(1) Имя жены Пигмалиона, которым нарёк её Жан-Жак Руссо в своём сочинении «Пигмалион», написанном в 1762 году. Это имя носила нереида из другого известного древнегреческого мифа, и оно часто встречалось в пасторальных произведениях XVIII века. Но на самом деле в мифе про Пигмалиона имя его жены не упоминается.

Пигмалион был скульптором на острове Кипр, сыном Бела и Анхинои. Он вырезал из слоновой кости женскую статую и полюбил её. Скульптор делал ей подарки, одевал в дорогие одежды, но статуя продолжала оставаться статуей, а любовь — безответной. Во время посвящённого Афродите праздника Пигмалион обратился к богине с мольбой дать ему жену столь же прекрасную, как и выполненная им скульптура. Осмелиться попросить оживить изваяние Пигмалион не решился. Тронутая такой любовью, Афродита оживила статую, которая стала женой Пигмалиона.

Боль… ужасная боль от такого предательства, лжи… Она пронзила меня всего. Я почувствовал её каждой мышцей, каждой клеткой тела. Струны души натянуло до предела, сейчас порвутся, и разъярённый зверь вырвется наружу. Сердце разорвалось в клочья. Теперь там была огромная, мать её, зияющая и чёрная дыра. Сначала хотелось обманщицу придушить, унизить, сделать также больно… как она мне. Но когда вошла, даже не глядя на неё, тело и душа отреагировали на её запах, голос… не смог… словно все силы ушли в гнев, который я испытал, увидев эту грёбанную запись. Всё стало казаться какой-то ужасной иллюзией, чьей-то злой шуткой. Хотелось даже поверить в это. Ухватился за эту мимолётную мысль, в надежде спасти нас… себя… Да, кого я обманывал? Себя хотел спасти. Утонуть в этой призрачной иллюзии, только бы не чувствовать этой разрушающей боли… Казалось, что не вынесу этого, сдохну… Сука! Лучше бы сдох…

Взял себя в руки, чтобы посмотреть в глаза предательнице. Точно ведьма… демоница… как же ловко проникла в самое нутро… оголила до нервов, вывернула душу, выжгла там всё дотла, не оставив ничего живого.

Смотрел на неё и понимал, что ещё чуть-чуть и снова зелёные омуты затянут, наполнят вены отравляющим дурманом… своим наркотиком, на который я плотно подсел…

Старался не смотреть долго в эти колдовские глаза. Даже сейчас ложь, обман… В них не было торжества победы… Пыталась вызвать понимание, что-то объяснить… А был ли смысл? Запись не подделка. Очень чёткая, хоть и не понятно было о чём любовники говорили, но… этого, блядь, и не требовалось… её танец соблазнительный, эротичный, похотливый… и всё что она там вытворяла… моя, как я, идиот, думал, моя женщина от кончиков волос до сердца и души, с этим… Блядь… Полный пи***ц… Это удар в самое сердце…

Не мог больше выносить этого взгляда… слышать её голос… Не отрицала, что она на видео, что трахалась с ним… Смелая… этого у неё не отнять. Хотя какой смысл отрицать очевидное. Прочь… прочь с моих глаз. Иначе точно придушу… сделаю больно…

Сидел как истукан, уставившись на коробочку с кольцом, и не мог до сих пор поверить, что всё это происходит наяву. Не мог принять, что всё между нами… наши чувства, эмоции, откровения, мгновения счастья — ВСЁ ЛОЖЬ!

«Сука!» — кинул эту коробочку в стену и сжал кулаки до хруста.

Как же они могут быть такими жестокими?! Заставить поверить, что это всё правда, окунуть в счастье, поднять на самую вершину, подарить нирвану, заставить поверить в любовь, а потом убить, пронзить в самое сердце, вырвать крылья с мясом, оставив кровоточащие раны.

Сорвался в свою одинокую квартиру. Нельзя мне было к дочери. Хотелось крушить, разхреначить что-нибудь к чертям собачьим. Хорошо, тёща с тестем приехали. Катёна в надёжных руках. Они, конечно, убиты тем, что случилось с Таней, но любят внучку. Они мне очень помогают справиться с этим… Стыдно, но соврал, что уехал по делам.

Закрылся, чтобы утопить эту боль, злость, ярость… иначе сорвусь… И я топил их во всех крепких напитках, которые были в запасе. Проснулся на следующий день уже к обеду. Телефон разрывался от звонков, но я его выключил. Приняв душ, понял, что ни хрена не отпустило… Ярость и желание кого-нибудь убить сменилось ломкой… ломкой по ней, по её поцелуям, смеху, бархатному голосу, ласкам, телу, запаху… Тоска по потерянному, ещё сильнее разрывала душу… Как грёбанный наркоман снова пытался заглушить эти ломки всё новыми и новыми дозами алкоголя.

Закончилось всё тем, что я вообще уже потерял счёт времени. Не понимал какой день недели, какое время суток и сколько дней я здесь нахожусь в коматозе. Башка разрывалась, словно по ней били чем-то тяжёлым… С трудом разлепил глаза и понял, что это звонит мой видеодомофон. Сначала накрылся подушкой, чтобы избавиться от этого звука, но кто-то настырно решил меня доконать. Попытался встать, но всё тело словно налилось свинцом, не слушалось меня. Сполз с кровати и в одних штанах, босиком прошлёпал к двери. Беркут… Открыл и потопал в душ. Заглотив таблетку, включил ледяную воду, чтобы хоть немного прийти в чувства.

О да, холодная вода взбодрила, сняла пелену с глаз. Ещё из душа увидел друга, который меня уже ждал.

— Привет, — бросил ему, проходя мимо него в гардеробную.

— Стас, мать твою! Я уже думал… — окинул взглядом комнату, где на полу, у кровати, лежали опустошённые бутылки виски, и проводил меня обеспокоенным взглядом.

— Что ты думал? — спросил, натягивая бельё и спортивные штаны.

— Да, блядь, не знал даже, что уже думать, — уперев руки в бока, посмотрел на меня, когда я вышел, и продолжил: — Думал, побесишься денёк и всё, — я упал на пол и стал отжиматься. — Ну не сошёлся же на ней свет клином.

Я молчал.

— Служба безопасности, пока тебя не было, тщательно всё проверила. Чисто. Ничего нет за ней, — Беркут смотрел как я отжимаюсь и ждал моей реакции.

— Не успела значит, — отрезал я.

— Ты же был в ней так уверен…

— Все ошибаются. Не так ли?

— Да… но… Знаешь, мне и самому не верится, — Саня сел на кровать, свесив руки с коленей, посмотрел на меня. — Не похожа она на такую…

— А Ира? Была похожа? — встав, серьёзно посмотрел в глаза другу.

Он молчал. Не чем было крыть. Я же запрыгнул на беговую дорожку и, почти сразу включив быстрый режим, бежал. Держал дыхание. Не до болтовни сейчас.

— Пойду кофе сварю, — поймав мой настрой, сказал Саня. — Будешь?

— Буду.

Через время появился на кухне. Саня протянул мне чашку кофе и, достав из бара коньяк, предложил мне добавить в кофе. Я отрицательно мотнул головой.

— Как Таня?

— Чёрт… нужно позвонить тёще и в больницу, — совесть вгрызлась мёртвой хваткой в самое нутро. Что я, блядь, за отец такой? На душе стало мерзко от самого себя: бросил дочь на три дня, когда мама в больнице.

Позвонил тёще, сказал, что сегодня вечером буду, сохранив легенду, что улетал по делам компании. Сделал звонок в больницу — всё без изменений. Из медикаментозного сна её вывели на третьи сутки после аварии, но Таня осталась в коме. Очень тяжёлая травма. Врач напрямую не говорил, но по всем его пояснениям было понятно, что надежды мало и когда ей станет лучше, когда она придёт в сознание никто не мог сказать…

Вернулся к Беркуту.

— Когда будешь готов вернуться к работе?

— Через пятнадцать минут, — поставил чашку на стол. — Отвезёшь меня? Не хочу сегодня за руль.

— Конечно. Кстати, Руслан Олегович звонил. Сказал есть новости.

Заинтересованно посмотрел на Беркута. Что-то узнали о пропавшей дочери мебельного магната. Это уже интересно. Теперь я был как никогда настроен на войну с Соколовским. Этот ублюдок мне за всё заплатит. Дело было уже не только в бизнесе: он влез мне в душу, вонзил нож в самое сердце: Таня, погибший ребёнок, теперь… Соня… моя девочка… была…

Лгунья!.. Притворщица!.. Дьяволица!.. Ненавижу обоих!

— Сказал, что при личной встрече Марк всё расскажет.

— Назначь встречу через час, — решительно ответил Сане и ушёл в душ.