— Зачем ты пришла? — наконец-то, он прервал звенящую тишину.

Я сделала шаг… ещё… подошла ближе. Стала напротив его большого дубового стола. Михаил не отрывал от меня взгляд, словно сканируя, считывая мои мысли, эмоции… Казалось, что видит насквозь. Сейчас прогонит…

— Разве не этого ты добивался?

Он не ответил. Достал сигарету и, щёлкнув золотой зажигалкой, закурил. Медленно затянулся и, только выпустив дым, сказал:

— Уверена, что мне это ещё нужно?

Теперь я молчала, пытаясь понять, что у него в голове, просчитать его действия. Мы словно соперники присматривались друг к другу перед схваткой, просчитывали куда можно нанести поражающий удар.

Соколовский оторвал взгляд от моих глаз и медленно, оценивающе, скользнул им по телу. Ничего вульгарно-вызывающего — чёрное платье, слегка прикрывающее колени, сексуально облегало фигуру. Строгий деловой стиль, если бы не глубокий треугольный вырез, обрамлённый шёлковыми лацканами, как на пиджаке, не открывал соблазнительный вид на округлости груди. В меру, давая только намёк на всё остальное, что скрывало платье.

Я подошла ещё ближе и, упёршись пятой точкой в дорогой стол, протянула руку к сигарете в его руке. Не отрывая от него взгляд, взяла её и затянулась.

— Знаешь о чём я всё время думала, когда ты снова появился в моей жизни? — снова затянулась и вернула ему сигарету.

— О чём же? — уголок его губ слегка приподнялся вместе с бровью и он затянулся.

— Почему? Почему ты меня не искал, когда я ушла? — я слегка усмехнулась. — Я полагала, что наигрался, поэтому отпустил. Зачем тебе сопливая девчонка, которая будет создавать проблемы своим строптивым характером? Куда проще иметь безотказных женщин, которые любят деньги и с радостью ублажат, не претендуя на что-то большее. Сначала я боялась, а потом поняла, что забыл. Ты мне так старательно внушал, что я не выживу одна, что без тебя я никто, ничего не смогу добиться в жизни, что… А тут… когда я забыла тебя, научилась жить самостоятельно, ты упал как снег на голову.

Михаил не ответил. Затушив сигарету в пепельнице, он положил руку на моё колено и медленно провёл по бедру. Опустила взгляд на его руку. Зацепившись им за красивый перстень с кроваво-красным камнем, на котором была инталия в виде хищной птицы, вспомнила как меня в юности завораживали его руки, красивые длинные пальцы… Задержала дыхание.

— Почему? — подняла взгляд на его лицо и пожала плечом. — У тебя есть всё. Зачем я тебе понадобилась? Захотел снова поиграть?

Михаил подтянул меня руками ближе, чуть отъехав в кресле назад. Поставил перед собой, придавив задом к столу, сжав пальцами бёдра, и посмотрел в глаза.

— Ты права, почти забыл… вырывал с корнем тебя из головы, заглушая твой юный запах другими женщинами. Разными, многими, — большие ладони скользнули вниз и, поднимая юбку, медленно возвращались вверх. — Это наваждение, должно было рано или поздно стереться, потускнеть со временем… хоть никто, ни разу, даже не приблизился к твоей чувственности, к тебе… — мужчина поглаживал край чулка, аккуратно, не жадно, легко касаясь горячими пальцами оголённой кожи на бёдрах. — А когда увидел тебя с ним… почувствовал ярость, злость, что ты не моя, что отпустил…

Соколовский встал и, склонившись к моему виску, обжигая горячим дыханием, продолжил:

— Ты повзрослела… стала ещё красивее, ещё сексуальней и более притягательной. Запретный плод, который я не мог взять, — его пальцы стали скользить выше, под платье, уже касаясь трусиков на бедре, — снова почувствовать твой запах, — коснулся губами моего уха, — твой вкус. И ты снова стала приходить ко мне по ночам, но уже не в обличье невинной малышки, а в обличье соблазнительницы. Манящей, — он отодвинул пальцами волосы, чуть коснувшись кожи на шее, и губы обожгли её поцелуем, — обольстительной, желанной.

Его рука сжала ягодицу, и он вдавил меня в свои бёдра. Языком провёл влажную линию до моего уха и губами обхватил мочку. Хриплый шёпот защекотал, вызывая волну дрожи, но не возбуждения, а волнения перед неизбежным.

— Я создал прекрасное орудие соблазнения. Всё, чем ты так прекрасно пользуешься, пробудил в тебе я, — продолжал шептать. Отстранившись, но не отпуская, посмотрел мне в глаза. — Я раскрыл это в тебе. Ты помнишь?

Как бы мне ну было сейчас гадко на душе, как бы не обливалось кровью сердце, мне нужно было держаться до последнего, скрывать свой страх, побороть сомнения, отвращение к тому, что он сделал, к убийце, и сделать шаг, посмотрев в глаза своему врагу.

— Я всё помню, — услышала свой тихий голос, больше похожий на шелест, словно со стороны.

Соколовский развязал свой галстук, стянул его и, продолжая гипнотизировать меня глазами, прислонил ткань к моим глазам. Я не сопротивлялась. Я приняла решение и должна пройти это испытание до конца. Он затянул узел. И с этой секунды я чувствовала только его запах, которым был пропитан галстук, и его руки. Он расстегнул пуговицы платья-пиджака, распахнул его полы, и я услышала, как он задержал дыхание. Прохладный воздух помещения обжёг кожу от чего волоски поднялись, сделав кожу ещё чувствительней. Мышцы на животе сжимались от касаний горячих рук, а когда пальцы скользнули вдоль ткани бюстье, я шумно выдохнула. Тело непроизвольно вздрогнуло.

— Видишь? Ты ненавидишь меня, а твоё тело реагирует. Оно помнит своего учителя, — услышала его ухмылку. Он продолжал ласкать меня пальцами, словно дорогой, хрупкий предмет, который он заполучил, и наслаждался каждым касанием. — Прекрасна… какая кожа… запах… я твой создатель… ты моя Галатея(1)…

Мужчина склонился к моей шее и, покрывая её изгиб лёгкими, дразнящими поцелуями и касаниями языка, продолжал руками изучать тело, скорее вспоминать. Его усы и борода царапали, добавляя более острых ощущений коже. Я дышала через раз, подавляя всю бурю эмоций, рвавшихся наружу: отвращение к себе, к нему, к его поцелуям, касаниям, ярость, ненависть…

Если до этого дня, я была невиновна в измене, и могла ещё надеяться на прощение Стаса, то теперь… Все мосты сожжены… неотвратимость последующего за этим, отрезало для меня все пути назад. Осталась только месть. А потом… потом пустота… чёрная, зияющая пустота, потому что без любимого мужчины, жизнь для меня потеряла смысл. Сейчас я ещё существовала только поддерживаемая идеей мести.

— Уверен, что ты не забыла мои уроки, а только усовершенствовала, — он продолжал нежными касаниями испытывать моё тело на отзывчивость.

От осознания, что Михаил прав, меня стало воротить, голова пошла кругом… Моё тело начало реагировать на его ласки и поцелуи. Возбуждение стало накатывать горячими, сжимающимися внизу живота и устремляющимися к груди, волнами. И за это я ещё больше ненавидела себя, своё чувствительное тело, которое отказывалось подчиняться моему холодному разуму, настроенному на месть и ненависть к этому мужчине, к моему мучителю.

— Давай не здесь, — только и хватило сил сказать севшим голосом.

— Ш-ш-ш, — он прислонил палец к моим губам. — Не думай ни о чём. Отдайся ощущениям. Отключи разум, малышка, — пропитанный запахом сигаретного дыма палец, скользнул по моей нижней губе, зубам, приоткрыл рот сильнее, и я почувствовала его горячее дыхание. Губы, покалывая усами, коснулись моих. Легко, без напора. — Покажи, чему ты научилась, — прошептал в губы и обхватил верхнюю своими.

Горячий язык скользнул внутрь. Терпкий вкус дорогого табака с вишнёвым привкусом окутал мой рот. Сжав ладонями моё лицо, он целовал, словно смакуя, растягивая удовольствие, неторопливо дразня языком. Его пальцы скользили по шее, плечу, груди. Второй рукой Михаил сминал мои волосы на затылке и не торопился. Но я чувствовала, как его обжигающее дыхание учащалось, становилось тяжелее от возбуждения. Из мужской груди даже вырвался тихий и низкий стон удовольствия.

Всеми силами пыталась отключить мозг, как он и посоветовал, но не получалось. Перед глазами стояла улыбка Стаса, его карие глаза, то нежно смотрящие на меня, то горящие страстью, вспомнила совсем другой вкус его губ, его поцелуев. Вкус сладкой мяты, пьянящий… родной…. Сердце обливалось болью, душу выворачивало… но я сдерживалась… заставляла себя не бежать… вынести всё, ради своей цели…