— Что я думаю — это одно дело. Совсем другое — о чем говорят улики, прямые или косвенные. Поверьте, в ваших же интересах сотрудничать со следствием. Я должна продолжать расспросы независимо от того, как они скажутся на вашей карьере.
— Я не имею никакого отношения к смерти Марии, — повторила Ева.
— Скажите, когда вы на самом деле видели ее в последний раз? Что случилось?
Ева открыла рот, потом закрыла и, немного поколебавшись, спросила:
— Это может остаться между нами?
— Зависит от того, что вы мне расскажите. Как бы то ни было, я не имею отношения к школьному совету. Мое дело — найти того, кто убил Марию.
— Если вы передадите это огласке, то я потеряю работу. Уверена, никто больше меня не наймет.
— Я сохраню информацию в тайне, если, конечно, это не будет вредить интересам дела.
Ева откинулась на спину стула и громко вздохнула.
— Мария пришла ко мне. Во вторник вечером. Она умоляла разрешить ей остаться, всего на одну ночь.
— Вы знали, что она сбежала из дома?
— Нет, не знала. Я болела и два дня не выходила на улицу. Я действительно ничего не знала.
Лена внимательно наблюдала за Евой, но та не колебалась и ничто в ее поведении не указывало на то, что она лжет.
— Болели? Чем болели?
— Люмбаго. В понедельник врач сделал мне укол обезболивающего, и… Я не знала, что Мария сбежала из дома. В тот вечер я подумала, что она просто решила зайти. Мария заверила, что ее родители не заметят ее отсутствия. Было почти девять вечера. Я собиралась поговорить с ней, а потом отвести ее домой, но она уговорила меня… — Ева не договорила, оборвавшись на середине предложения.
— А потом? — быстро спросила Лена, не давая ей времени обдумать ответ.
— А потом она ушла. Когда я встала, ее уже не было.
— В котором часу это было?
— Думаю, около пяти. Я хотела ее разбудить, но ее уже не было. Я постелила ей на диване. Отдать ей свою кровать — это бы было… Думаю, вы и сами понимаете.
— Что вы сделали, увидев, что Марии нет?
— В тот день я была еще на больничном, поэтому я оделась и поехала на пирс. Я хотела остановить Марию, но на пароме ее не оказалось. — Ева рассеянно кивнула своим мыслям и продолжила: — Я возвращалась на пирс несколько раз, и так до последнего парома.
— И вы не слышали о том, что Марию нашли мертвой?
— Нет, я ни с кем не разговаривала в тот день. Мне и в страшном сне не могло присниться, что она умрет! Прошу вас, поверьте мне. — Ева снова уставилась на свои руки. — Я думала, она вернулась домой. Проклятие! Когда она появилась у меня на пороге, надо было сразу же засунуть ее в машину и отвезти к родителям. Но я этого не сделала. — По щекам учительницы покатились слезы. — Я ужасно виню себя. Я собиралась… когда вы пришли ко мне в четверг, я собиралась…
Лена протянула Еве носовой платок.
— Вы разговаривали с Марией в тот вечер, когда она к вам пришла?
Ева взяла платок, вытерла слезы и ответила:
— Да, конечно. Я хотела знать, что случилось. Последние несколько дней я снова и снова возвращалась к нашему разговору, прокручивала его в голове, пытаясь понять, не упустила ли я какую-нибудь подсказку… Может, она пыталась мне что-то сказать, а я пропустила это мимо ушей…
— О чем вы разговаривали?
— Когда Мария пришла, она была очень расстроена, — сказала Ева, слегка расправила плечи и сделала глубокий вдох. — Поэтому я решила, что она пришла из дома. Я налила ей чаю и подождала, пока она немного успокоится. Сначала я не поняла, что происходит. Мария проклинала все на свете: дружбу, семью, веру…
— Она говорила о своей подруге Лизе Беренс?
— Да. Называла ее предательницей. Я смотрела на Марию и просто не узнавала ее. Она выражалась так грубо и… Это было на нее не похоже. Потом Мария рассказала о каком-то Мартине, но я так и не поняла, чем он ее обидел. О родителях Мария тоже говорила, но к тому времени она уже более или менее успокоилась. Внезапно она снова начала их защищать, хотя я-то думала, что она сбежала из-за них. Потом Мария сказала, что путь домой для нее закрыт. Тогда я спросила, хочет ли она переехать к сестре. Она не ответила ни да, ни нет, но я почему-то предположила, что это она задумала именно это, и успокоилась. Но я не собиралась отпускать ее куда-то одну.
— А что вы собирались сделать? — спросила Лена.
Ева опустила голову и, помедлив, ответила:
— Честно говоря, я об этом не думала. Было уже далеко за полночь, когда мы легли спать.
— Что именно Мария говорила о Мартине?
— Как я уже сказала, она была сама не своя, говорила путано и очень эмоционально. Я так поняла, что речь шла о мальчике, который тоже состоит в этой религиозной общине и который положил на Марию глаз. Мария то и дело упоминала родителей. Она не понимала, почему они должны… как бы это выразиться… почему они верят именно в то, во что верят. Она не понимала свою мать и эту устаревшую модель семьи, где мужчина главный, а женщина молча сидит на кухне.
— Подумайте еще раз. Этот Мартин может оказаться важным свидетелем. Мария не говорила, когда они встречались в последний раз?
Ева устало откинулась на спинку стула.
— Нет, я ничего не могу сказать по этому поводу. Честно говоря, я тоже тогда разволновалась, все думала, как мне поступить, что делать с Марией… Возможно, я что-то прослушала или забыла, сочтя мелочью…
Она потерла лоб рукой и задумчиво забормотала:
— Мартин, Мартин, Мартин… Что же она говорила про него? Видимо, вас интересует, из-за него ли Мария сбежала из дома? Думаю, она интуитивно чувствовала угрозу с его стороны, — сказала Ева и вздрогнула, осознав смысл своих слов. — Конечно же, я не знаю, связан ли он с… со смертью Марии. Не поймите меня неправильно, я не хочу никого обвинять…
— Не переживайте, я сама сделаю выводы. Значит, вам кажется, что Мартин представлял для Марии угрозу?
— Да, наверное.
— У вас не возникло впечатления, что Мария стала жертвой сексуальных домогательств или даже изнасилования?
Ева в ужасе уставилась на Лену.
— Нет! Неужели ее изнасиловали? Ну, перед тем, как…
— Вообще-то мне нельзя посвящать вас в результаты расследования, но давайте на секунду забудем об этом. Вы не заметили никаких признаков насилия? В тот вечер или даже раньше?
Ева долго думала, прежде чем ответить.
— Мария говорила о том, что ее доверие не оправдалось… Но я истолковала это по-своему и решила, что речь про строгие правила церкви. Мария сказала, что… — Ева судорожно сглотнула и тихо закончила: — Она сказала, что никто ей не поможет. Что она совсем одна. Что никто ее не понимает. Но подростки часто такое говорят. — Она прерывисто дышала и смотрела прямо перед собой. — Я думала только о себе и не разглядела за ее словами правду о том, что случилось. А ведь Мария нуждалась во мне… Я должна была понять, что с ней происходит…
Лена протянула Еве вторую салфетку, и та снова вытерла слезы.
— Простите, — всхлипнула она. — Смерть Марии — настоящая трагедия. А ведь я могла ее предотвратить.
— Да, возможно, Мария была бы сейчас жива, если бы вы отвезли ее к родителям. Но ее убили не потому, что вы этого не сделали. У преступника был мотив. И он бы попытался убить ее в другой раз.
— Это слабое утешение. Мария доверяла мне, а я не смогла ей помочь. Я испугалась и не захотела принимать ее слова всерьез. Наверное, она это почувствовала. Иначе не ушла бы, ничего не сказав…
— Мария могла от вас кому-нибудь позвонить? А выйти в Интернет?
— У меня нет стационарного телефона, если вы об этом, а мобильный я всегда забираю с собой в спальню. Интернет… да, мой ноутбук стоял где-то здесь. Либо на кухне, либо в гостиной.
— Он защищен паролем?
— Нет.
— Вы не могли бы дать мне свой ноутбук? Мне нужно его проверить.
— Да, конечно. Хотите сказать, что… Господи. Этого еще не хватало. — Ева на мгновение закрыла глаза. — Что теперь со мной будет?
— Я понимаю, почему вы не рассказали нам правду сразу, но не знаю, смогу ли сохранить вашу тайну. Мне придется написать обо всем в отчете. Дальнейшее расследование покажет, пришьют ли его к делу. Возможно, потом вам придется выступить в суде.
