Бой разгорался и расширялся. Пули, снаряды и осколки летели со всех сторон. Немцам приходилось не сладко, но и мы не знали, откуда и что прилетит. Я уже давно перестал считать пулевые удары во все части тела, и только считал оставшиеся патроны в автомате и винтовке. Улицы села, хозяйственные дворы, околицу и пустырь на окраине густо испятнали трупы в серых мундирах, а немцы атака за атакой всё пытались нас достать с разных направлений, предварительно закидывая минами и гаубичными снарядами. На фланге у Пилипенко я заметил несколько огнемётных пусков. Похоже, мы и впрямь разворошили немаленькое гадючье гнездо.
По ходу боя обе наши группы сошлись в центре и начали потихоньку смещаться к окраине села.Мы яростно огрызались, при этом ясно понимая, что с каждой минутой боеспособность роты неумолимо падает. Интенсивный бой сожрал почти все боеприпасы. В отчаянии мы уже подумывали о рукопашной, когда вдруг в центре села вспухли взрывы. С юга со стороны Березины тоже донеслась пушечная пальба, шум и грохот. Попавшие под накрытие немцы заметались, а когда на улицу ворвались тридцатьчетвёрки с красными звёздами на башне, побросали оружие и задрали вверх лапы. Бой сразу угас. Мимо пропылила наша танковая рота и скрылась на южной дороге, а между домов замелькало множество фигур красноармейцев.
Нам дико повезло, что наш прорыв совпал с наступлением Красной Армии. А может быть до полковника Панина дошла наша радиограмма, и в разгар нашего боя он двинул вперёд свои танковые роты. Кто знает?
Бой закончился, мои измождённые и насквозь пропитанные дымом, потом и пылью бойцы стали собираться в центре села. С брони танка я смотрел, как мимо нас на запад шли советские войска. А навстречу им из лесной пущи начали выезжать машины с бывшими узниками концлагеря.
Глядя на дела рук своих и друзей своих, меня наполняла спокойная радость, что почти тысяча женщин стариков и детей сегодня обрели свободу, пять сотен легко и тяжело раненых получат помощь, а четыре тысячи бойцов встанут в ряды Красной Армии. Я искренне считал, что наш самовольный рейд удался. И, главное, так же считали все бойцы роты. Но, господи, как же я устал.
– Товарищ командир, – как всегда, тихо подкрался Баля, – надо людей разместить.
– Давай, Лёша, займись, Деда подключи. Южная часть села от боя прочти не пострадала. Всех направь туда. Технику тоже пусть перегонят и, напомни, чтобы оружие почистили. Я немного посижу и потом подойду.
Мимо меня прозвякал траками танк, протащились наши грузовики с пушками, и зенитками на прицепе. По одному и группами прошли бойцы. Я сидел на скамейке, привалившись спиной к шершавой коре старого дерева, и не хотел вставать.
– И не надо. Отдыхай пока, – я повернул голову. Сбоку стоял Пашка и грустно смотрел на меня.
– Что не надо?
– Ты не хотел вставать. Ну, и сиди, пока народ устраивается.
– Что-то странно ты заговорил, друг мой Павел, – я наигранно возмутился.
– Не друг, а дед, ты ж догадался.
– Ах, вот оно что. А я-то всё думал, когда же ты появишься, – я смотрел на Пашку, который на глазах начал меняться, превращаясь в мальчишку в чёрном, – а как же ты нынче управился без Фильки?
– Почему без Фильки? Он от тебя все эти дни не отходил.
– Путаете, вы, господин-товарищ-барин, не знаю, как вас. Не было рядом ни одной собаки.
– Зато был Баля, он же Филя, он же Филька, он же… а впрочем, этого тебе пока знать не надо, – странно, но в его голосе прозвучало смущение.
– Ну и ну! Значит, всё это время я был под колпаком. А как же свобода и воля?
– Обманчивое впечатление. Никто тебя ни свободы, ни воли не лишал? Всё по-честному. Не сердись, Павел. Сначала, отправляя тебя сюда, я и мои… в общем мы сильно сомневались. Потом несколько раз пытались прекратить коррекцию. Но твоя воля, твоё искреннее и сильнейшее желание продолжить физическое существование для исправления порочного состояния действительности каждый раз преобладали. И, знаешь, я горжусь знакомством с тобой. Ты сделал намного больше, чем мы рассчитывали. Тебе пока не понять всех хитросплетений причинно-следственных связей истории, но ты должен знать одно, твоё присутствие здесь, как нож хирурга, удалило опасную опухоль социума Земли. В прошлой действительности победа над гитлеровской Германией досталась дорогой ценой за счёт уничтожения лучшего генофонда человечества. А Россия в силу разных неустранимых обстоятельств так и не смогла построить общество справедливости. Западные страны на стыке веков агрессивно доминировали, создав на планете крайне опасную обстановку и условия для возрождения фашизма. Всё это в конечном итоге привело к последней в истории Земли Третьей мировой Войне. Теперь эта опасность частично купирована. Однако твоё время здесь истекло. Надо готовиться к уходу.
– Меня сейчас трудно убить.
– Не беспокойся, это не твоя забота.
– Но моя забота – судьба «стальной» роты. Её наверняка пустят под нож, – на меня накатило тягостное ощущение вины.
– Нет, тот, кто тебя предал, тот и спасёт твоих бойцов. Они все проживут достойную и спокойную жизнь. Все вместе дойдут до Берлина. И все вместе будут жить в шикарном месте в Крыму и умрут в глубокой старости. Ты доволен?
– Да. А как же Пашка?
– Я временно позаимствовал его матрицу. Он выживет и станет и твоим дедом, и твоим прадедом. А ты станешь новым маленьким человеком.
– Сыном моей сестры?
– Да, как и договаривались. Сейчас события резко ускорятся, не удивляйся и не сопротивляйся. Всё уже предопределено. Прощай, – он по-взрослому пожал мне руку, и прежний Пашка пошёл в сторону расположения роты.
Эта встреча сильно взволновала меня, но не потрясла. Я знал, что до моего ухода остались буквально считанные часы и даже минуты, вот это и случилось… Я поднялся и медленно пошёл к своим ребятам. Не дойдя десятка метров до танка, я услышал сзади скрип тормозов и обернулся. Передо мной стояли чёрная эмка и полуторка с отделением бойцов НКВД. Из эмки вылезли двое: незнакомый майор госбезопасности и знакомый капитан Самсонов. Последний хамски ехидно ухмылялся. Пока энкаведешники выбирались из кузова грузовика, майор направился ко мне.
– Лейтенант Батов? Василий Захарович?
– Да, это я. Вас не затруднит представиться.
– Майор госбезопасности Абрамов. Вы арестованы. Вы обвиняетесь в неподчинении приказам вышестоящего начальства и измене родине, вот постановление военного прокурора фронта. Собирайтесь.
– У меня всё с собой. Я готов. Только хотел попрощаться с ротой.
– Попрощайтесь, но не делайте глупостей.
Никого звать не пришлось, не прошло и минуты, меня и гебешников окружили бойцы. Я огляделся, но ни Пашки, ни Бали в толпе не заметил. Угрюмые лица бойцов в грязных потёках пота сильно встревожили гебешников. Они затравленно озирались, понимая, что дай я только сигнал, и от них останутся только околыши фуражек. Я всех успокоил:
– Всё в порядке товарищи. Я уверен, что это недоразумение. В моё отсутствие обязанности командира роты будет исполнять Ситников Андрей. Слушайтесь Деда и не шалите. А на прощание послушайте хорошие слова, которые потом вам будут напоминать обо мне:
От боя до боя не долго,
не коротко, лишь бы не вспять.
А что нам терять, кроме долга?
Нам нечего больше терять.
И пусть на пространствах державы
весь фронт наш – незримая пядь.
А что нам терять, кроме славы?
Нам нечего больше терять.
Пилотки и волосы серы,
но выбилась белая прядь.
А что нам терять, кроме веры?
Нам нечего больше терять.
Звезда из некрашеной жести
восходит над нами опять.
А что нам терять, кроме чести?
Нам нечего больше терять.
В короткую песню не верьте,
нам вечная песня под стать.
Ведь что нам терять, кроме смерти?
Нам нечего больше терять.
– Товарищ командир, а как же теперь мы?
– Всё будет хорошо, поверьте мне. Прощайте.
Глава 9
В кузове гебешники связали мне руки и плотно зажали, что вызвало гневный ропот бойцов. Я жестом головы остановил дёрнувшуюся к машине толпу, и полуторка укатила меня в объятья справедливого советского закона.