— Я ничего этого не знал, Госпожа. Будучи навсегда привязан к миру, я всего лишь очень хотел узнать, что там, за его границами. Увидеть, пусть не своими глазами. Узнал о ее желании, дал ей достойного учителя… Оказалось, нашел и потерял друга. О Лоцмане я думал лишь как о сильном защитнике для них обоих. А вернулся он один, — печально вздохнул император, заметив Даррена, сидящего на ступенях храма.

— Ты спешишь с выводами, Страж. Он спас женщину, как ты и хотел. Просто я погрузила ее в исцеляющий сон. Она отдала слишком много сил и испытала слишком много боли, а ей еще жить дальше.

— А мастер?

— Путник? Вернулся к своему народу, хоть и не своей волей. Остался таким, каким ты его знал, не позволив изувечить свою душу и память. Любовь сделала его сильным.

— Но не сильнее дочери Подмастерья, — мрачно сдвинул брови монарх, а богиня ничего не сказала.

**** **** ****

Потом были чудесные дни, праздник, торжественные песни и чистые голоса, всеобщее ликование и море по-настоящему счастливых лиц вокруг. Император бы понял жителей благословенного Ллира, если бы они в своей радости просто позабыли о гостях. Но благодарные люди и дети Двуликой богини не забыли. Их хотели видеть на всех торжествах, показать все чудесные места острова, звали в каждый дом и приносили дары от чистого сердца. Все это смущало и государя, и его спутников, потому что истинных героев было двое, и одна из них больше напоминала собственную тень. Тайри не плакала, не проклинала судьбу, не стремилась куда-то спрятаться. Она просто безучастно молчала, и это было страшно. Жила, точно оживленная магом кукла, механически выполняя привычные действия, оставаясь совершенно безразличной к окружающему. Появлялась за завтраком, потом снова возвращалась в свою комнату и замирала в кресле у окна. Неподвижное лицо, рассеянный взгляд, холодные пальцы, сцепленные в замок.

Чего только друзья не делали, чтобы вытащить ее из этого состояния. но ни песни тиншельтов, ни шутки Даля, ни дружеское сочувствие Орнери не помогали. А богиня сказала, что все возможное она уже сделала, остальное будет вмешательством в чужую судьбу и замысел Творца, следовательно — только навредит. Поэтому юную герцогиню оставили в покое, но не успокоились сами. Император, видя, как мечутся его спутники, с тяжелым сердцем попросил тиншельтов снарядить корабль для возвращения домой.

— Зачем вам корабль, ваше величество, — с улыбкой ответила ему старая знакомая своим хрустальным голоском, — у вас есть Лоцман. Ему теперь подвластны любые пути. Госпожа его излечила.

— А Тайри?! — Даль не собирался оставлять всё, как есть, — ей совсем нельзя помочь? Невозможно же смотреть на то, что с ней творится!

— Будьте рядом. Этого достаточно. Увы, сейчас только она сама себе лекарь.

— В таком случае, дома ей будет лучше, — сказала леди-птица, — может, Одри найдет нужные слова… Мои уже кончились. Когда я её обнимаю, мне кажется, что за ее панцирем, скованным из молчания, бьется крик. Бьется, как… как запертый в горящем доме ребенок. Уж лучше бы она плакала в голос…

Государь вздрогнул — он чувствовал то же самое. Последние дни Рикарт ор Льофф тихо зверел от собственного бессилия хоть чем-то помочь целительнице. Другие этого не замечали, за что император мысленно благодарил своих воспитателей, приучивших его прятать чувства и жестко управлять эмоциями.

— Так что мы будем делать? — чуть не в сотый раз спросил Адалер.

— Прогуляемся по городу. — Орни решительно встала. — И Тайри с собой возьмем. Хватит ей сидеть одной. А потом попросим Даррена вернуть нас в любимую промозглую Столицу.

Друзья долго бродили по залитым солнцем улицам Ли-Каоры, дышали морским ветром на набережной, любовались картинами и гобеленами в квартале художников, а потом, попав на улочку парфюмеров, утонули в самых удивительных запахах. Леди ор Лоуке привлекла маленькая лавочка, больше похожая на обитель алхимика или травника. В небольшом, но очень светлом зале под потолком висело множество пучков сухих трав, корней, соцветий и веточек. На стеллажах, в прозрачных или темных банках — цветочные лепестки, ягоды, кора, мох, даже зола и песок. В углу, на обширном столе за толстым стеклом — колбы и реторты, горелки и бутыли с чем-то непонятным, где-то светящимся, где-то булькающим… И множество крошечных флакончиков и бутылочек самых разных цветов и материалов на удобном прилавке-горке.

— Что угодно дорогим гостям? — миниатюрная миловидная блондинка в темно-зеленом платье улыбалась искренне и дружелюбно, — у меня здесь не только и не столько духи. Это ароматы-помощники, охранники, обереги, компаньоны, лекари. Если нужно что-то особенное, могу сделать персонально для вас, только времени понадобится много. Предупреждаю, тут нет никакой магии, только очень старые знания о растениях и минералах.

— На Ллире — и никакой магии? Шутите, уважаемая, — отмахнулась леди ор Лоуке, — здесь все пронизано чистейшей силой: и вода, и земля, и воздух, так что позвольте вам не поверить.

— Дело ваше, — ничуть не обиделась хозяйка, — но мои эликсиры и духи будут действовать даже там, где силы нет ни капли. Так уж они задуманы. Мне кажется, вам подойдет вот этот, он теплый и яркий, как вы сами, — она протянула Орнери открытую бутылочку красного стекла. Леди-птица осторожно вдохнула аромат и почти замурлыкала от удовольствия.

— Да, это моё, это напоминает дом, детство и мечты одновременно… А еще что-нибудь есть, например, про моего любимого? Про лед, способный согреть лучше огня?

Блондинка понимающе кивнула, пробежалась пальцами по ряду прозрачных пузатеньких сосудов и протянула Орнери крайний, со слегка светящейся бледно-золотой жидкостью внутри.

— Невероятно! Чудесно! Вдохнула — и точно Даль меня обнял. Я беру оба.

— А ваша подруга? Что же она молчит? Вам разве ничего не понравилось? — обратилась она к Тайри. Та не ответила, глядя куда-то сквозь собеседников, — Что с ней случилось, миледи?

— Она потеряла любимого человека. Рассталась навсегда и не по своей воле. Говорят, так было предопределено. Пыталась бороться, не преуспела, а теперь вот… молчит, — пояснила леди ор Лоуке.

— Бедная… — хозяйка подошла ближе, осторожно погладила Тайри по плечу, — вот когда женщине надо быть слабой-слабой… А ваша подруга сильная, да только её сила — это скорлупа, прочная, как сталь. Если ее не пробить, то душа задохнется, так и умереть недолго. А сделать это можно только изнутри.

— Мы пытались, уважаемая. Чего только не делали, но она не слышит, не хочет слышать!

— Так случается с теми, кто винит во всём случившемся лишь себя. А винить вообще никого не надо, не всё в силах человеческих, — женщина заглянула в лицо безучастной целительницы, огорченно покачала головой, — плохо, ой, плохо… Мы вот что попробуем.

Из отдельно стоящего шкафчика она достала узкий и длинный флакон синего стекла, капнула темной жидкостью на пальцы, быстро мазнула по вискам и шее посетительницы, в последнюю очередь коснувшись ямочки между ключицами. Аромат был горьким — полынная степь, осенние листья, дым костра, белый мох и вся несправедливость этого мира. Леди Даллет зажмурилась и закрыла лицо ладонями. Слезы наконец-то нашли выход, вырвались на волю, смывая страх, оцепенение, облегчая боль и освобождая место для иных, более живых ощущений.

— Вы идите, — шепнула Орнери хозяйка, — а подруга ваша пока здесь побудет. Что она любит, знаете? Цветы, шоколад, сладости, золотые безделушки? Найдите что-то, способное её хоть немного порадовать.

— Шоколад, фрукты, открытый огонь и море… Я знаю, что надо делать. Мне зайти позже?

— Часа нам хватит, чтобы поговорить, правда, миледи?

Тайри медленно кивнула.

— Я не буду ни утешать вас, ни жалеть, ни уговаривать, миледи, — серьезно и строго произнесла хозяйка лавочки, когда Орнери ушла, — скажу только, что убивать себя можно по-разному, но в любом случае это только порадует Отступника. Подумать же надо вот о чём: если вы умрёте, станет ли легче вашему любимому? Как бы далеко не увела его судьба, он ведь почувствует и поймет, что произошло. Вы готовы причинить ему такую боль? А ваши близкие? Они ведь ждут вашего возвращения, а не той человекоподобной куклы, которой вы были минуту назад. Расставаться больно, но вы оба живы, значит, остается надежда на встречу. Кроме нас и нашего желания есть еще иные силы. Мало ли кто вас услышит да по доброй воле решит помочь? Не смотрите на меня так, я знаю, о чем говорю. Жизнь вела меня долгой дорогой и к моему делу, и к моей семье, всякое пришлось пережить. А слез стесняться не надо, их не зря Создатель придумал. Вот этот аромат позволит выплакаться и отпустить, вздохнуть полной грудью и разрешить себе жить дальше. Я называю его "Утро после бури". А вот его брат, он восстановит силы и вернет вас к себе-прежней, он теплый и уютный, имя ему "Солнце новой весны". А этот укрепит душу, сделает четче мысли и придаст решимости в трудные минуты. Он живой, и он станет защитником, убережет и прикроет спину, если не пожалеете для него капли своей крови. Я назвала его "Фамилиар". Ну и последний… Обещайте, что не будете пользоваться им без крайней надобности, — на ладони женщины появился крошечный серебряный флакончик, — он оживляет воспоминания и позволяет пережить заново самые яркие моменты. Но прошлым жить нельзя. И поверьте мне, ни сейчас, ни в ближайшие несколько месяцев его трогать не следует.