Привычно условная тишина его двухкомнатного столичного бытия нарушалась лишь несмолкаемым гулом машин за окном, приглушенным визгом дрели тремя-четырьмя этажами выше, гортанными голосами дворников-киргизов двумя этажами ниже да позвякиванием кастрюль и сковородок на кухне. Это супруга, верная спутница в его странствиях по ухабистым и небезопасным дорогам жизни, шаманила у плиты, готовя какой-то, как всегда затейливый, сюрприз к обеду.

И вдруг вся эта какофония звуков ушла куда-то на второй план, почти смолкла. Над ней возвысились, ее одолели и осязаемо поплыли, уверенно заполняя все пространство квартиры и души, волшебные звуки музыки. Нет, не тот душетравмирующий визг гитар и рев микрофонов, измученных руками безголосых мальчиков и девочек – тусклых звездюлек-однодневок.

Это была совсем другая музыка – Музыка! Покончив с творческими кулинарными поисками, его супруга бесстрашно решила окунуться в бездонную пучину интернета, и ей повезло. Она выудила оттуда целое богатство – подборку произведений классической музыки. Бетховен, Моцарт, Бах, Шопен, Штраус…

И волшебные звуки волшебного прошлого ворвались в их коммунальное бытие, освятив собою пустопорожнее многоголосье настоящего. И в тот же миг свершилось чудо – и в комнате, и на душе сразу стало светлее, и даже осенний пейзаж за окном заиграл новыми, живыми, яркими красками.

Он отложил в сторону ручку и бумагу, заслушавшись волшебными звуками музыки, которой влюбленный юноша Людвиг Ван Бетховен поведал миру о своей любви к Элизе. Кто она, эта девушка, которая вдохновила его на этот подвиг, на эти волшебные звуки любви – чистоты, страсти, томления и восторгов? Всё в ней. И все так же волнует сегодня живые, не отравленные сиюминутностью души, как волновало юного Людвига и его еще более юную подружку тогда, много, много лет назад, в другом времени, в другой жизни.

Давно уже нет ни той улицы, ни того дома, в котором жила она, его Элиза, его муза, нет той лавчонки, в которой он не раз покупал ей цветы… Той улыбки, того взгляда и пряди темных волос… Но жива и будет жить его музыка и их любовь…

И вот после небольшой паузы зазвучала другая мелодия – изящная, легкая, окрыляющая. Вдохновением композитора и того, кто сидел за клавишами рояля, она рисовала в воображении новые картины – гармоничного, светлого, одухотворенного бытия.

Моцарт. Пьеса для фортепиано.

«Но кто же сидит за роялем? – подумал он. – Кто тот исполнитель, так глубоко прочувствовавший замысел композитора? Чьей душе оказалась так созвучна эта мелодия?»

Он закрыл глаза и замер от неожиданности, оказавшись в другом времени и совсем в другом месте. Женщина за фортепиано в строгом черном платье. Седые волосы убраны под старомодный чепец. Тонкие пальцы бегают по клавишам.

Он не мог разглядеть лица этой женщины, но сразу узнал ее – императрицу Марию Федоровну, принцессу Дагмар, милую Минни, героиню его романа.

По убранству просторного зала, по старинной, со вкусом подобранной мебели, по картинам, китайским вазам и множеству безделушек узнал и это место. Имение Видере под Копенгагеном – любимый дом императрицы. Сколько раз он рассматривал его интерьеры на старых фотографиях! Эта уютная, милая вилла была приобретена Минни и ее любимой сестрой Аликс вскоре после смерти отца, Кристиана IX, чтобы иногда, приезжая на родину – одна из России, другая из Лондона, – не возвращаться в ставший чужим и негостеприимным копенгагенский дворец Амалиенборг, где теперь поселился и властвовал их племянник король Кристиан X, совсем не жалующий своих тетушек.

Этот особняк приглянулся им сразу. Двухэтажный, увенчанный куполом и ажурной башенкой и опоясанный балюстрадой с белоснежными мраморными перилами, он красиво возвышался на вершине пологого холма. Скульптуры четырех античных богинь украшали его фасад. А с веранды открывался чудный вид на море. Ведь сам этот крохотный поселочек Видере протянулся вдоль побережья пролива Эресуни, соединяющего Балтийское и Северное моря.

Сестры сами на свой вкус обставляли и украшали этот особнячок, этот уголок их тихого уединения и покоя, искали по всей Европе и покупали для него мебель, заказывали ткани для оконных гардин и обивки стен, а для оформления интерьеров сами нанимали скульпторов, художников, декораторов. Садовники приводили в порядок аллеи и газоны парка, высаживали деревья, разбивали цветники, обустраивали уютные беседки.

Впоследствии Минни не раз приезжала сюда и со своим супругом. Она была счастлива оттого, что Саша, так же как и она сама, полюбил этот дом. Разве могла она тогда знать, что это место станет для нее последним прибежищем в ее большой, полной самых невероятных, радостных и трагических событий жизни!

Музыка смолкла. Императрица закрыла крышку рояля и обернулась к нему.

– Вот мы и снова встретились, – с мягкой улыбкой сказала она. – Ты добрался сюда силой воображения, а я своей памятью все возвращаюсь и возвращаюсь сюда из этого нового своего бытия в давно минувшую, но такую незабываемо дорогую для меня земную жизнь. Что ж, признаться, я рада видеть тебя в моем доме… – Минни ненадолго умолкла, и лицо ее стало грустным. – У вас там прошла целая вечность, целая вереница жизней и событий, а здесь – всего несколько мгновений. И поэтому со мной остались, поэтому я храню в своей памяти, вижу, переживаю вновь и вновь каждый день, каждый час своей прежней жизни. А позади столько всего – разных впечатлений, разных людей, клянущихся в вечной преданности и дружбе. Но вот приходит старость, и с нею – одиночество. И кто же рядом? Со мною осталась лишь моя дочь Ольга, верный казак Тимофей, не предавший меня и все так же готовый защищать до последней капли крови, князь Долгорукий да адмирал Вяземский, которые в самые трудные годы были моими единственными преданными друзьями и помощниками, да пара подруг из той, другой, жизни… А еще, скажу тебе по секрету, частенько вели мы задушевные беседы с моим дорогим Сашей. В последнее время он навещал меня часто…

Это признание Марии Федоровны вовсе не показалось ему неправдоподобным. Ведь, по правде говоря, и он сам мысленно частенько общается с теми, кого давно уже нет рядом, – со своей матерью, отцом, рано ушедшими друзьями, а еще, конечно, с теми, кого просто нет рядом…

– Но расскажи, Минни, при каких обстоятельствах после кончины Николая вы снова встретились с Александром? – постарался он вернуть императрицу к воспоминаниям о далеком прошлом. – Ведь с момента вашего расставания с ним прошло целых два года. Почему?

– Два долгих года… – задумчиво повторила Минни. – За это время много чего произошло. Потеря Николая оставила тяжелый след в моей жизни. Казалось, что я уже никогда не буду счастлива. Нет, я не была обделена вниманием европейских женихов. Но я и думать не могла о замужестве после такой тяжелой утраты.

– А как же завещание Николая? Русский цесаревич?

– От Саши не было никаких вестей. Его отец и его матушка писали мне добрые, ласковые письма, продолжали называть меня своей дочкой. Как могли поддерживали меня в моем горе. А Саша… В те дни, когда мы оказались рядом, тяжелая потеря сблизила нас. Он был так заботлив, так ласков со мной. И я тогда подумала, что Никса был прав, когда соединил наши руки. Саша, наверно, единственный, кто мог бы заменить его в моем сердце. К тому же я видела, чувствовала, что нравлюсь ему. Просто в тот момент он не мог высказать своих чувств, не хотел оскорбить память брата, хотя тот и завещал нам быть вместе. Но я… я была настолько потрясена тем, что произошло, что просто ушла в себя, не желая ничего и никого видеть. Мне казалось, что жить дальше уже не имеет смысла. Должно было пройти какое-то время для того, чтобы утихла боль, чтобы каждый из нас мог снова в полной мере вернуться к жизни, все взвесить, прислушаться к себе и понять, хотим ли мы на самом деле быть вместе и имеем ли мы на это право. Но вот прошло время, и я поняла, что мне нужен этот робкий, ласковый, пусть немного неуклюжий, но оттого еще более обаятельный принц. Саша не был похож на старшего брата, но было в нем нечто неуловимое, что роднило их духовно. И очень часто, думая о Никсе, я вдруг неожиданно для себя живо представляла Сашу, а вспоминая об Александре, о наших беседах с ним, я мысленно возвращалась к тем дням, когда впервые увидела Николая, постепенно узнавая его все больше и больше. Все перепуталось в моих мыслях и чувствах, это и пугало меня, и тянуло к Александру… И все никак не уходили из головы эти последние слова моего жениха… Но Александр был от меня далеко. И от него не было никаких вестей. Я совершенно не могла представить, что будет со мной, как сложится моя жизнь дальше. А потом вдруг до Копенгагена докатились слухи, будто у русского цесаревича в Петербурге появилась какая-то женщина… Так-то, мой дорогой автор! С самого начала все в моей жизни было совсем не просто, но, видно, Господь Бог не оставлял меня в своей милости, давая сил достойно переносить все выпавшие на мою долю горести, потери и разочарования…