Они пересекли торговую площадь. На всякий случай, Адальберт поддерживал Бенедикта под локоть здоровой руки. Но раненый монах шагал твёрдо, хотя и не быстро.

Сразу за торговой площадью начинался крутой подъём на холм. Здесь пруссы выстроили настоящую деревянную лестницу с низкими ступенями. Да не дощатую, а из толстых отёсанных брёвен — чтобы стояла крепко и долго.

— Говори помедленнее, — предупредил Эрик Адальберта, — я буду переводить. И не криви душой. Вождь Арнас очень умён и увидит ложь даже без моей помощи.

Слуге Спасителя лгать не к лицу, хотел сказать Адальберт. Но поморщился от кислого привкуса этих напыщенных слов и просто кивнул:

— Хорошо.

На вершине холма их ждал ещё один частокол, а в нём — крепкие деревянные ворота. Впрочем, ворота были открыты настежь, и воинов возле них не было. Видно, укрепление строилось только на случай нападения врагов, а собственных подданных вождь пруссов не опасался. Так решил Адальберт.

Эрик подтвердил догадку епископа.

— Пруссы — свободные люди, и сами выбирают себе вождей. Точнее, не так. Вождём становится сын вождя. Но только если его одобрит народ.

Миновав ворота, монахи в сопровождении Эрика вошли в большой бревенчатый дом. Низкий, основательный, с крышей, покрытой зеленеющим дёрном — он напоминал прямоугольный камень, вросший в вершину холма.

В большом зале жарко горел очаг. На вертеле над огнём жарилась целая свиная туша. Посреди зала стоял длинный деревянный стол, окружённый деревянными лавками. На лавках сидели приближённые вождя, а сам Арнас сидел во главе стола в крепком деревянном кресле.

Лицом вождь напоминал простого крестьянина — нос картошкой, высокий лоб под длинными прядями седеющих волос, крепкий подбородок, заросший коротко подстриженной бородой. Умные прищуренные глаза вождя внимательно смотрели на епископа.

Эрик, войдя в зал, поклонился. Но не вождю, а сразу всем собравшимся. Собравшиеся ответили кивками и гулом голосов. Впрочем, гул стих сразу, стоило заговорить вождю. Затем Эрик сделал шаг в сторону, освобождая дорогу епископу.

Вождь внимательно посмотрел на Адальберта.

— Как тебя зовут? — звучным голосом спросил Арнас. — Откуда и зачем ты прибыл к нам?

Эрик негромко перевёл слова вождя.

Адальберт крепче сжал в ладонях Евангелие.

— Меня зовут Адальберт, — ответил он. — Я епископ Пражский. Прибыл из Польши, чтобы принести в ваши сердца свет истинной веры.

Внимательно слушавшие перевод Эрика пруссы снова загудели, удивлённо и недовольно. Но Арнас движением руки остановил их.

— Это мой спутник Бенедикт, — продолжил Адальберт. — Его ранили разбойники, и ему трудно стоять на ногах. Позвольте ему присесть.

Выслушав перевод, вождь коротко взглянул на светловолосого юношу, который стоял возле него. Юноша быстро вышел и вернулся, неся в руках два деревянных табурета. Один он поставил возле Бенедикта, другой предложил Адальберту.

Бенедикт устало опустился на табурет. Адальберт остался стоять, а юноша вернулся на своё место возле вождя.

Слуга, подумал Адальберт. Но затем увидел, как свободно держится юноша, и изменил своё мнение.

Сын.

— Ты голоден, Адальберт? — спросил вождь. — Боги, в которых верим мы, велят нам кормить всех голодных. Хочешь мяса и пива? Садись к столу и поешь.

— Спасибо.

Адальберт чуть наклонил голову.

— Я редко ем мясо и не пью хмельного. Но если у вас найдутся овощи и вода — они вполне подойдут.

Пруссы снова удивлённо зашумели.

— Овощи сейчас приготовят, — ответил вождь и снова кивнул сыну. — А пока, Адальберт, расскажи о своём боге, раз уж он заставил тебя проделать такой трудный и долгий путь.

Вождь помолчал, задумчиво постукивая пальцами по столу.

— Я слышал, что этот бог слаб. Он позволил распять себя на кресте и ничего не сделал своим палачам. Это так?

Адальберт почувствовал возмущение. Какой-то язычник так непочтительно отзывается о Спасителе! Но епископ одёрнул себя.

— Нет, не так, — ответил он, стараясь говорить спокойно. — Христос не тронул палачей не потому, что он слаб, а потому, что он милостив. И дал им время осознать свой грех.

— Но и своих сторонников он не защитил. Сколько их погибло, скитаясь по свету?

Да, этот Арнас — умный человек, внутренне согласился Адальберт с Эриком. Подумать только — в такой глуши он не просто слышал о Христе, но и может спорить с ним, епископом Пражским.

— Пруссы сильны и свободны, — продолжал Арнас. — У нас много племён, и все мы живём в мире между собой. Торгуем друг с другом и дальними землями. Приносим жертвы своим богам, и боги не оставляют нас милостью. Зачем нам менять свою веру?

Адальберт на мгновение задумался, подбирая слова.

— Как Христос собирал возле себя апостолов, так святой отец в Риме собирает вокруг себя самых могущественных вождей и королей, — наконец, ответил он. — Наша церковь хочет, чтобы все люди жили единой счастливой семьёй под властью Спасителя. Пруссы могли бы стать достойными членами этой семьи и навеки спасти свои души и души своих детей.

В зал бесшумно вошли женщины. У одной в руках были тарелки с дымящейся ячменной кашей, у другой — глиняный кувшин. Женщины поставили еду на край стола.

— Садись, Адальберт, — пригласил вождь епископа. — Поешь. Сейчас мы все поедим, а потом продолжим нашу беседу.

Это было кстати — от волнения ноги почти не держали епископа. Он придвинул табурет к столу. Ноздри уловили аромат горячей каши с маслом и поневоле затрепетали от нетерпения. Но Адальберт сдержал себя и повернулся к Бенедикту, чтобы помочь ему придвинуться к столу.

И вовремя! Епископ увидел, как Бенедикт побледнел. Глаза монаха закатились, он обмяк и бессильно сполз с табурета на пол.

Адальберт бросился к спутнику.

— Воды! — закричал он. — Дайте воды!

Июнь 1970-го года. Балтийск, Калининградская область СССР

— Гореликов! Что у тебя с лицом?

Валерий Михайлович, плотно сжав губы, смотрел мне прямо в глаза.

— Упал, — мрачно ответил я, стараясь не замечать свой распухший нос, который маячил прямо перед глазами.

Удивительное дело! Наши глаза так устроены, что свой нос мы напрочь не замечаем. До тех пор, пока он нормальных размеров. Но стоит только ему распухнуть — и тут же он прямо половину обзора загораживает!

— А Митин тоже упал? — язвительно поинтересовался Валерий Михайлович.

Митин — это Жорик. Длиннорукому падле удалось-таки дотянуться до моей физиономии! Да ещё и попал-то как удачно — прямо по шнобелю. Ну, ничего! Я ему глаз подбил и ухо. Пусть тоже походит красавчиком!

— Не знаю, Валерий Михайлович! — прогнусавил я. — Наверное, тоже упал.

— Что ж вы так плохо на ногах-то стоите, археологи? — уже успокаиваясь, спросил Валерий Михайлович.

Его беспокойство можно было понять. Признайся хоть один из нас в драке — это ЧП. Пришлось бы устраивать показательный разбор, и тогда по шапке прилетело бы всем. И виновникам, и комсомольскому активу, и руководителю экспедиции. А так — упали парни, и упали.

— А ты, Гореликов, у нас вообще уникум! — снова вспыхнул Валерий Михайлович. — То на тебя бандиты нападают. То падаешь на ровном месте! А дальше что будет?

На этот вопрос я благоразумно не стал отвечать. Чувствовал, что Валерий Михайлович задал его не мне, а так, вообще.

Да и не знал я, что будет дальше. Жорик — злопамятный гад. И после того, как он увидел меня со Светкой, от него можно ожидать любого подвоха.

Да, и наплевать! Во-первых, Светка мне нравилась. Она вообще многим нравилась — симпатичная девчонка. Во-вторых, мы просто йогой занимались. А в-третьих — не фиг Жорику указывать мне, куда идти и что там делать! Без него разберусь.

— Я смотрю, вы на кухне хорошо отдохнули! — подытожил Валерий Михайлович. — Сил набрались. Хватит! Завтра пойдёте на раскоп.