Был ли слепцом сам Алексеев, как и быховцы, надеясь на расколотое казачество? Вряд ли. Скорее всего, он понимал, что сагитировать «степных рыцарей» в очередной поход на Петроград не получится, но уж собственну10-то землю от большевиков казаки, не желающие «воевать с Москвой» за генералов, защищать будут. А это позволит выиграть время и успеть сформировать на Дону, как мощной экономической базе, хоть какие-то боеспособные части будущей Белой Армии, чтобы «из этой искры возгорелось пламя».
К тому же сам Каледин, с грустью выслушав оптимистические намерения Алексеева, сочувственно покивав головой, заверил бывшего начальника в личном безусловном понимании и поддержке, но, в связи «с тем настроением, которое существует в области», по-доброму попросил генерала не задерживаться в Новочеркасске, а поискать более подходящее место для будущей армии где-нибудь за пределами ОВД — в Ставрополе или Камышине.
Но тут уже Алексеев уперся. Девиз «На Дон к Каледину» был известен по всей России. Сторонники «Белого дела» стекались именно сюда, зная, что тут под протекторатом казачества образовывается ядро сопротивления.
Переезд в другой регион мог не только дезориентировать движение, но и отпугнуть многих его сторонников, посчитавших бы, что «донцы предали», а без экономически развитого Дона идея дискредитировалась бы, а сопротивление вообще лишалось надежды на успех.
Сошлись на половинчатом решении. Алексеев остается, но сбором средств и снаряжения занимается сам, без помощи Войска, дабы тому не ссориться раньше времени со своими пробольшевистски настроенными фронтовиками и новыми властями Петрограда. Добровольцев набирать разрешается, но казачество в отряд не пойдет. Да и особой помпы лучше вокруг Алексеевской организации не создавать.
Первыми жильцами общежития на улице Барочной стали десяток человек, прибывших с Алексеевым 2 ноября. Еще несколько приехали на следующий день. 4-го — штабс-капитан Василий Парфенов с 25 активными алексеевцами, которым не довелось поучаствовать в подавлении большевистского восстания в Петрограде. Его Алексеев сделал командиром первой добровольческой части Белой Армии — Сводно-Офицерской роты.
6 ноября из Киева с 16 офицерами и 10 солдатами в городе появился командир сформированного им в августе 1-го Георгиевского полка полковник Иван Кириенко. Не зная координат Алексеева, он обратился прямо к Каледину за разрешением формирования воинской части. Тот разрешил, и в Новочеркасске появился еще один Георгиевский полк (около 150 человек добрались из Киева). Сестра милосердия Мария Нестерович-Берг (любимица Добровольческой армии) на занятые под свое имя деньги за два месяца сумела переправить из Москвы на Дон и в Оренбург 2627 офицеров, каждого снабжая суммой в 100 рублей. Неоднократно ездила и сама, привозя в Новочеркасск под платьем до десятка браунингов и на свои деньги покупая офицерам в лавках теплое белье, носки, фуфайки, сапоги.
К середине ноября началась официальная запись в организацию, образовались первая канцелярия и управление. Во главе стоял сам отец-основатель. В его штабе обосновались Генерального штаба полковник Евгений Веденяпин (начальник), полковник Яков Лисовой и капитан Дмитрий Шатилов. Начальником строевой части стал генерал от инфантерии Иван Эрдели, который большее время проводил в Екатеринодаре, пытаясь там сформировать «филиал» Алексеевской организации. Начальником хозяйственной части был назначен новгородский землевладелец, член 4-й Государственной Думы Лев Половцев (из Всероссийского союза националистов), политическими вопросами заведовали еще один известный думец Николай Львов (перекочевал из ЦК партии кадетов к прогрессистам), хозяин питерской квартиры на Манежной улице, где жил генерал Алексеев, инженер Сергей Щетинин и правовед Александр Лодыженский. Можно сказать, что это было первое «параллельное» правительство Белой России.
В Ростове и Таганроге организацию представлял местный глава общества заводчиков и фабрикантов, владелец таганрогского завода Общества воздухоплавания Владимир Лебедев, один из первых российских пилотов-рекордсменов, председатель Всероссийского аэроклуба.
В Киеве к вербовке добровольцев подключились генерал Абрам Драгомиров и известный политический деятель Василий Шульгин.
В столицу донского казачества прибыли Генерального штаба полковник князь Иван Хованский из лейб-гвардии Литовского полка и его брат полковник Николай, начальник штаба 26-й пехотной дивизии Генерального штаба подполковник Константин Дорофеев и командир 166-го пехотного полка подполковник князь Леонид Святополк-Мирский.
Прибывающие в Новочеркасск регистрировались в Бюро записи, давая подписку о добровольном желании на четырехмесячную службу в организации. Утверждали, что в сутки ставили свои подпили 75–80 человек. Подписантов распределяли по частям в штабе на Барочной, № 56, где заседали полковники Евгений Шмидт и Иван Хованский. На должности генералов и штаб-офицеров их определял начальник гарнизона Новочеркасска, помощник начальника Павловского военного училища полковник Евгений Булюбаш.
В связи с тем, что записывалось много молодежи, появилась необходимость свести их в одно подразделение — Юнкерскую роту под командованием штабс-капитана Василия Парфенова, разместив ее 15 ноября в здании лазарета № 2 на улице Госпитальная, № 23. 1-й взвод состоял из юнкеров пехотных училищ (главным образом, Павловского), 2-й — артиллерийских, 3-й — морских и 4-й — из кадет и учащихся.
Вскоре в Новочеркасск, пользуясь отсутствием налаженного контроля на железной дороге, при содействии организации Пуришкевича сюда же мелкими группами перебрались почти весь старший курс Константиновского артиллерийского училища, несколько десятков юнкеров Михайловского во главе со штабс-капитаном Николаем Шоколи, Александровского, Николаевского и др. военных училищ. 19 ноября, по прибытии первых 100 юнкеров, 2-й взвод Юнкерской роты был развернут в отдельную часть — Сводную Михайловско-Константиновскую батарею под командованием штабс-капитана Шоколи, а сама рота развернулась в батальон. Их разместили в лазарет № 3 в здании гимназии по Ермаковской улице.
Итого к моменту, когда в Новочеркасск стали прибывать сбежавшие быховцы, в распоряжении Алексеева уже была Сводноофицерская рота (до 200 штыков), Юнкерский батальон (около 150 штыков), Сводная Михайловско-Константиновская батарея (ни одного орудия, но 250 артиллеристов), Георгиевская рота (50–60 штыков), формировался студенческий батальон (около 200 штыков) из студиозусов Донского политехнического института. Будущие инженеры 8 ноября в стенах вуза провели бурный митинг, на котором около тысячи студентов постановили отправить свою делегацию к донскому атаману и правительству, чтобы заявить о солидарности с курсом генерала Каледина и выразить желание послужить Отечеству с оружием в руках.
Ректор ДПИ профессор Петр Сущинский (известный геолог, хранитель минералогического кабинета Императорского Санкт-Петербургского университета) и товарищ атамана Митрофан Богаевский (выдающийся поэт, «Баян Донской земли») пытались их отговорить и вернуть в аудитории, обещая в случае острой необходимости непременно выдать оружие. Но тщетно. Уже на следующий день в Новочеркасске была создана «Боевая студенческая дружина для борьбы с анархо-большевизмом». Ее возглавил Михей Гребенников с «адъютантом» Евгением Виноградовым. От имени штаба выпущено воззвание к интеллигенции с призывом к оружию. В дружину принимались лица не моложе 17 лет, женщины — в санитарный отряд. Студенты взялись за самое тяжелое — создали 13 паровозных бригад, так как все путейцы были сплошь либо большевики, либо сторонники Викжеля (профсоюз железнодорожников), враждебно настроенного к корниловцам.
Вот из этой молодежи, в отличие от профессионального военного казачьего сословия, и были сформированы первые подразделения добровольцев.
Прибывший в Новочеркасск Деникин отметил: «Если бы в этот трагический момент нашей истории не нашлось среди русского народа людей, готовых восстать против безумия и преступлений большевистской власти и принести свою кровь и жизнь за разрушаемую родину, — это был бы не народ, а навоз для удобрения беспредельныых полей старого континента, обреченных на колонизацию пришельцев с Запада и Востока. К счастью, мы принадлежим к замученному, но великому русскому народу».
