Она выжидающе посмотрела на меня.

— Нам надо посоветоваться, — я показала глазами Иорвету на дверь.

Он поднялся. Мы вышли во двор, эльф сложил руки на груди и прислонился к бортику фонтана, который беззаботно журчал за спиной.

— Есть только один вариант, как мы можем открыть книгу, что тут обсуждать? — не глядя на меня, произнёс он.

— Мне надо было убедиться, что мы думаем об одном и том же, — мрачно ответила я, облокотилась на бортик и подставила руки под струи воды. — И я не хочу, чтобы они узнали про изнанку.

— Ну, думаем, убедилась? — сказал он. — Я достаточно насмотрелся на эту задницу мира. Надо заканчивать и возвращаться туда, где я действительно нужен.

Я смотрела, как вода ударяла по ладоням и разбрызгивалась искрящимися на солнце каплями. Почему-то знание о том, что скоро мы найдём Исенгрима, не радовало, а показательно равнодушный тон Иорвета ранил похуже тупого с зазубринами ножа. Кулаки сжались.

— Заканчивать. И побыстрее, — распрямилась я. — Пойдём!

***

Под алхимическую лабораторию Хранительницы отвели Исману флигель неподалеку от резиденции. Центр просторной комнаты занимала массивная печь. За прозрачной дверцей тлели угли, и Исман, подбросив внутрь полено, капнул маслом из мутной бутылки. Из стоек свисали щипцы, кочерги, молотки. На длинном верстаке лежали тигли для нагрева металла в форме крестов, а около окна, загороженного заслонкой, поверх которой едва пробивался дневной свет, булькал над горелкой перегонный куб. На столе в центре Исман расправил завернувшиеся края пергамента с нарисованным квадратом три на три, в каждой ячейке которого были выведены цифры. Положил блокнот в середину.

— Чародеи Чистого Братства — адепты магии Огня, поэтому я использовал вариант магического квадрата с двойкой в центре, символизирующей огонь. Огонь порождает землю и питается деревом. Дети истощают родителей, и чтобы усилить землю — вот сюда, в пятерку, я положил селезёнку коровы, выдержанную в песке три года. Этого оказалось недостаточным, и я добавил элементы металла в четверку и девятку…

Он показал на колбу с серебристым шариком ртути внутри, стоявшую в квадрате с цифрой девять, и на засушенные пористые кусочки на цифре четыре.

— Металл рубит дерево, не даёт ему питать огонь, поэтому в четверке лежит лёгкое белого тигра. Редкий ингредиент, мощный, едва отыскал. И самое главное — я ориентировал единицу на север. Это вода, она разрушает огонь, подавляет его, как отец подавляет сына. Я не хотел давать ей много силы, чтобы не уничтожить книгу…

Тэя скучающим взором пробежалась по колбам, стеклянным и керамическим ёмкостям, мраморным ступкам.

— Ты сказал, что это не помогло, — безжалостно прокомментировала она.

— Если бы у меня было больше времени подобрать пропорции, госпожа… — начал Исман.

— Пусть она попробует! — Тэя обернулась ко мне. — Приступай!

Приготовившись наблюдать, она сдвинула в сторону склянки и присела на стол. Исман встал рядом.

— Мне помешают зрители, — сказала я. — Мне нужен только мой эльф.

Я величественно указала пальцем на Иорвета, злорадно заметив, как скривились его губы. Мне безотчётно хотелось вытрясти из него хоть какие-нибудь эмоции — пусть лучше уж разозлится, скажет гадость, чем это душное высокомерное отмалчивание! Тэя кивнула, поднялась.

— Надеюсь, это не займет много времени. Я буду у себя.

— Мой эльф! — процедил Иорвет, когда за Тэей с Исманом закрылась дверь.

— А что такое, ты против? — я взяла блокнот.

— Не представляешь себе насколько.

— Проси у Тэи для нас развод, я согласна! — воскликнула я и шлёпнула блокнотом о стол.

— Сегодняшние ведьмачьи решения тебе удаются гораздо лучше завтрашних!

— С удовольствием погуляю на твоей новой зерриканской свадьбе! — воскликнула я почти с восторгом от того, что «шалость удалась».

— С чего ты взяла, что я тебя позову? — Иорвет протянул руку.

— Тогда о разводе и не мечтай! — я накрыла его ладонь своей.

На мгновение показалось, что на лице белого Иорвета промелькнула улыбка, совсем как та, раньше, за которую я была готова продать душу дьяволу, и эта улыбка на миг осветила мрак изнанки. А, может, это был яркий отблеск от блокнота — из-под обложки вырывались, колебались белыми змеями языки пламени. Прекрасное лицо эльфа снова выглядело отстранённым, и я так и не поняла, не почудилось ли мне.

— Заклинание запирает его, — сказал он, взяв блокнот в руки.

Кожа обложки превратилась в тускло поблескивающий металл, а хитроумный замок на торце крепко схватывал пластины. Ключа, конечно же, не появилось. Я огляделась в поиске шпильки или шила, и внимание привлёк магический квадрат Исмана. Из цифры три вынырнула светящаяся полупрозрачная струя, перелилась в четвёрку и по хитрой извилистой траектории дугами полетела от квадрата к квадрату. Добралась до девятки, заставив вспыхнуть колбу со ртутью, перетекла в единицу, а оттуда нырнула в центр с двойкой и впиталась, будто вода, вылитая в песок. Пергамент погас, но в следующий миг струя света вновь зародилась в цифре три.

— Клади его сюда! — в волнении я ткнула пальцем в центральный квадрат со светящейся двойкой.

Иорвет, мигом схватив мысль, опустил блокнот, и дошедший до центра свет не исчез, а потёк дальше. Струя набрала скорость, зациркулировала между цифр, сложившись в рисунок, похожий на цветок с шестью лепестками. Языки пламени на блокноте погасли.

— Бантик… — растерянно сказала я, глядя на металлические створки блокнота, скреплённые теперь вместо замка изящным, как на подарке, бантом. — Эта Исманова конструкция всё-таки работает!

— Чего же ты ждёшь? — Иорвет дёрнул ленту.

Узел банта распался, свет магического квадрата померк, и мы вернулись с изнанки в полумрак лаборатории. Протянув руку к пергаменту, я раскрыла блокнот — внутри лежала пухлая стопка исписанных мелким почерком листов.

***

Мы отдали расколдованный блокнот Тэе, которая наказала вернуться после обеда, и, как чужие, разошлись в разные стороны. Иорвет опять не замечал меня, и мимолетный всплеск эмоций ничуть не растопил тот непробиваемый слой льда, которым он отгородился.

Я шла, не разбирая дороги, и в конце концов заплутала в узких подворотнях. В этой части крепости мне ещё не доводилось бывать, и я сворачивала в переулки, оканчивающиеся тупиками, возвращалась и упиралась в следующий тупик. Раз за разом я проходила мимо одних и тех же дверей, на меня начали коситься сурового вида местные жители, и я жалела, что не взяла с собой меч. Я пыталась сконцентрироваться, но, как и утром, пустота не могла вытеснить сумбур мыслей, а истощённые изнанкой чутьё и ведьмачьи знаки не работали.

Окончательно заблудившись в очевидно не самом благополучном районе и свернув в первую попавшуюся арку подальше от провожавших меня глаз, я очутилась в тесном дворике, посередь которого смуглый волосатый здоровяк в ярко-красных шароварах колдовал над гигантским казаном. У стены притулились три крохотных столика, и вёрткая чумазая девочка, одетая в лохмотья, приветливо заверещала по-зеррикански и приглашающе потянула за рукав в сторону единственного свободного места за одним из них. Завороженная запахом еды, я подчинилась. За соседними столиками сидели мужчины такого же подозрительного вида, как те, что были в переулках, только сейчас они с достоинством пили чай и благодушно кивали мне. Моим соседом оказался древний старик, который также приветливо кивнул и убрал клюку с лавки, чтобы освободить мне место.

— Садись, тут лучший плов в городе, только для своих, — сипло с акцентом сказал он на всеобщем и подслеповато прищурился слезящимися глазами.

Девчушка грохнула на стол чайник и убежала за чашками.

— Дочка его, — старик указал на мужчину в красных шароварах.

— Почему она такая чумазая? — тихо спросила я.

Отец девочки не выглядел нищим. Старик шумно закашлялся, и я не сразу поняла, что он смеялся.

— Как бесёнок, а? Болела она, думали помрёт. Знахарей звали, даже алхимика позвали от самих Хранительниц. Да он что, только порошков дал, — старик махнул рукой. — Но, на счастье, занесло сюда шамана, из пустынных. Вот, как мы, ел плов на этом самом месте. Взялся он за дело. Обряд провёл, злых духов изгнал. Сказал только, что пока дочка в лета не войдёт, надо сажей мазать, в обноски одевать, по имени не называть, чтоб шайтан за свою признавал. Да и не сглазить теперь её никак. Всё до последнего дирхама, что было у семьи, в уплату забрал, но дело сделал. Выздоровела малая.