– У меня здесь ракета. Ядерная. Никто не уйдет обиженным, – скучно, словно читая лекцию в планетарии, пояснил Хантер.

– Ты маньяк! – прошептал инспектор. – Угрожать заместителю председателя Совета развития! Это неслыханная наглость! Хватайте его, Манн!

– Дасти, ему достаточно отпустить кнопку, и от нас всех даже пепла не останется. Рискните сами.

– Я буду жаловаться! Я сообщу в Совет!

– Если не вознесетесь в стратосферу, – зловеще улыбнулся Хантер. – Впрочем, я сам накатаю кляузу.

– За что? – вытаращился Дасти. Весь его апломб словно сдуло горячим дыханием пустыни.

– За то, дружище, что вы и пальцем не пошевелили для спасения достойного члена общества, спо… спе… как его там… эээ…

– Споспешествовавшего, – угрюмо отозвался инспектор.

– Именно, – беспощадно продолжил Хантер. – Где вы таких слов нахватались? А еще мне очень интересно, как вы и вся ваша медслужба проворонили смертельную болезнь профессора? Почему его не обследовали? Медицинская коррекция – пара пустяков, если она сделана своевременно!

– Ну, ты же знаешь Невтриносова… – весь гонор Дасти куда-то испарился. – Он человек увлеченный. Иной раз его и на десять минут не вытащишь.

– Ладно, проехали, – махнул рукой Хантер. – В общем, это вы во всем виноваты. Давайте-ка перенесем тело в медблок. Я один не справлюсь: больно шеф огромный.

Спустя десять минут полковник выдернул бьющееся в конвульсиях тело из демортификатора, и, глухо крякнув, швырнул в передающую камеру медицинской станции. Зажужжал и защелкал сканер.

«Признаки жизнедеятельности отсутствуют, коррекция невозможна» – выдал умный аппарат. Уголки губ профессора расплылись в улыбке и застыли.

– А я думаю, чего у него рот до ушей? – Хантер задумчиво почесал в затылке разрядником.

– Парез лицевых мышц, – официально и холодно ответила Лилианна Андреевна. – Это бывает при разрыве аневризмы в мозгу.

– Разрыве чего, простите?

– Аневризмы, – повторила врач. – Сосуд у него лопнул в голове. Ясно?

Хантер не ответил. Напрягая все силы, он вытащил грузную тушу из телепода прямо на пол, вошел внутрь и приказал включить сканер.

– Время кодирования двадцать восемь и две десятых! – крикнул Хантер, как только металлическая дверь с прозрачным окном отошла в сторону. – Смерть наступает через.... нам не хватает жалких пяти-шести секунд.

– Это мы и так знаем. Стоило ради этого мучить профессора целых четыре раза? – издевательски поинтересовался инспектор.

– Я думал, в какой-то момент он проживет достаточно долго. Пожалуйста, отнесите труп в морг. Пусть прохлаждается.

– Может, мы прекратим весь это балаган? – вскричал Дасти.

– Нет. Я знаю, что здесь что-то не то. Надо искать лазейку, – печально сказал Хантер.

– Я согласна с пилотом! – в потухших глазах Лилианны Андреевны вдруг вспыхнула мольба пополам с надеждой. – Он ведь прав: мы сдались слишком быстро.

и понуро побрел к выходу.

Увязая в песке, он шел к уткнувшемуся носом в бархан звездолету. Ярко-белая, словно козье молоко неизвестной степени свежести, луна – единственный спутник Полигона, выглянула из-за атмосферного стабилизатора. Длинная тень коснулась ботинок.

Стоп! Откуда это дурацкое сравнение с вкусным и полезным, но совершенно неуместным продуктом? Наверное, прочитал где-то в литературе. Может, попробовать писать рассказы? Это утопия. Такая же, как восстановление профессора. В обоих случаях не хватает совсем чуть-чуть.

Через открытый проем в шлюз надуло немало пыли. Наверное, не стоило сбрасывать дверь – вон она валяется метрах в пяти от звездолета. Ставшие бесполезными кабели электрического привода бессильно свисают вдоль борта, уходя под фальшпол. Впрочем, все это ерунда: пятнадцать минут не очень интенсивного ремонта.

В лицо пахнуло холодным воздухом, и Хантер подставил ледяному порыву разгоряченное лицо. Через несколько минут словно обжигающий кулак ударил в лицо: явный признак пыльной бури.

Вот уж повезло, так повезло: никто не осмелится добраться до него, пока серая круговерть безраздельно властвует над пустыней! А сейчас очень не хочется выслушивать чьи-то нравоучения. И даже красавица Лилианна Андреевна кажется ведьмой, способной уничтожить, раздавить мощью науки любые попытки воскресить несчастного ученого.

Хантер задраил за собой внутренний люк и поднялся в каюту, освещенную лишь тусклым светом дежурных ламп. Лег на койку и, как только голова коснулась подушки, уснул беспокойным сном. Мозговой штурм проблемы так и не состоялся…

Когда Хантер очнулся, буря была в самом разгаре. Черная кутерьма, прорезаемая фиолетовыми молниями, металась на экранах наружного обзора. В горле стоял отвратительный ком, и Хантер сгенерировал самый отвратительный кофе, который смог найти в памяти регенератора-синтезатора. Как раз под настроение.

Проглотив похожий на техническое масло напиток, он снова лег на койку, взгромоздил на живот портативный компьютер и, словно перед трудным экзаменом, открыл сразу несколько технических справочников. Нужно освежить в памяти принцип действия демортификатора. В университете медицинским приборам не уделяли много времени.

Итак, машина определяет момент смерти, «перематывает» ленту времени назад и возвращает человека в состояние, когда он был еще жив. В случае гибели от, например, огнестрельной раны все работает, как надо: пуля прилетела извне. В новой точке времени-пространства ее нет. Но с аневризмой дело обстоит по-другому: она внутри тела и лопается сразу после «процедуры» воскрешения. Организм умирает быстрее, чем сканер медстанции успевает перевести тело в цифровой код. Что же делать?

Через несколько часов Хантер почувствовал, что еще немного – и он сбрендит от медицинских и физических терминов. И никаких идей, никакого результата.

Сам не зная зачем, Хантер полез в шкафчик над койкой. Среди разного хлама под руку попалось что-то холодное, стальное, грубое.

На ладони лежал револьвер – некогда грозное, а ныне, в мире бластеров и разрядников, жалкое и беспомощное оружие с планеты со смешным названием Земля. Подарок друга… как же его звали?

Хантер откинул дверцу и провернул барабан – все патроны были на месте, в своих каморах. Можно стрелять. И даже застрелиться.

Озарение ударило в мозг, словно лопнувшая аневризма. В голове завертелась веселая песенка.

Хантер на радостях выхватил из регенератора-синтезатора самый лучший кофе с бисквитами и устроил себе грандиозный пир во время пыльной бури. За несокрушимой броней жалкая и ничтожная природа пыталась устроить конец света, а Хантер глотал чашку за чашкой, щелкал барабаном револьвера и глупо улыбался самому себе.

Утром Хантер поднялся в кабину и убедился, что пыльная буря закончилась. Над Полигоном ярко светило солнце. Термометр показывал дикую жару. Хантер выскочил наружу и, потрясая револьвером, помчался к тоннелю, ведущему в главный коридор Центра. Он добежал до медицинской станции и закричал: «Я знаю, знаю, что делать! Начинаем эксперимент!

Лилианна Андреевна покорно села за пульт. Полковник Манн и Дасти принесли тело. Профессора уложили в демортификатор. Крышка захлопнулась. Аппарат зашипел и щелкнул.

Хантер взвел курок и приготовился. Всем своим существом он чувствовал напряжение, повисшее в медицинском блоке.

Крышка демортификатора приподнялась. Время остановилось, и мир застыл в безмолвии. Хантер нажал на спусковой крючок. Медленно, неторопливо, курок двинулся вперед. Ударник наколол капсюль. Пуля блеснула в свете ламп. Из дула вырвались пронизанные красноватыми блестками клубы порохового дыма. Хантер не слышал выстрела. Только эхо гулко летело по коридорам, едва восстановился нормальный бег времени. Несколько секунд ничего не происходило, потом крышка откинулась в сторону. Профессор лежал неподвижно, в его виске темнела дырочка. Струйка крови стекала на ухо.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».