В этот момент Рожественский чуть не переиграл сам себя.

Мощная станция Сасебо исправно принимала телеграммы – и от коменданта Такесики, и от командующего эскадрой.

Того перечитал их не единожды. Он был абсолютно уверен в донесениях разведки – бесспорно, броненосцы Тихоокеанской эскадры находятся в «глубоком» ремонте!

И держал в подозрении только флагман «Адмирала Арктики» – «Суворов»…

Однако несбалансированное включение одиночки броненосца в крейсерский строй расценивалось Хэйхатиро точно так, как если бы в отряде Камимуры тяжёлой гирей висел «Фудзи».

Принявшись писать обстоятельную, с соблюдением всяческого такта распорядительную шифровку вице-адмиралу, Того вдруг вспылил, всё вымарал, коротким почти брезгливым росчерком начертав: «Разделаться с русскими!», обозвав всяческое подозрение на появление броненосцев Рожественского «выдумкой потерявшего лицо самурая»!

Конечно же не вслух – в дверях, ожидая ответа, вытянулся офицер связи.

Камимура и сам себя уже корил и ругал за поспешность. К сожалению, посланные в эфир «точки-тире» назад не вернёшь!

Зато высланные на разведку миноносцы примчались назад, усиленно моргая ратьерами, сообщая о двух вражеских крейсерах с юго-запада. Всего лишь крейсерах! Какой позор!

И всё же задача усложнялась. Ненамного, хотя и к общей досаде.

«Лёгкой победы не будет. Не будет!!! И тогда на земле предков…»

На мостике «Суворова» сохранялось выхолощенное рабочее напряжение.

Рожественскому подали очередную шифротелеграмму – лишь мельком пробежав короткий текст, он отдал помощнику, ссутулившись, чиркал спичкой, раскуривая, щуря глаз, косясь на выстеленную штурманом карту.

Очевидно, что Камимура втянулся в преследование – вектор движения боя окончательно утвердился в западном направлении.

Иессен не стал убегать, огибая Цусиму по северному траверзу, а ринулся в Восточный проход пролива. Это было понятно и логично, и оговорено, такова была его задача – выманивать противника на броненосцы. Но время!

Время было уже 12:50.

Прикрываясь с правого фланга от угрозы обнаружения скупой завесой миноносцев, броненосцы полным ходом двигались в Восточный проход Корейского пролива. Но не впрямую навстречу бою. Стрелка на компасе флагманского «Суворова» дрожала в направлении норд-оста – отряд продолжал склоняться к берегам Японии. И если Камимура хотел отрезать Иессена от западных румбов, прижав к Цусиме, то Рожественский намеревался сделать то же самое – отсечь японскую эскадру от метрополии! Как минимум!

Выйдет ли другой, наскоро свёрстанный замысел?! Бог его знает!

Тем более что не списывалась вероятность появления со стороны Сасебо «Фудзи», а вдруг да ещё в сопровождении наскоро подлатанных броненосных мателотов?

И тут тебе тогда – не «будь что будет»! И не «авось пронесёт»!

В 13:20 пришло донесение – бой ужё вышел на восточный траверз Цусимы!

Иессен рискует, уклоняясь к берегу, не давая Камимуре обойти и охватить голову отряда. Однако таким образом он почитай час выгадал на пристрелках и сменах галсов, не получив заметных повреждений. Впрочем, и противнику по всей вероятности особо их не нанеся!

В 13:55 новый телеграф – Рейценштейн уже практически в деле. Вторая фаза!

Камимура увяз!

Рожественский требовал чёткой координации, уповая на связь.

Японцы эфир не забивали, так как сами интенсивно «морзянили».

Так что Рейценштейн и Иессен исправно телеграфировали, оповещая обо всех текущих изменениях. Флагманский штурман вёл на карте линии, орудуя линейкой, вычисляя, ставя метки, показывая командующему прежнее местоположение отряда Иессена и новое, выводя расчётную скорость сцепившихся в бое эскадр:

– Идут почти на пределе, под восемнадцать-девятнадцать узлов.

– Мы? – Зиновий Петрович нервно курил, не докуривал и до половины, ломая ни в чем неповинную папиросу в пепельнице, сминая… как будто давил вражеские корабли!

– За последний час прошли семнадцать миль, – заверил штурман, указывая лаговые показания. Тоже на пределе.

На правом траверзе примерно в пятидесяти кабельтовых бесформенной серой массой горбатилась из дымки верхушка острова Ики.

Передовой «Новик» уже «черпнул» туда кильватерной дугой, утопив подвернувшуюся рыбацкую лайбу.

От эскорта отделился один из миноносцев для более тщательной разведки, а крейсер побежал дальше форзейлем эскадры, дозором рыская на румбах.

14:35. Теперь, судя по штурманским прокладкам, выходило, что русские отряды – крейсерский Иессена и броненосный Рожественского – практически расходились контркурсами, разделённые примерно двенадцатью милями, находясь друг для друга вне видимости.

Зиновий Петрович отошёл от штурманского столика, вглядываясь в горизонт по левому борту – где-то там шёл бой… крейсера Иессена и Рейценштейна, преследуемые Камимурой.

Кажется ли – нет? Будто долетают звуки, будто доносится канонада?

…Конечно же воображение.

Уже через десять минут, получив своими расчётами необходимое «место» – в этой конфигурации курс Камимуры уже не имел значения, – штурман с видимой гордостью от проделанной работы, а потому со значением объявил:

– Пора!

Выждав торжественные пятнадцать минут, Рожественский, замордовав очередную папиросу, хрипло приказал:

– Поворот восемь румбов влево! Последовательно.

Не теряя и не сбрасывая полного хода, ложась на боевой курс, «Суворов» валило креном на циркуляции. Следом в кривой пенный загиб флагманского кильватера вошёл «Ретвизан». Чётко выдерживая дистанцию, погодя буравил море «Александр». «Новик», словно обиженный, что его поздно предупредили, выписывал размашистую дугу, снова выходя в авангард.

Туда же был дан приказ переместиться эскорту миноносцев. Согласно назначенному боевому построению они выстраивались по курсу широким фронтом.

«Новик» оттягивался, становясь чуть позади миноносной завесы… Так было надо!

Горизонт держался в пределе пяти миль.

Уже через двадцать минут полного эскадренного хода вперёдсмотрящие сигнальщики «Суворова» что-то заметили – по всем расчетам это должна была быть эскадра Камимуры.

Уже не воображением, а сквозь вязкий, насыщенный влагой воздух определённо доносилась отдалённая орудийная пальба.

Наступала третья фаза – броненосный отряд входил в пространство боя!

Долгое ожидание предыдущих дней и ночей, вся прелюдия тонкой грани плана и импровизации выкристаллизовалась в генеральную увертюру, где финальные аккорды Рожественский прочил за собой:

– Ход самый полный!

Куда уж, чёрт возьми, полней…

– Передать на миноносцы… – адмирал не договорил, но флагманским офицерам известна предметность приказа.

Распоряжение эскорту «отбивают» ратьером, и там, в котельных судёнышек-маломерок, кочегары кидали в пламя порции угольной пыли, прикрывали доступ воздуха в топки, не давая антрациту гореть в оптимальном режиме. И пусть тем самым снижалась тяга и скорость – сейчас это было не так важно. Главное обеспечить устойчивый и густой дым, дымовую завесу, прикрывая прущие на вражескую эскадру броненосцы.

Ещё немного и крышка ловушки практически захлопнется, поставив Камимуру в треугольник – меж огнём крейсеров Иессена, под удар броненосцев, прижав в свободе манёвра к берегам Цусимы!

Камимура знал эти корабли! Пятитрубный «Аскольд» уж точно ни с чем не спутаешь – подоспевшие с запада вражеские крейсера отогнали «Кассаги» и «Такасаго», а вступив в основной бой, продолжали действовать отдельным отрядом, сохраняя маневренные возможности, не отягощая колонну Иессена.

В целом курсовые линии сближения двух противоборствующих эскадр напрашивали со стороны преследуемых кратковременные кроссинги, однако русский адмирал отказался от подобных эволюций в угоду удержания дистанции. Лишь периодически менял галсы, сбивая пристрелку.