Несколько часов провела Минни рядом с умирающим, и все это время она не отпускала его руки, словно стараясь удержать уходящую от него жизнь.

Пришел его брат и тоже сел рядом. Николай много рассказывал ей об Александре еще там, во Фреденсборге. И вот они встретились при таких страшных обстоятельствах. Они сидели молча, не проронив ни слова, будто боясь, что звук их слов может спугнуть так слабо теплящуюся в Николае жизнь…

Это было самое первое, и такое суровое, жизненное испытание для маленькой принцессы – неожиданная потеря ставшего дорогим ей человека, крушение сказочных мечтаний недалекого детства и романтической влюбленности юности. Ее жених, еще совсем недавно, казалось, полный жизненной энергии, обаятельный, веселый, остроумный, теперь лежал перед ней почти без признаков жизни.

И тут она вспомнила их короткие встречи в Копенгагене, когда во время прогулок по парку и долгих бесед цесаревич вдруг умолкал, замыкался в себе и гримаса боли искажала его лицо. Значит, уже тогда эта коварная болезнь мучила его! А он не подавал виду, не знал, не верил, что все так серьезно, хотел наслаждаться жизнью, любить и быть любимым, верить в то, что самое главное еще впереди…

Сгустились сумерки, и в комнату внесли свечи. Николай час от часу слабел, казалось, таял прямо на глазах, лишая тех, кто был рядом, последней надежды. Понимая, что трагический конец уже близок, вся романовская семья собралась у его постели. Королева Луиза встала за спиной дочери, положила руки ей на плечи.

– Крепись, крепись, дочка… – прошептала она.

Все молились, плакали. Пришел священник, чтобы причастить умирающего. После причастия все, кроме самых близких, вышли из комнаты. Остались лишь император с императрицей. Они сидели у изголовья кровати, скорбно склонив головы. Молча молились. Александр и Минни, устроившись по обе стороны кровати, держали умирающего за руки. За эти часы, проведенные здесь, оба были настолько изнурены, что едва держались на ногах.

В комнате царила скорбная тишина.

Но вот в полночь Николай, вдруг вздрогнув, очнулся от забытья, открыл глаза и, обведя помутневшим взором присутствующих, почему-то вдруг из последних сил стиснул руки Александра и своей невесты и соединил их на своей груди.

– Все кончено, я ухожу… – едва слышно прошептал он. – Прости, Минни, я не сдержал своего слова. Я оставляю тебя. Теперь ты, Саша, должен позаботиться о ней… Посмотри, как она прекрасна… Обещай мне, что ты не оставишь ее одну. Будьте вместе и будьте счастливы… А я там… буду радоваться за вас…

Ни он, ни она в этот трагический момент не осознали всей глубины этих отчаянных слов умирающего, не поняли того, что в этот последний миг своего земного бытия он определил судьбы своего любимого брата и своей невесты. Он хотел, чтобы его несостоявшееся счастье досталось им, самым дорогим ему людям.

Это были последние слова умирающего. Все было кончено. В свои семнадцать лет принцесса Дагмар, бедная крошка Минни, стала невестой-вдовой. В тот момент ей казалось, что жить дальше уже не имеет смысла и она уже никогда не будет счастлива, что судьба бедной русалочки стала и ее судьбой. Нет, ее принц не полюбил другую. Его просто не стало.

Она не смогла его спасти…

Вечерело. Потемнел и, казалось, нахмурился старый сад. Закатное солнце озарило холодным красным светом притихшую к ночи гладь моря. Ее верный слуга, старый казак Тимофей, принес и зажег настольную лампу. Спросил, не холодно ли ей и не пора ли идти в дом. В ответ Мария Федоровна лишь молча отрицательно покачала головой.

Поклонившись, казак ушел. И императрица снова осталась наедине со своими воспоминаниями. Нацепив старомодные очки, она извлекла из лежащего на столике альбома пожелтевший от времени листок бумаги. Это было ее письмо к отцу, Кристиану IX. Близоруко сощурив глаза, стала читать.

«Я не могу не благодарить Бога за то, что застала его, мое дорогое сокровище, еще живым и он узнал меня в последние минуты. Ты не можешь поверить, дорогой папа, как я благодарна за это Господу Богу. Никогда, никогда не смогу забыть тот взгляд, которым он смотрел на меня, когда я приблизилась к нему. Нет, никогда!

Бедные император и императрица, они были так внимательны ко мне в моем и в своем горе; они и его бедные братья, особенно Саша, который любил его так возвышенно, и не только как брата, но как своего единственного и лучшего друга…»

«Что же было дальше?» – аккуратно сложив и вернув письмо на прежнее место и откинувшись на спинку кресла, вернулась к своим воспоминаниям императрица.

А вот что.

Семья Романовых вместе с королевой Луизой и принцессой Дагмар отправилась в Дармштадт. Здесь они провели несколько дней, перед тем как вернуться в Россию.

Смерть Николая еще более сблизила две семьи. В эти дни датская принцесса Дагмар и русский принц Александр лучше узнали друг друга. И не только общее горе сблизило их. Последние слова Николая запали в их души.

Они подолгу были вместе, то и дело вспоминая о нем. И оба царствующих семейства – их родители – задумались над последними словами Николая. И именно в эти дни русский император высказал мысль о том, чтобы «оставить дорогую Дагмар возле нас».

Совершенно опустошенной Дагмар вернулась на родину. Здесь она проводила дни в молитвах и слезах. Родители и близкие были не на шутку встревожены ее состоянием: их милая Минни, прежде такая жизнерадостная, превратилась в свою безмолвную, опустошенную тень. Она не хотела никого видеть, ни с кем разговаривать, и улыбка уже не появлялась на ее лице.

Русская императорская семья не забывала о ней. Очень скоро из Петербурга пришло письмо от русского императора, полное ласковых и добрых слов утешения. В нем же Минни нашла нечто такое, что заставило ее сердце затрепетать. Александр II писал, что «очень желал бы», чтобы Дагмар навсегда осталась в их семье. Намек был достаточно прозрачным. Читая эти строчки, принцесса вспомнила последние слова своего жениха и то, как он соединил ее и Сашину руки. Но русский император слишком поторопился. Ведь ее боль еще не ушла…

Это была ее самая первая, полудетская, невинная и такая короткая любовь. Может быть, даже просто влюбленность, но от этого ей не было легче. Ведь она была первой. А первая влюбленность так похожа на любовь. Найдя себе укромный уголок в душе человека, она таится в ней, иногда даже всю его жизнь, возвращаясь и возвращаясь нежданным всплеском воспоминаний – живого тепла или непреходящей горечи несостоявшегося. Но чаще всего в ней хватает и того и другого…

Совсем стемнело. С моря потянуло холодком и запахом морских водорослей, шум набегающих на берег волн стал сильнее и глуше.

– Бедный, бедный Никса… Он держал мою руку до последнего вздоха. До последнего… Но я не смогла удержать его… – почти беззвучно шептала она.

Осторожно провела ладонью по фотографии. Коснулась дрожащими пальцами его лица.

– Я тебя никогда не забуду. Ты первым открыл для меня счастье любви и горечь потери. Как светло и радостно все начиналось! Как много было надежд… И каким скорым и страшным стало их крушение! Но, значит, так было суждено. Возможно, Господь Бог назначил мне пройти через это испытание для того, чтобы, познав горечь потери ставшего дорогим мне человека, я научилась отдавать себя тому, кого люблю, беззаветно, без остатка, преодолевая все трудности, огорчения и боль, даже тогда, когда судьба вдруг безжалостно отнимает его у тебя. Страшно подумать, но эта утрата, эта безвременная смерть Никсы подарила мне счастье стать женой Саши, моего единственного, неповторимого, заботливого супруга, разлучить с которым меня не смогла даже сама смерть.

Она закрыла альбом и окликнула Тимофея.

Как и час назад, казак появился почти мгновенно и так же бесшумно. Опираясь на его руку, императрица поднялась с кресла, и они вошли в дом.

Веранда опустела.

Только свет настольной лампы на круглом столике у опустевшего кресла тщетно боролся с темнотой ночи…