К полудню я выдохлась и, в очередной раз нагнав Иорвета, бросила сумку на камни.
— Привал! — крикнула я.
Он направился ко мне и остановился на почтительном расстоянии, будто я была больна заразной болезнью. Похлопал по пустому кисету, недовольно сморщился. Я выпила воды, достала мазь от солнца и стала аккуратно обмазывать голую кожу между щитков на руках и ногах.
— Я надеялся, что этот запах останется позади, в норе тилликов, — Иорвет посмотрел на меня тяжёлым взглядом.
Он выбрал не лучший момент для подобных заявлений. Желания оправдываться, что запах у мази пропадёт, и объяснять, что иначе ему придётся нести меня на руках, не было. Я подняла голову.
— Привыкнешь. А лучше просто держись от меня подальше, понятно?
— Именно так я и собираюсь поступать.
— Ну и иди, пустыня большая!
— И на мили вокруг меня никого, кроме dh’oine, — ядовито сказал он и зашагал прочь.
Костеря себя, Иорвета и весь белый свет, я завязала тугим узлом горлышко кожаного мешочка, взвалила сумку и поспешила за ним. Мазь пахла. Мудрость не приходила.
***
Шаг-другой, шаг-другой. Постепенно внутренний монолог иссяк и мысли испарились, и не осталось ничего, кроме размеренного шага и перестука камней под ногами. Столько дней мы шли пешком, но только теперь, когда я шла одна, я поддалась чувству дороги, впала в медитативное состояние странника. Прошлое исчезло, будущего не было. Забылись цели нашего путешествия, и казалось, что главное — это двигаться, ставить одну ногу впереди другой и делать следующий шаг. Не раздумывать, не сомневаться, не ждать конца пути. Просто идти вперёд. И монотонная пустыня, в которой не за что было зацепиться взглядом, вдруг начала отвечать взаимностью: то мелькала в сколе камня ярко-красная причудливая жилка, то на дне ямки открывались сияющие на солнце кристаллы соли. Редкий ветерок взвивал вихри пыли, они возникали из ничего, обегали круг в танце и опадали. Спина эльфа маячила впереди на одном и том же расстоянии, и чудилось, что иду я на месте и только пустыня вокруг слегка меняет своё лицо. Однако, когда солнце начало клониться к западу, оказалось, что цепочку Огненных гор вместе с перевалом поглотила сизая дымка, а из низких облаков впереди сложились очертания далёкой крепости.
Иорвет ждал. Его взгляд был обращен за мою спину, а рука лежала на рукояти меча. Я остановилась поодаль. Со стороны гор приближалось облако пыли. Мы молчали. И вот уже из пыли сложились силуэты четырех всадников. Люди. А так хорошо было идти! Иорвет вмиг преодолел зону отчуждения и встал рядом:
— Ждём. Мечи не достаём.
Кони загарцевали вокруг. Наездниками оказались женщины. Я невольно засмотрелась на них — это были те самые легендарные зерриканские воительницы, о которых я читала в книгах. Они хмурили смуглые лица, от уголков миндалевидных чуть раскосых глаз бежали к ушам синие полосы татуировок. Длинные волосы были убраны в высокие хвосты и заплетены в косы, тела закрывали короткие кольчуги, блики плясали на металле наручей. Атаманша резко крикнула что-то, кони остановились. Две зерриканки спрыгнули на землю, сабли напряжённо подрагивали в их руках.
— Не двигаться! — охриплым голосом скомандовала главная, её рыжий конь задрал морду и фыркнул.
Спешившиеся зерриканки ногами отпихнули наши сумки в сторону и склонились над ними. Как грубые таможенники, они вывернули нутро, и по камням покатились пузырьки с эликсирами, выпали доспехи и чистая рубашка. Рядом кучей валялись вещи Иорвета. Медноволосая зерриканка мускулистой рукой ухватила блокнот Умута, и в моё горло упёрлось остриё сабли. У шеи Иорвета держала лезвие совсем молоденькая девушка, однако она так свирепо сдвинула брови, что не оставалось ни капли сомнения в серьёзности её намерений.
— Мешки с кровью становились дырявыми за меньшее, — с угрозой заговорила атаманша. — Отвечать!
— Мы нашли это на перевале, — медовым голосом ответил Иорвет. — Мы идём с той стороны гор в касбу Шала и у нас есть письмо к Хранительницам.
Зерриканка смерила его, словно кобылу, оценивающим взглядом, начиная от красной повязки до пыльных сапог и обратно. Спешилась. На широких, как у атлета-тяжеловеса, плечах играли мускулы. Она подошла вплотную к Иорвету, с возгласом «Ха!» хлопнула себя по ляжкам, пузырившимся рельефными мышцами. Она вообще вся целиком состояла из бицепсов, трицепсов и прочих квадрицепсов. Несмотря на то, что она немного уступала Иорвету в росте, ей удалось смотреть на него сверху вниз. Губы растянулись в опасной, похожей на оскал, улыбке.
— Кто это у нас тут голос подаёт? Молчать! — она обернулась ко мне, и её плоское широкое лицо скривилось, словно я была лимоном. — Пусть она говорит!
Я скосила глаза на саблю, впившуюся в кожу на шее. Лезвие чуть отодвинулось.
— Мы шли с Севера через перевал и нашли это на трупе в пещере, — повторила я слова Иорвета. — Мы идём в касбу Шала и…
— Никто не может пройти через перевал, — перебила она.
— Нам повезло.
Зерриканка задержала взгляд на Иорвете, скользнула по письму Мауно, которое тот держал в руке, и наморщила лоб, видимо производя тяжкий мыслительный процесс. Эльф смотрел ей в глаза. Она моргнула.
— Эотэанерле разберётся!
Она обернулась к своим и скомандовала что-то. Держащая у моего горла саблю зерриканка толкнула в сторону сумки. Пылая от гнева и унижения, я принялась собирать вещи. Рядом тем же самым занимался Иорвет. Мы переглянулись, и он слегка кивнул, будто бы передавая мысль, что не стоит делать резких движений. Одна из женщин приторочила наше оружие к седлу, а вещи закинула в седельную сумку. Грубые окрики, и меня подтолкнули в сторону вороного коня. Я забралась на лошадиный круп, передо мною вскочила рыжая зерриканка, которая потрошила сумку. Конь недовольно вскинул хвост, заржал. Под насмешливыми переглядками остальных атаманша забрала себе Иорвета, который без сантиментов обхватил её за талию, и пустила могучего коня в галоп. Я вцепилась в заднюю луку седла, и мы помчались вслед. Высокие перистые облака расцветились розовым и сине-серым, по лицу хлестала толстая коса. «Как же я соскучилась по Туче!» — вдруг подумала я, несмотря ни на что наслаждаясь бешеной скачкой. Крепость приближалась.
***
Вымазанные рыжей глиной прямоугольные каменные строения с узкими окнами лепились одно к другому и уползали на склон холма. Мы миновали толстые стены крепости, кони шагом ступали по тесным глиняным улочкам. Стайка босоногих ребятишек в длинных рубахах преследовала нас некоторое время, но главная зерриканка шикнула на них, и те рассыпались в лабиринте разбегавшихся в стороны проулков. Местами мы чуть не задевали головами своды переходов, перекинувшихся через улицу, выныривали из-под натянутых между верхними этажами верёвок с сушившимся бельём, пересекали крохотные площади, где по-вечернему пустовали тряпичные навесы торговцев. Из-за приоткрытых дверей нас провожали взглядами жители, а потом мы опять исчезали в узких проходах-арках между домами. Кони остановились перед массивными полукруглыми двустворчатыми дверьми. Зерриканки на часах перекинулись с нашим конвоем короткими фразами и отворили ворота. Мы спешились.
Выстроенные квадратом дома образовывали крепость внутри крепости. Тенистый двор, усаженный по кругу деревьями с глянцевыми тёмно-зелёными листьями, обрамляла галерея с колоннами и арочными сводами, а посередине бил фонтан, на круглой чаше которого видны были остатки ярко-синей мозаики. Зерриканки провели нас через двор, и предводительница распахнула решётчатую деревянную дверь.
— Ждите! — приказала она.
Из-за занавешенного плотной тканью прохода послышался взрыв женского смеха. Зерриканка откинула полог и скрылась.
Как только она исчезла, трое оставшихся девушек расслабились, забыли о нашем существовании и начали хихикать и перешёптываться. У молоденькой на ещё по-подростковому пухлых щеках расцветали ямочки, но загорелая рука меж тем привычно лежала на эфесе сабли.
Из-за полога послышался звук скрежетавшей по полу мебели, ткань отодвинулась, и гигантская командирша позвала нас. По периметру просторной комнаты тянулся подиум с накиданными подушками, наклонные лучи вечернего солнца золотили пол из бело-синей плитки. В середине на низком столике остались брошенными чашки и рассыпанная колода карт, а рядом стояло вытащенное, видать, в честь нашего прихода массивное кресло, на котором непринужденно откинулась зерриканка в леопардовой шкуре. Вокруг неё, по трое с каждой стороны, вытянулись женщины в шароварах до колен и в коротких рубашках, но широкие пояса с ножами, подтянутые тела и синие татуировки у глаз выдавали их принадлежность к воинам.