Глаза у воеводы зоркие, видят далеко: не едут, рано еще. Воевода смотрит на светлую, всю в солнечных искрах Вежу. Сыновья закончили проверять сети и возвращаются домой. Ивон на веслах, Евстафий стоит на корме, внуки весело переговариваются с ним. Евстафий сбросил с себя одежду, прыгнул в воду, внуки тоже посыпались с бортов. Глаза у воеводы мутнеют от набежавшей радостной слезы. Боги покровительствовали его семье, все в ней благополучно. Из отчаянно-трудного положения победителем вышел Евстафий, заслужив почетное имя Доброслава, из дальнего похода вернулся Ивон — Ивон Мудрый. Повидал молодой воевода и море, и эллинские города, и скифов с таврами, оценил и ромейский военный строй, и тяжкую поступь сарматской конницы, и мощь готской пехоты. Лавр Добромил доволен старшим сыном: не из праздного любопытства, не добычи ради ходил по берегам Понта, а учения ради, и теперь едва ли среди россов найдется более мудрый старейшина, чем Ивон. Но в глубине души — воевода и сам не хотел бы признаться в этом — его больше тянуло к среднему сыну, к Евстафию. Ивон казался взрослее своих лет, он был основателен и серьезен, а в Евстафии продолжал жить неугомонный мальчишка, склонный к веселым шалостям. Не было в нем того неизменного постоянства, которое подчинило бы его душевные побуждения какой-то одной склонности: он мог отвлекаться от дела, браться за другое, но все у него выходило естественно и непринужденно. Радость жизни била в нем через край, и все он схватывал на лету — скачки ли, пляски, приемы рукопашного боя, плотницкое или кузнечное ремесло. Особо же радовало воеводу умение сына жить и ладить с людьми: как в зеркале узнавал в нем себя. Как тут не порадоваться — не зря жил на свете… Богато одарила Евстафия природа, а самое главное — сделала счастливым. Не здесь ли разница между сыновьями? Что ни говори, а женой Ивона стала не Агна, а Аста. Ничего против Асты у воеводы не было: Аста — женщина достойная, но первое чувство сына принадлежало не ей. Казалось бы, что из того? Жизнь все равно выправилась, повернулась к Ивону тихой радостью, и все-таки она недодала ему счастья — вот и посерьезнел до срока. Зато Евстафий немалому научился на примере старшего брата, поспорил с судьбой, победил ее, не позволил ей умалить свое счастье, оттого в нем до сих пор и жил веселый мальчишка, и неслучайно внуки так тянутся к нему…
Ивон подогнал лодку к берегу, привязал, вынес корзины с рыбой, постоял было, дожидаясь купающихся, а потом сам сбросил с себя одежду и кинулся в воду, разбрасывая вокруг радужные брызги. Дети и племянники тотчас облепили его, насели ему на спину. «Нет, и он тоже еще мальчишка…» — глаза у воеводы опять мутнеют от набежавшей слезы.
Воевода перевел взгляд на столы, около которых хлопотали женщины. Распоряжалась здесь Васена — как всегда, спокойно, без суеты. Добромил с нежностью смотрит на жену. Когда-то она была первой красавицей в Вежине — от той красоты немало сохранилось. Пусть волосы у нее поседели, а лицо покрыли морщинки, зато сколько от нее исходит тепла, ясности и доброты! Она никому не отказывала в помощи, ни о ком не сказала дурного слова — не оттого ли в ней эта душевная щедрость, перешедшая от нее к детям и внукам? Без Васены Добромил и представить себе не мог свою жизнь. Васена была его надежным тылом в жизненной битве. А когда-то Бронислав приложил немало усилий, чтобы Васена досталась ему. Не досталась: и она его не пожелала, и он не позволил Брониславу увести ее. Бронислав не мог простить Добромила. Завидовал, неистовствовал, бросался из одной крайности в другую, пока не взял Вивею — не жену, а, скорее, союзницу в своей неприязни к счастливой чете Добромилов: люто ненавидела Темная Вивея Васену за то, что та привязала к себе Брониславово сердце — потому и была мегерой, жаждущей уничтожить счастливую соперницу. Какая уж тут любовь! Вот и подался Бронислав на чужбину, казавшуюся ему милее отчего дома, где властвовала Вивея и не было места ни ласке, ни любви. Наизлом пошла его жизнь — ни семья, ни родина не радовали, ожесточилась душа и кинулась в солдатские кутежи; нашествие готов стало для него очередной отдушиной, и когда он почувствовал, что конец ее близок, он ушел к Истру, где не прекращались схватки между варварами и легионами империи. Там и сложил буйную голову. Кончился род Брониславов, сраженный безрассудством и злом. Остались дочери Агны, но они едва ли унаследовали дух Брониславов: не лежала у них душа к Мрачной Вивее.
Думал об этом Добромил и смотрел на Васену. Она почувствовала его взгляд, подняла голову и, будто зная его мысли, а может быть, и в самом деле зная, ответила спокойным понимающим взглядом, в котором слились неизменная преданность ему, удовлетворение прожитой жизнью, легкая грусть о далекой молодости и радость за детей и внуков.
Добромил переводит взгляд на невесток. Они были поразительно непохожи, славянка и эллинка, и в то же время похожи: их роднило душевное удовлетворение, радость и счастье материнства. Правда, в больших темных глазах Асты, на самом дне, оставалась печаль: ее радость была неполной. Аста дождалась мужа, но из дальнего похода не вернулся ее брат Фалей: погиб в жестокой битве с таврами, прикрывая Ивона. Его душа вместе с душами павших росских воинов отлетела в солнечный ирий. Долго горевала Аста, потеряв последнего родного человека, и в глазах у нее ожила исчезнувшая было печаль. Но Ивон вернулся благодаря Фалею, дети росли здоровыми и жизнерадостными, семья Добромила стала ее семьей. Свекор и свекровь заменили ей отца и мать, а Евстафий был для нее вместо брата. Живые — живут, и Аста понемногу пересилила беду и опять ощутила радость жизни.
Ну а счастье Дарины ничто не омрачало. Она была уже матерью трех сыновей и двух дочерей, и для всех у нее находились ласковые слова. В часы досуга она нередко рассказывала детям о том, как их отец сражался с сарматами и как он в единоборстве победил знаменитого готского воина Зигурда, освободив из плена множество россов…
Старый воевода любовался своими невестками и временами ловил себя на мысли, что ему слишком уж повезло…
Была здесь и Авда, в судьбе которой он принял самое близкое участие. Бедной женщине выпала трудная доля: в детстве потеряла родителей, росла вдвоем с братом, потом попала в сарматский плен, потеряла брата, а став женой Фалея, потеряла и мужа.
Возвратившись в Загорье, она не захотела покинуть пепелище: несчастная цеплялась за память о близких и на что-то надеялась. Тогда Добромил созвал своих бывших воинов, и они построили ей дом — в честь воинских заслуг Фалея. Когда у нее родилась дочь, она, как пожелал в свое время Фалей, назвала се Ксенией — по имени его матери. Потом она обратила внимание на сироту-мальчишку, потерявшего всех близких, взяла его к себе и заменила ему мать. Так миновало три года. О новом замужестве она и слышать не хотела, но жизнь брала свое. Авда была молода и хороша собой. Ореша, племянник Добромила, статный молодой воин, зачастил к ней в Загорье. Был он весел, смышлен, надежен в битве и в дружбе — за то и отличал его воевода Добромил, верил ему, как сыну. Приглянулась Ореше Авда, чуть ли не каждый день бывал у нее. Она и его не приняла бы, да был он рядом с Фалеем в той последней битве в Тавриде, и она снова и снова просила его рассказать, как погиб муж. Ореша с восхищением отзывался о могучем эллине, и это его чувство сблизило ее с ним. Она стала женой Ореши и переехала к нему в Вежино. Время понемногу смягчило ее боль, новые заботы отвлекали ее от мыслей о брате и Фалее. Она все чаше улыбалась и понемногу забывала впечатления страшных дней в сарматской степи.
— Едут, едут! — закричали дети.
По селу с серебристым звоном мчалась свадебная тройка, а за ней тянулся свадебный поезд. Перед домом Добромила возница остановил разгоряченных коней, Апрелька и Ива сошли с коляски, ступили на разостланные на земле домотканные ковры, поклонились родителям, после чего получили их благословение. Потом старый воевода пригласил молодых и гостей за столы. Не успели усесться, как опять зазвенели бубенцы: приехала Бояна со своим мужем и его родными, ступила на землю, статная, светлая, счастливая, поприветствовала родителей, расцеловала жениха и невесту. Добрые, крепкие побеги дала семья Добромила, долги, шумны праздники у россов — гулять так гулять! Радуйся, человек, живи, дыши, вбирай в себя счастье и мудрость жизни! Холоден и туманен век того, кто не знает вкуса свободы, радости и любви!
