Два дня я не выходила из дома и не отвечала на звонки, даже подруги и Макса. Заливала боль холодным элексиром в виде вина и слезами, периодически громко включая музыку и перелистывая наши фото с райского уикенда. Мне нужно было выплеснуть всё, что бушевало во мне: боль, отчаянье, крик, гнев, ярость. Ничего не должно остаться во мне, кроме холодного расчёта, когда я пойду к Соколовскому. Свою любовь к Стасу я закрою ото всех глубоко в сердце на сотню замков, чтобы она сохранилась нетронутой. Никому не позволю её запачкать, опошлить, убить… Это лучшее, что я испытала, и таких чувств, такого мужчины больше не будет в моей жизни никогда…

В глубине души я тешила себя надеждой, что Стас остынет и захочет меня выслушать. Возможно, поймёт и простит. Его прощение для меня было самым важным, даже если мы уже никогда не будем вместе. Мне оставалось только ждать. Я понимала, что сейчас по горячим следам навязывать своё объяснение бесполезно. На эмоциональном потрясении, которое он переживает из-за случившегося в семье, спокойного разговора не получится. Он должен остыть. Я надеюсь на это…

Но долго утопать в своей боли мне не дали. Поздним вечером, почти ночью, позвонил Соколовский. Осмелев от выпитого вина, я подняла трубку.

— Наслаждаешься?

— Хотел узнать как ты, — спокойно ответил хрипловатый голос.

— Какая же ты лицемерная тварь, Соколовский, — усмехнулась, выливая остатки красного в бокал.

— Оу-оу, потише, малышка, — слышала в его голосе иронию.

— Ты не сдержал слово, — прорычала я. — Ты обещал мне день, чтобы объясниться с ним.

— Прости, не сдержался. Не мог позволить, чтобы… — он осёкся. — Ты мне сделала очень больно при последней встрече, — он затянулся, выдохнув. — Суть не поменялась. Условия остаются прежними, малышка.

— Всё поменялось! Теперь он не просто испытывает боль от моего ухода, но и презирает меня! — с гневом прорычала в трубку. — Смотрит на меня как на последнюю шлюху. Ты изгадил всё, что было между нами! Выставил меня отвратительной, мерзкой обманщицей, которая трахается с его врагом.

— А разве ты не обманщица?

— Ненавижу тебя! — почти прокричала, не сдержав слёз боли. — Пошёл на хер! Я никогда не буду с тобой! Гори в аду, ублюдок!

Ноги ослабли, голова закружилась, и я упала в кресло. Соколовский молчал. Слышала его шумное дыхание, как он затягивался сигаретой, сопя в трубку. А потом… выдохнув, твёрдо, низким голосом, прохрипел:

— Я уничтожу его. Сотру в порошок его репутацию. Заберу всё, что у него осталось. Его дети буду жить в нищете. А ты… Ты будешь жить с тем, что могла его спасти.

Не могла его больше слушать… Сбросила вызов. Внутри всё клокотало от гнева. Долго сидела, замерев и уставившись в одну точку на стене. Этот подонок забрал у меня ВСЁ. И дело совсем не в наследстве и капитале. Он отнял у меня родителей, мою беззаботную юность, лучшие годы, чистые… первую любовь, заставив меня повзрослеть раньше, чем хотелось бы… А теперь… украл любовь и доверие любимого мужчины, с которым я познала настоящее счастье, близость, нежность… ЕГО…

Решительно, махом, осушила бокал. Вытерев остатки слёз на щеках, приняла решение. Собрала все силы и эмоции в кулак: «Я не позволю разрушить жизнь Стаса, будущее его дочери. Соколовский заплатит мне за всё». Сейчас моя жизнь стала для меня не важна. Ради Стаса я готова на всё… и я сделаю, что смогу… и мне всё равно, что об этом и обо мне подумают.

Следующий день у меня ушёл на то, чтобы всё хорошо обдумать и утвердиться в своём решении. Сомнений уже не было. Пусть я потеряла Стаса, его доверие, но настало время собирать камни. Я попытаюсь отомстить Соколовскому и оградить Стаса от него, даже если это будет стоить моей репутации в глазах окружающих и… любимого мужчины.

Ближе к вечеру стала собираться, настраиваясь на предстоящую встречу с врагом. Неожиданно раздался настойчивый звонок в дверь. Открыла подруге.

— Соня? — удивлённо подняла она брови, увидев мой боевой вид. — Ну ты даёшь. Я пришла выводить тебя из унылого настроения, а она уже при параде, — улыбнулась она.

— Ожидала меня увидеть всю в слезах, в обнимку с бутылкой вина? — усмехнулась я. — Нет чтобы порадоваться за подругу.

— Я рада, конечно, — возразила она, проходя за мной в комнату. — Просто не ожидала… Вы… — она вздохнула. — Я не знаю, что между вами произошло, но вы выглядели такими влюблёнными, счастливыми… Вы должны помириться…

— Стас этого не хочет, — задумчиво посмотрела на подругу. — Мне нет оправданий, и я его понимаю… Всё кончено, Кир. Безвозвратно.

— Бусечка, ну что ты такое говоришь, — Кира стала позади меня, пока я наносила последние штрихи макияжа.

— В его глазах, я слишком низко пала… — сказала я, глядя на своё отражение в зеркале. — Мне никогда не оправдаться перед ним. Он считает меня предательницей, обманщицей, притворщицей, шлюхой Соколовского, которая соблазнила, чтобы шпионить.

— Но это же бред…

— Это не кажется бредом в свете того, что меня связывает с Соколовским…

— Ты должна ему всё объяснить, — Кира положила руки мне на плечи и, склонившись, прижалась щекой к моему виску. — Рассказать ему всё, что этот подонок сделал с тобой, с вашей семьёй. Стас поймёт. Он же любит тебя.

Опустив голову, я закрыла глаза. Жгучие слёзы снова проступили, норовя испортить макияж.

— Если бы я увидела то, что увидел он, я бы тоже не поверила.

— О чём ты? — удивилась подруга.

И я всё рассказала ей. Всё, не таясь. Я знала, что она поймёт. Только она знала, что я пережила, что нас связывало с Соколовским и как он на меня действовал, какую власть надо мной имел.

— Я сильно облажалась, Кир. Стас никогда не простит меня.

— Дай ему время остыть, — с пониманием посмотрела она. — Попробуй ещё поговорить с ним. Расскажи всю правду. Если любит, то должен понять.

— Ему сейчас совсем не до этого. Он нужен семье: дочери, жене, — вытерев слёзы, я поправила макияж и, выдохнув, посмотрела на подругу. — Не хочу портить ему жизнь. Без меня ему будет лучше. А я… Соколовский не оставит в покое ни меня, ни Стаса. Так будет лучше для всех.

— Но не для тебя… — прошептала Кира. — Что ты задумала, Буся? — тихо спросила она, словно читая всё по моему взгляду.

Я молчала, глядя в серые глаза подруги.

— Не делай этого.

— Я приняла решение. Я знаю, что делать, — решительно ответила Кире и встала, взяв сумочку.

Кира, конечно же, пыталась меня остановить, но я была тверда в своём решении. Я не позволю Соколовскому испортить жизнь Стасу. Ради любимого я готова была пожертвовать призрачной возможностью счастья и своей свободой. Михаил — мой рок. Неотвратимый. И пока он на свободе, безнаказанный, не будет мне покоя. Он мне это ясно и чётко дал понять. Что будет потом, если даже всё получится, мне было уже всё равно. Это было уже неважно. Плевать…

Дверь за мной закрылась, а я стояла, не решаясь сделать следующий шаг — пройти в кабинет. Это была последняя черта, перешагнув через которую, возврата для меня уже не будет. Соколовский сидел в большом, дорогом, обтянутым тёмно-коричневой кожей, кресле. Оно так явно подчёркивало его статус, власть, презрение ко всему миру… В нём он был похож на искусителя, властителя, которому все подчиняются и не смеют давать отказ. В кабинете было прохладно — не смотря на сентябрь, работала сплит система. Воздух был пропитан табаком, в кабинете явно часто курили, и дорогим, любимым парфюмом мужчины. Знакомый с юности, древесно-пряный с нотками сандала и шлейфом восточных пряностей запах растревожил мои воспоминания. Мы секунд десять смотрели друг другу в глаза, и я чувствовала, как этот пристальный, тягучий взгляд серых глаз из-под густых тёмных бровей манил в бездну. Снова… как много лет назад… напомнил мне, что я слабая, одинокая и беспомощная девочка… «Девочка», — в голове возник голос любимого. Из уст Стаса это обращение всегда звучало с такой любовью и нежностью, что от воспоминания сердце сжалось, ком подступил к горлу. Я выдохнула: «Нужно сделать этот шаг…»