— Это не имеет значения. В этом доме многие знаю, о твоем состоянии. Норд, врачи, думаю, охрана, присутствующая при твоем осмотреть. Только я, черт раздери, должна была остаться в неведенье?

— Так лучше.

— Неужели? — я начинала злиться. — А если бы я умирала? Ты был бы рад, что я тебе об этом не рассказываю?

— Со мной такое не впервые. Я уже привык подыхать, — Помпей достал сигарету и подкурил ее. — Раньше ты об этом не знала и отлично жила.

— О чем ты?

— Я тебе уже говорил об этом, — он достал сигарету и подкурил ее. — Однажды мне сказали, что я без истинной умру и, поверь, Лиса, я уже давно смирился с мыслью, что долго не проживу. А ты тогда жила отлично. Ничего не чувствовала. Значит, и сейчас продолжишь отлично жить.

— Шутишь? — мои губы дрогнули. — Как ты можешь такое говорить?

— Разве тебе не будет проще?. Из-за чего такая реакция? — уголок губ Помпея иронично опустился вниз. — Или ты переживаешь о своей свободе и о Стороне Веста? Не волнуйся. Эти уебки их не заберут.

Я не понимала, откуда у Помпея была такая уверенность, но чувствовала, что он будто бы дошел до точки кипения, словно Цезарь его окончательно разозлил.

Вот только даже на этом сейчас не могла акцентировать внимания.

— Сейчас речь о тебе, — сказала, отрицательно качнув головой. Мне все еще было ужасно холодно, но будто бы даже не физически и так невыносимо сложно смотреть на Помпея.

— Насчет меня все просто. Продолжай ненавидеть, как и обычно. Сейчас ты испытываешь страх из-за того, что потеряешь человека, с кем ты росла. Это не любовь, Лиса.

— Я сейчас хочу тебя ударить, — сказала на рванном выдохе.

— Или ты просто жалеешь меня? — я даже не заметила того, как он приблизился ко мне, но ощутила то, как альфа наклонился и своим лбом прикоснулся к моему. — Тебе не кажется, что я не тот человек, которого нужно жалеть? Может, я сейчас получаю последствия всей своей жизни. Все подходит к логичному финалу.

— У меня нет жалости. Я… Я просто не понимаю, как ты можешь настолько просто относиться к тому, что умираешь.

Уже теперь уголок губ Помпея приподнялся вверх. Он усмехнулся и в этом я уловила безмолвный вопрос: «С чего ты решила, что я спокоен?». Но вслух он его так и не произнес.

— Были моменты, когда я действительно тебя ненавидела всей душой. Между мной и тобой и сейчас не все хорошо. Вернее, «хорошо» уже никогда не будет. Но у нас было и хорошее. Много. Поэтому я уж точно не могу спокойно отнестись к тому, что ты вот-вот умрешь.

— Тогда просто забудь все хорошее. — Помпей сделал шаг назад. Увеличил расстояние между нами. И на меня он больше не смотрел. Отбросил окурок в сторону, который уже дотлел и начал обжигать пальцы, после чего пошел в ванную комнату.

А я, будто потеряв возможность дышать, быстро развернулась, после чего пошла прочь. Злилась. На Помпея, на себя и вообще на всю эту чертову ситуацию. А еще терялась так, словно стояла на обрыве. Назад пути не было и, единственный вариант ступить вперед — прямо в бездну.

Я опять пошла на улицу. На этот раз без кофе. Просто рухнула на ступеньки и, закрыв лицо ладонями, сильно согнулась. Лишь услышав шум подъезжающей машины, подняла голову, зажмурившись от света фар.

Когда они потухли, я узнала машину — она принадлежала Голоду. Прошло несколько секунд и парень сам вышел на улицу. Положив ключи от машины в карман джинс, он, что-то листая на телефоне, пошел к дому. На меня вообще не обращал внимания. Лишь подойдя к ступенькам, словно уловив какой-то запах, сделал несколько глубоких вдохов, после чего оторвал взгляд от телефона и опустил голову.

Он посмотрел на меня, а я на него.

Минуты тишины и того, как Голод не просто смотрел на меня, можно сказать, что впивался в меня взглядом, длились вечно. А потом он посмотрел на мою грудь и приподнял брови настолько, что, казалось, все его лицо передернуло.

— Ты решил сменить пол, Нуб? Блядь, ты оказывается охренеть какой двинутый.

У меня дернулся глаз.

— Ничего я не меняла. Я всегда была девушкой.

Уже теперь его брови свелись на переносице и губы дернулись. Словно он собирался толи усмехнуться, толи что-то сказать. Но при этом неотрывно смотрел на мою грудь. Такое ощущение, что пытался воспринять то, что видел. А информация давалась тяжело, хотя Голод был тем, кто быстро ориентировался в любой ситуации. Он был холодным, рациональным мышлением Помпея.

— Сделай лицо попроще, — буркнула. — Да, я девушка. Омега. Поэтому и скрывала свой пол, ведь иначе бы меня забрали в учреждение для омег. И, да, долго рассказывать, почему я на свободе. Хотя, наверное, ты скоро и так все узнаешь. Ты же к Помпею приехал?

— То есть… омега? — Голод сделал глубокий вдох. Уловил мой запах и выругался. Отошел на несколько шагов. — Дай, угадаю — Помпей тоже не знал, что ты омега?

— Никто не знал. Я никому не могла рассказать. Ты не глупый человек и должен понимать, чем грозило раскрытие моей тайны тем, кому я могла ее рассказать. Но Помпей узнал почти сразу после случая в Карнке.

— Охуеть, — Голод мимо меня поднялся по ступенькам и пошел к двери.

— Ты идешь к Помпею? — спросила, прежде чем парень ушел.

— Да. У меня появилось охренеть, как много вопросов, — он остановился и обернулся ко мне. — Помпей же сможет мне на них ответить? Или мне нужно разговаривать с тобой, Нуб-омега?

— Да. Он все знает, но… Можешь ответить на один мой вопрос? Помпей сказал, что было время, когда ему сказали, что без истинной он умрет. То есть, без нее он умирал. Это правда? Ты его правая рука. Я уверена, что ты должен все знать.

Я не сомневалась в правдивости слов Помпея, но того, что он сказал мне, было слишком мало. Я ничего из этого совершенно не понимала.

Голод немного опустил веки и буквально пригвоздил меня взглядом.

— Подожди. Случайно не ты его истинная?

— Да, я.

Голод зарылся пальцами в волосы и громко выругался. Создавалось ощущение, что в это мгновение у него в глазах черти запылали. Настолько несвойственно для него. Голод всегда был сдержанным, но сейчас он за одно мгновение вошел в состояние взрыва.

— Охренеть. Мы, блядь, охуеть сколько ее искали. Задействовали все гребанные связи и возможности. Тратили сотни тысяч баксов, чтобы подкупить всяких ебланов из правительства и достать хоть какую-то информацию об омегах из учреждений, а она все это время была рядом.

— Зачем?.. — я запнулась. Так и не смогла сформировать вопрос. — То есть, все было настолько серьезно?

— А ты как думаешь? Смерть это серьезно?

— Он прямо умирал? То есть… Я ничего не замечала, — я слишком отчаянно качнула головой, из-за чего пряди упали на лицо. Воздух в груди сжался. Потяжелел. — Когда это началось? Почему он ничего не говорил?

— А ты почему не рассказывала, что ты омега? — Голод злился. Это ощущалось в голосе. В его взгляде.

— Я… не могла, — я вновь качнула головой. Рвано и сбито. Растерянно. — Расскажи. Когда это началось?

— Я точно не знаю, — в голосе Голода проснулась беспрекословная сталь. — Мне стало известно, когда Помпею было уже совсем паршиво.

— Он и тебе не рассказывал?

Голод еле заметно кивнул. Достал сигарету и подкурил ее.

— Ты жил… жила с ним. Прекрасно знаешь Помпея и то, что он никогда не желал и не мог рассказывать о своих слабостях. Было слишком много тех, кто хотел его свергнуть, а, по возможности, сделать с ним и что-нибудь похуже. Поэтому, когда он уже рассказал мне — это было точкой не возврата и пониманием того, что вопрос его смерти окончателен. Он желал, чтобы я помог приготовить все к его «уходу».

— Почему, он тебе рассказал, а мне — нет? — я стиснула зубы. От слов Голода меня будто ледяной водой окинуло и я тут же зарылась в свои воспоминания. Хотелось вовсе закрыть глаза и зажмуриться.

Я правда ничего не замечала. Лишь сейчас, окунаясь в собственное сознание, вспоминала о том, что Помпей и правда становился более бледным и серым. Меньше двигался. Мог прямо у себя в кабинете заснуть, хотя раньше такого никогда не происходило.