О, глаза ее жестоки, — томна, черноброва, — гляньте,

Кудри мускусом на щеки падают лилово, — гляньте.

Столь красивой в платье красном, да с узлом в кудрях прекрасных,

Да с лукавством томно-страстным — ей сдержать ли слово, — гляньте!

Ей красою неземною солнце лишь срамить с луною,

Все падут пред ней одною: сколь чело пунцово, гляньте.

Брови — луков всех жесточе, жала стрел метать охочи,

Ворожбой коварны очи: сколь она бедова, гляньте.

Я, Машраб, томлюсь безгласно, жду любимую всечасно,

Весь в огне сгораю страстно: сколь она сурова, гляньте!

Нет, никому не ведомы те беды, что терплю я,

А застенать — так бедами все небо расколю я!

Гоню все беды мимо я, душою успокоен,

Когда придет любимая узнать, о чем скорблю я!

Без жалости, без совести убей меня жестоко,

И пусть в пустыне горестей потоком кровь пролью я.

И верую глубоко я, что в мире не найдется

Такой, как звездоокая, которую люблю я.

Стерплю все речи строгие, приди, хотя б с укором, —

Пал на твоей дороге я — в слезах тебя молю я.

Пока ты жизнь невинную мою терзаешь мукой,

Машраб, такой кручиною всю душу загублю я!

С тьмою бедствий меня сдружила, горе мне принесла печаль, —

Как же мне не стенать уныло, если так тяжела печаль!

Но избавишься ли от скверен, если выпал тяжелый рок?

Сколь я ни был и добр и верен, мне ответом была печаль.

Сколько рушилось бед-напастей что ни час на меня с небес!

И рожденному для несчастий счастье застила мгла-печаль.

В чуждом граде, в лихих утратах от собратьев я отрешен:

Всех друзей во врагов заклятых переделать смогла печаль!

Сотней тысяч бедствий упрямо меня мучил мой грозный рок,

Прогнала меня, как Адхама, от людского тепла печаль.

Что ни ем, что ни пью — отрава, тряпки савана — мой наряд,

Девяти небесам неправо меня мучить дала печаль.

Муки с бедами — вперемешку, без участья сгорел

Машраб,

И друзьям и врагам в насмешку мне дала долю зла печаль.

На меня взглянула мило искрометным взглядом дева,

А потом, увы, томила мое сердце ядом дева.

Стрелы бедствий каждый день я чуял страждущей душою,

Но не слала исцеленья, а гнела разладом дева.

Лик укрыв за пеленою, как свеча, она горела, —

Сколько праведных душою отравила чадом дева!

Мучит, губит и не сгладит состраданьем мои муки,

А с соперниками ладит очень добрым ладом дева!

В небе — солнце ли с луною или жар моих стенаний,

Или гнев свой надо мною мечет звездопадом дева?

Нет, не звезды то, конечно, загорелись в горней выси, —

То, светясь красою млечной, жемчуг сыплет градом дева.

Райский сад пылает ало, от огня любви сгорая, —

То красою запылала с гуриями рядом дева.

Соловьем стенаешь рьяно ты, Машраб, в саду свиданья, —

Дарит в кущах Индустана сладость всем усладам дева.

Локон твой — благовонье ночи, дух души моей страстной, дева,

Светят ярче звезд твои очи, лунный лик твой прекрасный, дева.

Твои губы — рубин багряный, лик твой ярче розы румяной,

Каждый смертный — слуга твой рьяный, твой невольник безгласный, дева.

Лик твой — яркой розы алее, зубки — всех жемчугов белее,

Стан твой, брови — их нет милее, светоч солнца мой ясный, дева.

Лишь увидев твой лик чудесный, сгинул в небыли я безвестной,

Я томился в темнице тесной — ты была безучастной, дева!

Твой Машраб на тебя лишь глянет — сахар уст твоих к неге манит,

Сразу легче на сердце станет мне с тобой, сладкогласной, дева!

Как мне жить на чужбине без любимой моей?

Жизни нет и в помине, что ни миг — все трудней.

Знавший радость и муки вам всегда подтвердит:

Повторенье науки — ключ к познаниям в ней.

Мир в скитаньях горючих весь пройдя, я познал:

Нету роз без колючек, кто красив — тот и злей.

У страдавших душою я спросил и узнал:

Кто другим сделал злое — сам во власти скорбей.

Не казни же, терзая мукой сердце мое, —

Проглядел все глаза я, от тебя ждя вестей.

Знавший жгучие слезы радость в жизни найдет:

Не остался без розы ни один соловей.

Жизнь не знает пощады к тем, кто ищет свой клад:

Где сокровища-клады — там пристанище змей.

Я любимой навстречу, мучась сердцем, бреду,

А негаданно встречу — глядь, соперники с ней.

О Машраб, где участье твоих верных друзей?

И не жди в жизни счастья без любимой своей!

Ты меня всегда гнела, верности твоей не знал я,

Мне подобной жертвы зла меж земных людей не знал я.

Я, на путь любви ступив, претерпел одни лишь муки,

Жребий мой несправедлив, и несчастья злей не знал я.

Нет, о лекарь, ты не спорь: видно, мне дружить с недугом, —

Жилу жизни съела хворь, — как мне сладить с ней, — не знал я.

Каждый богохульник лих — спесь свою, гордыню холит,

А нехитрых и незлых меж святош-ханжей не знал я.

Мне от вихря бед невмочь в этом злобном, старом мире,

А готовых мне помочь преданных друзей не знал я.

И когда, больной, я слег и не чаял исцелиться,

Кто б молитвой мне помог, — хоть весь век болей, — не знал я.

Мне плутаний не минуть, — так назначено мне роком, —

Кто бы мне в блужданьях путь указал верней, — не знал я.

И с израненной душой я к кому ни обращался,

Кто ж помог? В судьбе лихой помощи ничьей не знал я.

Сломлен, с мукой лишь знаком, я ни в чем не знал отрады,

Ничего в саду мирском, кроме бед-скорбей, не знал я.

И покинул мир Машраб, следуя стезей Адхама,

Я, сраженный злом, ослаб — радостных вестей не знал я.