Она не закончила фразы, умолкла, отвернувшись к окну кареты, чтобы скрыть снова предательски навернувшиеся на глазах слезы. Но Александр и без этих невысказанных слов понял все.
– Нет, нет, дорогая, не думай об этом. Наша сказка будет со счастливым концом. Я тебе обещаю…
Под звуки салюта и рыдания невесты яхта «Штандарт» подняла якоря и направилась в открытое море, взяв курс на Петербург.
Вернувшись во дворец, Минни надолго заперлась в своей комнате. Взяла в руки новый альбом с фотографиями, только что принесенный придворным фотографом. На них он запечатлел события этих счастливых и так стремительно пролетевших дней, которые они провели вместе. Она подолгу рассматривала каждую из них, думая о том, как же дальше сложится ее судьба.
…И теперь, спустя много, много лет, сплетенных из несчетного числа счастливых и горьких дней, она перебирала эти фотографии, хранящие память о тех мгновениях ее жизни, о тех чувствах, что переживали они тогда и которые и сегодня все так же остро щемят усталое сердце императрицы.
Вот они на лестнице королевского дворца, юные, красивые и счастливые. Саша расположился в кресле – в строгом костюме, с гвоздикой в петлице. Рядом стоит она, молодая, красивая. Непокорные, вьющиеся волосы темными волнами ниспадают на плечи. На ней легкое светлое платье. На груди скромная, но изящная камея на черном шнурке…
Мария Федоровна отвела взгляд от фотографии, грустно улыбнувшись, тронула камею на груди. Это то немногое, что осталось с ней от той недосягаемо далекой поры. Да еще вот эти фотографии и старые письма.
«Мой милый душка Саша! – вслух читает она письмо, написанное много лет назад юной красавицей Минни своему жениху. – Я даже не могу тебе описать, с каким нетерпением ждала твоего первого письма и как была рада, когда наконец однажды вечером получила его. Благодарю тебя от всего сердца и посылаю тебе поцелуй за каждое маленькое нежное слово в твоем послании. Я ужасно грущу оттого, что разлучена со своим милым, оттого, что не могу поболтать с ним и нежно, нежно обнять его. Единственное утешение, что мне теперь остается, – это письма… Но когда же наступит тот день и мы снова будем вместе?»
Она сложила письмо, закрыла альбом и глубоко задумалась, глядя на трепещущий в камине огонь.
«Вся моя жизнь была лишь бесконечной цепочкой уроков, преподаваемых мне небесным промыслом, – размышляла она, – только я, как ленивая и легкомысленная ученица, редко была внимательна к этим знакам свыше, не желая или не умея углубляться мыслью и душой в тайную связь внешних обстоятельств и скрытых причин всего того, что случалось со мной и происходило вокруг. Лишь в старости я научилась прислушиваться к себе, стараясь понять причины тех или иных событий в своей жизни, почему моя судьба сложилась именно так, а не иначе. И я почувствовала над собой заботливо распростертую десницу Божию и поняла то, как Господь, не лишая свободы выбора, вел меня к предначертанной Им цели».
Глава V
Здравствуй, Россия…
Родители молодых по обоюдному согласию решили устроить свадьбу в октябре. Весть об этом вызвала у обоих виновников предстоящих торжеств смешанные чувства. У Минни – радость оттого, что уже совсем скоро они с Сашей снова будут вместе, теперь уже навсегда, и одновременно страх перед неизвестностью, ведь ей предстояло покинуть родное гнездышко, где она чувствовала себя так уютно, так счастливо. А Александр думал о том, что очень скоро для него начнется совершенно новая жизнь – главы семейства, мужа и отца. А еще нужно было готовиться к тому, чтобы когда-нибудь, рано или поздно, стать во главе великой державы. И все это как-то неожиданно, как-то сразу обрушилось на него.
«И как славно, – думал он, – что рядом со мной теперь всегда будет моя любовь, моя спутница и помощница – Минни».
Время шло. И вот для маленькой датской принцессы настал день расставания с домом. В Копенгаген прибыла яхта с представительной русской делегацией, которая должна была сопровождать датскую принцессу в Россию.
Проводить Минни в дальние края в порту собрался чуть ли не весь Копенгаген. Многие плакали. Пролил скупую слезу, прощаясь с ней, и великий сказочник Ганс Христиан Андерсен.
– Не забывайте меня, принцесса. Я так вас люблю! Мне сейчас даже кажется, что я провожаю в дальний путь свою повзрослевшую дочку. Пусть ваш принц и ваша любовь принесут вам счастье.
– Я всегда буду помнить тебя, дорогой Ганс. А мои дети будут расти, слушая твои волшебные сказки, – волнуясь и чуть не плача, отвечала принцесса.
А когда Минни поднялась на борт яхты и та отчалила от берега, люди стали бросать в воду цветы.
«Прощай, Дания, прощай, родина и мои милые родители, прощай, беззаботное детство и романтическая юность! Впереди – новая, взрослая жизнь. Какой она будет? Какая ты, Россия? Как ты примешь меня?» – думала Минни, стоя на палубе и глядя на удаляющийся берег родной земли.
Она не заметила, как подошел и встал рядом ее брат Фердинанд.
– Не грусти, сестренка, ведь я с тобой, значит, все будет хорошо…
Лето. Жара. Выставка достижений недостроенного капитализма. Или разграбленного социализма? Собственно, дело вовсе не в названии, которое за время существования этого прекрасного уголка Москвы, с его зелеными аллеями, удивительной красоты павильонами-дворцами, живым великолепием фонтанов, сменило уже несколько названий. Суть – в атмосфере праздника, которая царила здесь во все времена, как царит и теперь.
Они встретились здесь случайно, неожиданно для обоих. Он пришел сюда, точнее, приехал с другого конца города поностальгировать о былом, о временах своей журналистской юности, когда по заданию редакции частенько бывал здесь на пресс-конференциях, посвященных открытию какой-нибудь новой экспозиции в очередном павильоне-дворце. Понятно же, что каждый советский телезритель, радиослушатель и газетный читатель должен знать о новейших достижениях Страны Советов. А достижений, надо признать, было множество, не то что в нынешние времена.
Но пишущую братию привлекало сюда совсем другое: после официальной части мероприятия, как водится, организовывался великолепный фуршет – рюмочки, стаканчики с различными греющими душу и тело напитками, подносы с милыми выставочно-деликатесными канапушками, фрукты в ассортименте и все такое прочее.
По завершении пресс-конференции, особенно после этакого бесподобного фуршета, до чего же легко пишется! И так легко, возвышенно гуляется по Москве! А после таких прогулок столько в памяти романтических приключений!.. Словом, хорошее было время – молодое, веселое. Еще бы не ностальгировать!
Ходил, ходил по знакомым проспектам, дорожкам и тропинкам выставки, с блуждающей улыбкой вспоминая былые времена. А когда притомился, отыскал кафушку поуютней, подемократичней, расположился за столиком в мягком креслице, заказал чашку кофе. Надо же себя побаловать.
С наслаждением потягивая горьковатый напиток, некоторое время исподволь наблюдал за происходящим вокруг, а когда это ему наскучило, извлек из сумки заветную тетрадку, с которой никогда не расставался, и шариковую ручку.
– Итак, на чем мы остановились? – пробормотал, вглядываясь в последние строчки. – Ага…
«Когда Минни поднялась на борт яхты и та отчалила от берега, люди стали бросать в воду цветы. Прощай, Дания…»
– А что же было дальше? Ах, Минни, Минни, вот была бы ты сейчас здесь, рядом, поболтали бы с тобой по душам, повспоминали вместе, рассказала бы мне о себе, о том, что было, что чувствовала, чем жила, чтобы развеять те небылицы, что навыдумывали досужие фантазеры-историки.
– А почему бы и нет? – вдруг услышал он ставший уже знакомым голос. – Я уже здесь. И готова с тобой немного поболтать. Вижу, и бумага, и перо у тебя наготове.
И он начал писать.
Они сидели друг перед другом за круглым столиком открытого летнего кафе: он — мужчина средних лет, в белой футболке с какой-то надписью на груди и синих джинсах, и черноглазая темноволосая девушка лет двадцати, в легком, но довольно длинном платьице. Он и она – Минни. Перед ним на столе— раскрытая тетрадь и чашка кофе. Перед ней…