– Бежим!!! – крикнул он пронзительно, с силой толкая домового вперёд, туда, где посередине большого газона, окружённого живой изгородью из боярышника, возвышалась огромная, раскидистая ива. И Афанасий побежал. Побежал настолько быстро, насколько мог. Только куда ему было угнаться за быстроногим сатиром… Домовой начал стремительно отставать с первых же метров «дистанции». Афоня уже ощущал спиной горячее дыхание страшного пса… И тут Сатирик снова пришёл на помощь. Притормозив на секунду и дав домовому себя догнать, сатир мёртвой хваткой вцепился в его спортивную куртку. Афанасий почувствовал, что его ноги почти не касаются земли, а между тем двигаться он стал гораздо быстрее. Вот уже колючие заросли боярышника… Сатир невероятным прыжком, держа одной рукой живую ношу, перемахнул через них. Бейсболка слетела с головы Афони и повисла, раскачиваясь, на одной из колючих ветвей. А стремительный сатир уже карабкался, скорее даже взбегал, по стволу ивы, по-прежнему волоча за собой домового. На их счастье, дерево росло не прямо, а несколько наклонившись. Лишь усевшись, как куры на насесте, на толстой ветви, метрах в четырёх над землёй, друзья смогли перевести дух. Вернее, дух переводил совершенно запыхавшийся домовой. Сатирик же будто и не устал вовсе. Достав из сумки флейту, он начал наигрывать на ней что-то мелодичное и задумчивое, видимо, надеясь музыкой успокоить пса.

Внизу бесновался, захлёбываясь собственным лаем, огромный пёс. Музыка на собаку действовала, кажется, скорее раздражающе. Домовой же, судя по его виду, был почти не рад чудесному спасению.

– Как же несправедливо… – причитал Афанасий, сидя на ветке. – Ведь он может нас до утра тут продержать. А при дневном-то свете как мы ТАКИЕ до больницы доберёмся? Бедный, бедный мой хозяин… Когда его увозили тогда, Сатирик, понимаешь, у него были такие глаза, будто он уже знал, что не вернётся обратно!

Сатирик некоторое время слушал причитания своего друга, на секунду задумался, будто взвешивая что-то, и прыгнул вниз.

– Ты что же делаешь, бестолочь ты эдакая, он же тебя сейчас сожрёт, – просипел Афоня.

От ужаса он почти потерял голос. Домовому захотелось вдруг исчезнуть, раствориться в воздухе, на худой конец спрятаться в своей собственной бороде, только бы не видеть того, что сейчас случится.

Сатир же, напротив, совсем не выглядел напуганным. Он стоял, выпрямившись во весь рост, и насвистывал что-то с неимоверно беспечным видом. Жуткий зверь меж тем, хрипло рыча, приближался к Сатирику всё ближе и ближе. Когда между ними осталось всего метра четыре, пёс рванул с места, словно автомобиль на уличных гонках. И его мощные челюсти сомкнулись… там, где мгновение назад находилось горло рогатого мальчишки. Великолепный сатир же нёсся уже в свете луны, лёгкий, как антилопа. Обежав дерево и сделав полный круг, «антилопа» оказалась прямо за спиной обескураженного «льва». Пёс стремительно развернулся и снова бросился за сатиром. Козлоногий парень, опять в несколько прыжков оказавшись недосягаемым для собачьих зубов, остановился в нескольких метрах от разъярённого зверя, приплясывая и гримасничая. Ещё атака. На сей раз сатир добежал до ивы, прыгнул свечкой вверх и повис, уцепившись за её гибкие ветви, словно обезьяна, не забывая хихикать и корчить рожи. Собака исступлённо лаяла внизу, захлёбываясь слюной от ярости и бессилия, рыла лапами землю и прыгала, пытаясь достать рогатого насмешника. Вконец обессилев, большой и грузный пёс плюхнулся на землю. Ярость, переполнявшая его, куда-то ушла. Рогатый мальчишка же продолжал качаться на ветвях, хихикая и напевая что-то. Сатирик умудрился превратить смертельную гонку в весёлую игру. Пёс тяжело вздохнул, лёг, вытянув вперёд лапы, и посмотрел на сатира совсем уже равнодушно. Трудно воевать с тем, кто воевать не хочет, а хочет, напротив, резвиться и играть.

Увидев такую перемену в настроении противника, сатир осторожно спустился с дерева.

– Какая милая собачка… – произнёс Сатирик самую вроде бы нелепую в этой ситуации фразу и присел на корточки. – Собааааачка… – повторил он.

Пёс пружинисто поднялся и тихонько зарычал. Медленно, на негнущихся, словно ходули, ногах, со вздыбленной холкой, он подошёл к сидящему на корточках Сатирику. Теперь пасть пса и лицо отчаянного мальчишки были совсем близко. Казалось, сатиру остались последние мгновения жизни. Сидящий на дереве домовой от ужаса впал в некое состояние ступора и не мог произнести уже ни звука. Казалось, он вот-вот шлёпнется с дерева, как перезрелая груша.

Меж тем сатир аккуратно стянул с головы шапку, встал на четвереньки, прижал уши, изобразил на лице некую приветливо-подобострастную гримасу и аккуратно обнюхал морду пса. Собака перестала скалиться и тоже обнюхала сатира, сначала нос, а потом, уж как принято у собак, в районе хвоста. Затем Сатирик начал припадать на передние «лапы», будто приглашая поиграть. Пёс завилял хвостом и тоненько тявкнул. Сатир встал наконец на ноги и потрепал собаку по голове.

– Спускайтесь, Анаси Миходич, он вас не тронет, – прокричал он домовому.

На спуск с дерева Афанасий потратил времени примерно раз в десять больше, чем на принудительный подъём туда. Наконец он снова оказался на твёрдой земле.

– Погладьте его, Анаси. Так нужно, – каким-то непривычным тоном, не позволяющим возражений, сказал сатир.

Домовой аккуратно положил ладонь на тёплую мохнатую голову.

– Ах ты, лайка-пустолайка, по помойкам гончая… – грубовато, и меж тем ласково пробормотал домовой первое, что пришло на ум.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.