Невольно вспомнилось одно из последних коротких заседаний у Дзержинского, тот, распекая начальника охраны Генерального секретаря за нелепые погрешности, не скрыл намёка на возможные санкции в отношении провинившегося. Известное дело, без назидания Кобы Феликс никогда себе такого не позволял, а значит, вождь, бдительности не теряя, начал поглядывать вокруг себя, подыскивать стал более надёжного и ответственного охранщика, но, как обычно, не спешил, выбирал, опасаясь промашки. Подозрительным взглядом ощупывал со всех сторон, искал преданного.

— Я вас оставлю, Генрих Гершенович? — прервал мысли Ягоды распахнувший наконец непослушную дверь оперодовец. — Прикажете заниматься трупом? С минуты на минуту криминалисты на ту хату поспеют, если уже не там, со следами будут работать.

— Да уж сделай милость, любезный, — осклабился Ягода, не скрывая злой издёвки, оглядывая шикарные апартаменты и залюбовавшись богатой мебелью. — Интересно, кто здесь с агентурой встречается? Полагаю, персоны важные сюда хаживают?

Сопровождавший, сделав вид, что не расслышал вопроса, сунулся на кухню.

— Я вам чайку крепенького приготовлю, — донеслось оттуда.

— Ну приготовь, приготовь, — подойдя к шкафу, Ягода наугад открыл дверцу, сверкнувшую позолотой. — У них, думаю, тут и коньячок найдётся, а, Павел Петрович? Как ты полагаешь? Не случалось здесь сиживать с какой-нибудь красоткой-агенточкой? Что примолк?

— Никак нет, Генрих Гершенович. И в голову не приходило. Да и не мне распоряжаться такой роскошью.

— Так я тебе и поверил.

— Вы же видели явочную квартиру товарища Аустрина. Ничего подобного там не наблюдалось. Всё для дела.

— Ладно, присаживайся, — опустился в одно из глубоких кресел Ягода. — Чай не помешает, но водки-то он нам найдёт. Никак в себя не приду от иезуитского злодейства. Поиздевались над тобой, Павел Петрович, поиздевались. И продумали всё до малейшей подлой детальки. Корёжит меня до сих пор, как на покойника глянул. Малый-то приодет прилично, иностранная обувь, пиджачок английский, будто с дипломата. Внешторг марки не теряет… А суки и в карман его не глянули, хотя догадывались, конечно, что поживиться есть чем. Брегет[95] позолоченный, обратил внимание, не тронули. Не из коллекции султана Селима[96], конечно, но денег немалых стоит.

— Вы, прямо, знаток, Генрих Гершенович! — не без удивления вытаращил глаза Буланов, оживая.

— Поживи с моё, — буркнул тот и словно только заметил переминавшегося с ноги на ногу, прислушивавшегося к их разговору оперодовца, вбежавшего с чаем. — Найдёшь водки, любезный?

— Водки? — вытянулся тот, но удивления не выразил. — Не знаю, есть ли.

— Ты поищи. Который час?

— Третий, кажись…

— Что?

— Третий час ночи. — Тот поискал глазами часы на стенке. — Четверть четвёртого.

— Вот. Нервы у нас на пределе. А нам ещё здесь париться и париться. Тебя с результатами ждать. — И уже строже приказал. — Неси!

Минуты не понадобилось, чтобы рюмки и бутылка, услужливо раскупоренная, оказались на столе.

— Ну вот, — поднявшись с кресла, скинул Ягода плащ с плеч на руки оперодовца. — Располагайся и ты, Павел Петрович. Нам теперь здесь до утра коротать придётся. Раньше-то не получится, любезный?

— Постараемся, — вздрогнул оперодовец. — Оперативники у меня шустрые, лихо оббегут дом, мёртвых на ноги подымут, если понадобится, криминалисты тоже головастые, медик может затянуть.

— А ты сам на что?! Ты уж напряги своих орлов, любезный. Без результата нам отсюда нельзя. Как убили? Когда подбросить сюда смогли покойника? С чьей помощью удалось? Не один шутник мозговал. На явочную квартиру труп агента подкинуть! Это ж надо суметь! Шагай, что застыл!

— Мне б два слова… с товарищем Булановым.

— С Павлом Петровичем я сам пообщаюсь. У нас времени достаточно. А следы там, всё остальное, ты обеспечь. И головой отвечаешь!

Буланов всё ещё изредка подрагивал, зябко поёживался, не подымал головы.

— Распустился народ, — когда захлопнулась дверь, отхлебнул горячего чая Генрих. — Ты разливай водочку-то, Павел Петрович, разливай. От чая, хоть и кипяток, мозги не заработают. А им, мозгам нашим, теперь кипеть надо. Малой этот побежал звонить Карлу Викторовичу. Ему с тобой-то толковать особой нужды не имелось. Это он так, удочку закидывал, для отвода глаз. Свою версию, как ты в дерьме оказался, уже выстроил и мне соответствующую роль в ней отвёл. А Карл Викторович кому побежит звонить? Кумекаешь?

Буланов попытался было открыть рот, но Генрих его осадил:

— Ошибаешься. Наш Феликс для Карлушки давно уже не фигура. Товарищ Паукер наберёт завтра утром прямой телефон Генерального секретаря. Да-да, товарища Сталина. И утром же, но попозже, я буду навытяжку стоять перед Кобой… А может случится это и гораздо раньше.

Ягода затянулся папироской, горько усмехнулся.

— Мне трудно всё объяснить… — залепетал Буланов.

— Да что уж тут, — ожёг его взглядом Генрих. — Наливай, Павел Петрович. Влип ты!.. — Он выхватил из-под бутылки наполовину ненаполненный стакан и опрокинул в рот содержимое. — Ты мне не объясняй, ты рассказывай. И подробно всё, без утайки. А то там, в той хате, из твоей истеричной болтовни разобрать было трудно.

Буланов отпил из своего стакана, утёр трясущиеся губы рукавом, глаза его заметались, как у нашкодившего бродяжки.

— Когда вы поручили мне самому встретиться с вашим знакомым из Внешторга, я, виноват, перенёс встречу на другую дату.

Генрих вскинул брови и плеснул водку в свой стакан.

— Что на меня нашло, уж не вспомнить, только решил его помурыжить, чтоб созрел, не канючился, как в первый раз.

— Тактику, значит, иную изобрел? — зло сощурил глаза Ягода.

— Виноват.

— Ну-ну…

— А перед назначенной встречей он сообщил, что заболел и сам мне позвонит, как сможет.

— Ты дал ему телефон?

— Не служебный.

— Сообщил адрес явочной квартиры?

— Что вы! Ни в коем случае!

— А как же ты нашёл труп?

— Он сам или голосом похожим на его мне позвонил мужчина и в тот же вечер назначил встречу. Я даже засомневался, но мужчина говорил уверенно и со знанием дела начал объяснять о вашей заинтересованности…

Голос его с первой встречи я особенно не запомнил, поэтому сомнения были…

— Дальше!

— В назначенном месте и в условленный час он не появился.

— И тебя понесло на явочную квартиру одного! Зачем?

— Не могу объяснить. Я был близко. Время довольно позднее. Подумал заночевать там.

— Выспаться на явочной квартире решил! От тяжких трудов! Чёрт знает что!

— Встреча должна была состояться в одиннадцать ноль-ноль. Я прождал его. После полуночи…

— В таких случаях ждать не положено. Следует немедленно уходить.

— Теперь я каюсь. Удерживало, что подведу вас.

— Профанация чистой воды!

— Виноват.

— Остальное можешь не рассказывать. Они проследили за тобой ещё в первый раз, выяснив всё про явочную квартиру. Моего знакомого захватили где-то врасплох — это уже детали. Пытали, прежде чем зарезать. Видел следы на груди? Труп машиной привезли к дому. Дождались, когда ты поднимешься в квартиру… Кстати, где ты там устроился отдыхать?

— Я тогда ужасно перенервничал, да и день был исключительно напряжённым. В зале спать не решился, не хотел нарушать обстановки, сами понимаете.

— Подвела тебя излишняя деликатность! — Ягода выпил водки ещё, его всего будоражило от несдерживаемых эмоций. — Впрочем, неизвестно, как всё обернулось, проснись ты случайно. Могло случиться так, что живым бы я тебя больше не увидел.

— Я уснул за кухонным столом. Не раздеваясь.

— Похвально. Это на тебя похоже.

Они помолчали.

— Вот всё и встало на места, — закурил новую папиросу Ягода. — Они подняли труп. Разместили его на диване, чтоб тебе не мешал. — Он хмуро хмыкнул. — И даже не повредили телефона, чтобы ты смог поднять меня на ноги. Эта устрашающая акция направлена против меня. Да-да! Именно только против меня. И возможно, она поучающая меня, дурака. Злая шутка великого и жестокого режиссёра.