* * * В губительном огне меня сожгла красавица, Спалила сердце мне огнем дотла красавица. Плоды в сени ветвей я в кущах сердца вырастил, Я пел, как соловей, — мне не вняла красавица. Ресницы-острия мне грудь язвили муками, — О, как же месть твоя мне тяжела, красавица! О, сколько есть вокруг скитальцев погибающих, — Меджнуном в страны мук меня гнала красавица. И брови-луки бьют, как птицу, сердце стрелами, О, как же гнев твой лют и как ты зла, красавица! И был уж я ведом к концу моему смертному, Но вдруг в мой жалкий дом, смягчась, пришла красавица. И я очнулся вмиг и встал, собравшись с силами, И вдруг, открыв свой лик, речь повела красавица. И все ж Машраб в огне обрел предел мучениям: Велела гибнуть мне в юдоли зла красавица. * * * Твоею жертвою я стану, лишь приоткрой свой дивный лик, Жизнь хочешь взять — приму я рану, срази мечом в единый миг. Век Хызру дан был бесконечный водою чудо- родника, Даруй мне благо жизни вечной — открой мне уст твоих родник. Твой лик и стан душой смущенной припомню — в сердце хлынет кровь, — Моею кровью орошенный, воспрянет стан твой — чаровник. Два локона со станом юным — не образ ли твоей души? В ней, «джимом» обрамлен и «нуном», «алиф» — твой стройный стан возник. [2] Два полумесяца впервые восходят враз на небесах: Два новолуния живые — вот двух бровей твоих тайник. Когда о счастье я толкую, мне говорят: «Испей вина!» — О, как бы я воскрес, ликуя, когда б хмель уст твоих постиг! Вино я вью, от мук усталый, изранен стрелами разлук, — Машраба словом ты пожалуй — беднейшего из горемык! * * * Скиталец, я огнем разлук лечусь, — он жарче ада, право, Но умереть, любя, от мух влюбленному — награда, право. О, если бы твои уста хоть слово молвили страдальцу, — Вот лишь о чем моя мечта, и рая мне не надо, право. Как моя доля тяжела — душа уж к горлу подступили, — Ты душу бы к себе взяла, она была бы рада, право. От мук разлуки и обид, увы, я истекаю кровью, И весь я кровью слез омыт, а в сердце — горечь яда, право. Будь ты судьею в День суда, моя печаль — тебе свидетель: Меня неволили беда и кар твоих засада, право. Когда бы столь же горький дар достался праведным святошам, Их опалил бы страшный жар и вмиг сожгла досада, право. Ханжи-святоши с давних пор, молясь, смиренно четки нижут, А их дела — стыд и позор, притворство — их отрада, право. И что мне рай, что Вавилон! В слезах бреду я по вселенной, Иду к любимой, изможден, но это мне — услада, право. Весь мир спалила ты дотла, вселенную сжигаешь жаром, — О, смилуйся! Мне, жертве зла, дождаться хоть бы взгляда, право. Машраб, ты хочешь, чист и благ, судилище мирское встретить, — Перед жестокой — жертвой ляг, ведь ей чужда пощада, право. * * * Отдать красавиц всей вселенной за твой единый взгляд не жаль, Презреть за взор твой несравненный всех мудрецов подряд не жаль. Едва ты глянешь дерзновенно, завесу от лица отняв, Мне мотыльком сгореть мгновенно, влетев в огонь и чад, не жаль. Когда лукавишь ты со мною, давая мне фиал вина, За то лукавство неземное мне чаши всех услад не жаль. Когда ты даришь, словно кубок, мне хмель твоих рубинов-уст, Отдать за перлы твоих зубок бесценный перл я рад, — не жаль. О, если б ты ко мне могла бы прийти, блистая красотой, — Я отдал бы саму Каабу, — мне никаких утрат не жаль. Когда бы ты мне повелела всю жизнь мою тебе отдать, Я пал бы пред тобою смело — мне жизнь отдать стократ не жаль. И если ты ресницам-стрелам пронзить мне душу повелишь, Я грудью их приму, всем телом, и пусть меня пронзят, — не жаль. Когда выходишь ты в гордыне в наряде алом, — я — убит, — Того, кто, как Меджнун в пустыне, от страсти бесноват, не жаль. Ты обещала мне свершенье моей мечты тебя узреть, — Даруй мне чашу единенья, уж раз тебе наград не жаль! Когда бы хоть один твой локон Машрабу гребнем расчесать, За локон твой все дать бы смог он — ему любых отрад не жаль. МУСТАЗАДЫ Тобой сожжен, моя луна, вконец тобою посрамлен, Любовью одержим я стал. Вся грудь любовью сожжена, но что тебе мой горький стон! Как мотылек, палим я стал. Едва лишь твой прекрасный лик луной передо мной возник, Я изнемог в единый миг: От кар соперников я сник и, божьей карою казнен, Тебе совсем чужим я стал. Я — раб печалей и обид, несчастный, плачу я навзрыд, Ты мне — прибежище и щит: О, сжалься, горем я убит, я потерял покой и сон — Надеждою томим я стал. Влачусь в разлуке день и ночь, и мне от мук моих невмочь, Я в степь скорбей отторгнут прочь, Страданий мне не превозмочь: стенаю я, бедой сражен, — Измучен, нелюдим я стал. О, сколь, Машраб, ты одинок! Где друг твоих лихих тревог, И кто б тебе в беде помог? Разрушил сердце грозный рок — увы, никем не навещен, Хмелен собой самим я стал! вернуться Имеется в виду написание слова «жон» («душа»), в котором первая («джим») и третья («нун») буквы расположены во сторонам второй («алиф») буквы, вертикальная черта, которой обычно уподобляется стройному стану. |
