– Как занесло в наши края столь юную госпожу? – продолжил расспрашивать Синдри. – Неужто поиски Гуинга? Старому хрычу повезло, что его разыскивают такие прекрасные девы.

Ирия покачала головой.

– Я ищу тэна Йорана. Вернее, его берсерка Льетольва. Он кое-что мне должен.

Синдри нахмурился.

– Ты угостила меня элем, поэтому послушай хороший совет. Те кому должен Льетольв и те, кто ему должны, долго не живут. Их находят с перерезанными глотками.

Ирия придвинула кувшин к сагдену.

– Забирай все. Мне все равно больше не хочется. И скажи, где Льетольв.

В разговор вмешался бородач за соседним столом:

– Если повстречаете Льетольва, спросите, как его правая рука?

Ирия вопросительно посмотрела на непрошенного говоруна. Тот пояснил:

– В последнем сражении с друзами он повредил руку до локтя. Так, что топор не мог держать. Интересно, рука выздоровела или он ее потерял окончательно? – откусил кусок мяса и отвернулся.

Синдри тем временем внимательно оглядел девушку и отметил великолепный топор на поясе. Сагден наморщил лоб, что-то припоминая и сказал:

– Йоран сейчас в Хидебе. Льетольв рядом с ним. Ждут, когда конанг позовет на сходку. Весной будет большой набег.

– Где именно в Хидебе? – уточнила Ирия.

– Подожди, – Синдри перестал морщиться и широко улыбнулся, как человек, который наконец вспомнил то, что давно пытался вытащить из памяти. – Это про тебя Гуинг сочинил песню о деве и берсерке? Ты училась у Скаэтты?

Ирия кивнула.

– Тогда поехали в Хидеб вместе, – предложил Синдри. – Я покажу, где обычно останавливается Йоран. А еще спою тебе песню, сочиненную Гуингом. Он так и не закончил ее. Говорит, что еще не знает конец.

Ирия пожала плечами.

– Почему бы и нет?! Поехали.

На втором этаже таверны располагались гостевые комнаты. Ирия взяла одну и легла спать.

Синдри что-то намекал на совместный ночлег, но девушка отмахнулась от назойливого сагдена. Когда она поднималась наверх, на лестнице пристал здоровенный толстый мужчина в ржавой кольчуге. Ирия оттолкнула его, а затем пнула в пах. Мужчина с бранью скатился вниз по лестнице.

Она уснула, едва голова коснулась изголовья постели, несмотря на громкие пьяные крики внизу.

Путь до столицы занял почти месяц. У Синдри был запасной гаур, вернее, гаурка, смирная и робкая. Сагден одолжил ее Ирие, взамен девушка платила за ночлег и еду во время поездки.

Сначала гаурка раздражала девушку своей безропотностью и тихим ходом, затем Ирия привыкла. Сам Синдри гарцевал на горячем вороном гауре, подарке богатого джерла, довольного сочиненной в его честь песней.

На одном из привалов, когда они ночевали у костра среди заснеженных холмов, Синдри спел песню Гуинга.

Песня начиналась с мгновения встречи воина с юной девой на берегу моря:

«Море ревет, вздымаются крутые валы

синей страны конангов.

Все волны у твердыни Ингборга

откатываются обратно в глубину.

Воин больше потерял сон, чем любой другой, из-за блеска

моря и ее глаз; если он и просыпается,

то вечно не хватает ожерелий ее лица.»

Дальше по смыслу песни следовало, что пришел кровожадный берсерк и убил прекрасного воина, которого успела полюбить юная дева. Мать воина скончалась от тоски, а отец девы хотел выдать ее замуж за другого. Но нет, дева задумала недоброе для берсерка:

«Луны ресниц, острые, как у сокола,

облаченной в лен пучины лука,

сверкнули из-за красного

неба бровей.

Этот луч звезды век золотого ожерелья

несет несчастье неразумному бесноватому зверю.»

Ирия слушала и отчаянно зевала. Наконец, не выдержала и заявила:

– Этот болван Гуинг оказался еще более тупым, чем я думала. Он все перепутал и переврал. Не хочу слушать дальше, давай спать.

Они приехали в Хидеб в разгар зимы. Гауры по колено шли в снегу. Над городом, окруженным высоким земляным валом, стояло черное облако от дыма, идущего из тысяч труб. Варнахи обогревали свои многочисленные дома.

Возле столицы протекала широкая река, зимой она замерзла и путники проехали по толстому льду.

Стражники хорошо знали Синдри и пропустили их без возражений. Сагден предлагал сначала поехать на постоялый двор, но Ирия потребовала отвести ее к Льетольву.

Путники поехали к таверне «Крепкий топор». Улицы в городе были зажаты между деревянных домов. Горожане ходили по земле, смешанной со снегом, досками и камнями. Многие ездили на гаурах и в повозках. На первых этажах домов расположились мастерские и продуктовые лавки.

Гаурка Ирии шарахалась от каждого прохожего. Из кузницы, мимо которой проезжали путники, донеслись удары молота о железо. Гаурка резко метнулась в сторону и толкнула боком встречного всадника.

– Эй, следи за своим зверем! – закричал всадник и поехал дальше.

Ирия и Синдри остановили гауров. Прохожие обходили их и ворчали, мол, чего застыли на месте.

– Послушай, – сказал Синдри девушке. – Может, ты подумаешь, перед тем, как…

Не обращая внимания на его слова, Ирия достала из-за пояса Разрубающий черепа, привстала на стременах и закричала:

– Льетольв Красные Уш! Стой, собака!

Всадник успел уехать в конец улицы. Он остановил гаура и обернулся. Это действительно был берсерк.

– Что ты сказала, девочка? – спросил он.

– Он держит поводья левой рукой, – сказал Синдри Ирие. – Правая рука не работает.

Прохожие тоже остановились и посмотрели на них. Ирия спрыгнула с гаурки в грязь и выставила топор перед собой:

– Льетольв, я вызываю тебя на холмгангу. Иди сюда, мерзкий ублюдок!

– Ты объелась мухоморов, девочка? – спросил берсерк, разворачивая гаура.

– Ты боишься, вонючий трус? – крикнула Ирия. – Можешь драться только с неопытными детьми?

– У тебя хороший топор, дряная сучка, – сказал Льетольв, спрыгнув с гаура. – Сейчас я заберу его у тебя и отхлестаю по заднице. А потом можешь идти, на первый раз прощаю.

– Послушай, Льетольв, – сказал Синдри. – Девочка немного не в себе. Может, забудем о ссоре?

– Это ты привел ее, поэт? – спросил берсерк, подходя ближе. – Мы еще поговорим о твоей ошибке.

– Защищайся, ублюдок, – сказала Ирия и ударила топором.

Берсерк мгновенно отпрыгнул, чуть не сбив с ног прохожего и одновременно выхватив топор из-за пояса. Ирия продолжила атаку и ударила снова. Льетольв пнул ее в живот и отбросил назад.

Ирия отлетела назад и чуть не упала. Прохожие столпились вокруг. Издали доносились удары кузнечного молота.

– Ну, давай, иди сюда, – сказал Льетольв, перебрасывая топор из руки в руку.

У него совершенно здоровые руки, отметила Ирия. Кто говорил об увечьях?

Внезапно берсерк дико закричал и бросился вперед. Замахнулся и ударил топором.

Ирия отбила удар и топорище оружия берсерка переломилось пополам. Льетольв удивленно поднял обломок. И тогда Ирия ударила его по голове.

Лезвие глубоко вошло в череп и застряло. Берсерк упал. Топор вырвался из руки Ирии. Кровь брызнула на прохожих.

Девушка уперлась ногой в стонущего берсерка и вытащила топор. Один глаз Льетольва был залит кровью, второй безумно вращался.

– Умри, тварь, в Хеллахайме давно тебя заждались! – сказала Ирия, ударила снова и проломила череп врага надвое. Прохожие удивленно зашумели.

– Ну вот, теперь я знаю, чем закончилась песня, – удовлетворенно заметил Синдри.

Первое время Ирия не могла опомниться. Враг, составлявший смысл ее существования, враг, убивший родителей и симпатичного зеленоглазого юношу, спасшего ей жизнь, неужели этот злобный и свирепый враг погиб? Причем погиб от ее руки?

Оцепенев, девушка стояла с топором в руке над трупом Льетольва.

– Ты меня слышишь? – Синдри слез с гаура и коснулся ее плеча. – Как ты себя чувствуешь?

– Я убила его, – сказала Ирия. – Я сделала это. Ты даже не представляешь, сколько раз я…

Сквозь толпу горожан, окружающую их, пробрались три воина в пластинчатых доспехах, шлемах, с топорами и щитами.