чтобы дырявить стальные плиты, но с этим справятся и обычные средства. Мы, вообще-то, приписаны к военному ведомству, и нашей задачей было и остается создание компактного распылителя. Такого, чтобы его можно было установить на гусеничную платформу; выдаешь импульс — и вражеский танк распадается в мелкодисперсный порошок. Или самолет…

— Или корабль! — подсказал Киврин.

— Ну, с кораблем одним импульсом не управиться. Хотя… Если рассеять корму эсминцу типа «Спрюэнс», это выведет его из строя. И будет посудина болтаться с сильным дифферентом, пока не потонет…

— Не увлекайтесь, Михаил Петрович, — осадил меня Дим Димыч, — и не стоит напоминать мне о подотчетности Министерству обороны! Да мы вообще не о том говорим! Распыление материи — это эффект управляемой реакции, а вас, Михаил Петрович, просили заняться именно неуправляемой!

Начальство наседало, а я, как того и требовал Станиславский, закипал.

— Да это выйдет тахионный заряд, товарищ директор, в сотни и сотни мегатонн! Как его испытывать, вы об этом подумали? И где? Прямо здесь? Вы хоть понимаете, что говорите? Да я и так боюсь ускоритель запускать! А если он пойдет вразнос? Энергии выделится столько, что на месте нашего драного объекта останется радиоактивный кратер! Диаметром, этак, километров в шесть или семь! Вы этого добиваетесь?!

— Немедленно прекратите истерику! — рявкнул Иваненко. — Развели тут, понимаешь…

Лена закрыла рот ладонями, и таращила блестящие глаза; Почкин трясся в беззвучном смехе. Народ веселился и развлекался, соблюдая режим тишины.

— Так! — Дим Димыч треснул ладонью по столу, и голос его залязгал: — Чтобы ко вторнику у меня лежали отчеты о проделанной работе со всех отделов! А с вас, Михаил Петрович, я не слезу, пока не получу полный и обстоятельный доклад по тахионной бомбе! В кои веки советская наука опережает западную, мы находимся на пороге создания тахионного оружия, а некоторые несознательные товарищи выказывают малодушие! И это в тот самый исторический момент, когда всем нам следует сплотиться, проявить, так сказать, пролетарскую волю! А вам, как члену партии, должно быть вдвойне стыдно! Все свободны! Что еще, Браилова? — зарычал он.

— Дмитрий Дмитриевич! — взвыла Лена. — Заявление на отпуск! Подпиши-ите! Ну, пожа-алуйста!

— Оставьте в приемной на столе, — пробурчал Иваненко, малость остывая. — Всё-всё, я вас не задерживаю!

И снова загрохотали стулья. Народ повалил в коридор, а самые смешливые сразу отбегали подальше, чтобы вдоволь нахохотаться.

— Смешно им, — проворчал Дим Димыч, будто не выйдя из роли.

— Нет, ну вы как-то перегнули… — затянул я, изображая горькую обиду. — Что теперь обо мне подумают товарищи из ЦРУ?

— Что… Что паникер! — прыснул Киврин.

— Истеричка… — выдавил Корнеев, но не выдержал, захохотал.

— Да тише вы! — сердито прикрикнул директор. — Вот же ж, порода жеребячья!

— Ребячья, — белозубо улыбнулась Лена, и снисходительно повела рукой: — Мальчишки!

Вторник, 25 декабря. Утро

Туркменская ССР, отроги Копетдага

Зима в Туркмении — понятие относительное. Новый год скоро, а снег, выпавший еще в ноябре, уцелел лишь местами, на вершинах Копетдага. А в среднем поясе гор тихо замирает рыжая осень.