Соня вздыхала и просила:

– Расскажи ещё что-нибудь! – и бабушка пускалась в бесконечные фантастические экскурсии: то в микромир, то в межпланетные пространства, то в подземные тоннели, и везде происходило одно и то же, как на земле во все века: БОРЬБА ДОБРА СО ЗЛОМ, где обязательно должно ДОБРО ПОБЕДИТЬ.

Спустя полгода сорокалетний сын, отец Соняши и Жени, шёпотом спросил бабушку своих детей:

– Мам, скажи честно, это ты стекляшки рассыпала?..

Истерзанные летним зноем жители Москвы и Подмосковья, мужественно переживающие третью вспышку COVID-19, искали возможность облегчить свои страдания, сосредотачиваясь в дачных поселках поближе к природе. Кому-то из них повезло: они обосновались в особняках за высокими заборами с бассейнами и гектарами лесов, кому-то не совсем повезло: они ютились на шести сотках вдали от водоёмов и тенистых рощиц, ещё не совсем уничтоженных разрастающейся урбанизацией.

Марина Петровна и Владимир Юрьевич, оформив заслуженный ежегодный отпуск, не смогли улететь в Монтевидео и отправились на берег Волги, где уже лет пятьдесят стояла бревенчатая избушка, принадлежащая когда-то родителям Марины. Семейный анекдот про то, как отец Марины во время ссор с матерью в сердцах громогласно произносил: «Уехать бы куда-нибудь подальше, если не к чёртовой матери, то, по крайней мере, в Монтевидео!» настолько прижился в семье, что, как только представлялось что-то невозможное или неосуществимое, все вспоминали это несчастное Монтевидео, подразумевая, что это очень далеко и не сбудется никогда, но одновременно это и есть небывалое счастье – побывать там, вдали от всех забот и проблем…

– К чёрту Монтевидео! – воскликнул муж и продолжил: – в глушь, в Талдо́м, – с ударением на второй слог, – к природе, к березкам средней полосы, – и автомобиль тронулся.

Чахлый огород подмосковного клочка земли изнывал от жары. Вода в колодце колебалась в зависимости от обилия дождей, которых не было уже четыре недели и в ближайшее время не предвиделось, казалось, что скоро поплавок с мотором ляжет на дно колодца и замрёт от тоски по влаге. Однако в этих небогатых угодьях имелись места, где можно было поплавать, понежить свои тела в многочисленных водных пространствах, волею провидения или промысла Божьего обосновавшихся именно здесь, что скрашивало существование и облегчало состояние перегретых организмов. Речки Дубна и Волга, канал имени Москвы и наконец, Иваньковское водохранилище, иначе говоря, Московское море – вот неполный перечень водных наслаждений для отдыхающих на своих клочках земли. Конечно, до залива Ла-Плата этому подмосковному местечку далеко, но всё же…

Северная часть Подмосковья богата историческими местами. Пишут, что здесь бродил когда-то хан Тохтамыш. В окрестных лесах и полях копатели находят монеты времен Павла I и старообрядческие нательные кресты. Старинные храмы Тверской, Ярославской и других областей с необъятным массивом исторических фактов и легенд привлекают не меньше, чем поездки в Европу, тем более что пандемия ограничила поездки, а история России неисчерпаема. Запланированные путешествия по историческим местам, конечно, осложнялись жарой, но томиться по пояс в реке каждый день становилось скучновато, а кондиционер в авто, когда ты мчишься в Юрьев-Польский или ещё куда-нибудь, спасает ситуацию.

Сквозь суету поспешных сборов в Переславль-Залесский, куда Марину пригласили родственники, звучали обрывки последних новостей радиоволны Коммерсант-FM, где задорно сообщали соотношение доллара с евро, куда-то там упал или наоборот поднялся Джоу Джонс какой-то, затем игривую для некоторых новость, что пускают привитых от коронавируса туристов в Турцию, в Египет, ещё куда-то…И тут Марина подумала: «Слава богу, часть схлынет за границу и здесь станет меньше народу и больше кислороду!!! Сейчас заедут родственники, надо взять воды с собой в дорогу, пирожков и ещё чего-нибудь… А Переславль Залесский будет нас радовать своей историей».

– Давай я тебя довезу до трассы, чтобы они не заезжали к нам по этой ухабистой грунтовке, – предложил муж, и они отчалили от дачного кооператива.

Ожидая машину родственников, Марина с мужем сидели в старенькой SuzukiS4, подставив носы под кондиционер, и равнодушно разглядывали тепло одетого странного мужчину, копающегося в мусорной урне на остановке автобуса. Человек издали даже не казался молодым, он был сильно в возрасте, неопрятен, в шапке, старой куртке, довольно тёплой, штанах, широких и тоже каких-то заляпанных и многоцветных. Пустынная дорога, пересечённая пешеходной зеброй, вдруг наполнилась автомобилями в обе стороны, и именно в этот момент бомжеватый человек решился перейти дорогу.

– Смотри-ка, старость и одиночество требует внимания публики! – прошептала с иронией Марина. – Пока дорога была пуста, дедок возился на обочине, как только пошёл поток авто, дедуля застопорил движение и медленно пополз через шоссе… – И вдруг она узнала старика. – Это же Петр Геннадиевич Маралин! – воскликнула Марина.

Действительно, на остановке автобуса в пятнадцати километрах от города Дубна и в трёх километрах от дачного кооператива копался в мусоре друг покойного отца Марины, дядя Петя.

Когда-то очень давно, ещё в советское время, отец Марины и дядя Пётр Геннадиевич работали на одном предприятии. Получили бесплатно дачные шестисоточные участки и, посещая эти кусочки земли, уже глубоко на пенсии хвастались огурцами, помидорами, картошкой и морковкой, а Петр Геннадиевич – роскошным виноградом разных сортов. Его урожаи винограда по 8-10 ведер превращались в чудесное вино, и множество соседей брали отростки и саженцы, пытаясь вырастить такое же чудо, как и у него, но Марина не помнила результатов лучше, чем у дяди Пети. Они тоже вырастили лозу от его саженца. Даже собрали однажды два ведра винограда, но такого масштаба, как дядя Петя, не достиг никто.

– Я подберу его по дороге и довезу до участка, а то топать ещё три километра, а ему уже, наверное, лет восемьдесят девять… – Муж Марины вздохнул и добавил: – Надо же, какие крепкие старики наши, твой отец месяца до девяноста четырёх не дожил, его брату Василию уже девяносто два, а он ещё на огороде работает в своей Сибири-матушке. Геннадиевич на электричке дотащился до станции и ещё в мусорке золото ищет, – муж опять грустно вздохнул, глядя на старика, медленно тащившегося через железнодорожное полотно.

Машина родственников подхватила Марину, и они укатили в Переславль-Залесский – прикоснуться к древней истории Руси.

Владимир Юрьевич догнал деда и посигналил. Пётр Геннадиевич никак не среагировал и медленно брёл, сгорбившись, вдоль дороги. Когда машина притормозила, чуть его обогнав, с удивлением посмотрел на Владимира, не сразу узнав его. Салон автомобиля заполнился запахом старика, несвежей одежды и сальных волос. Грустная улыбка как будто приклеена, а красноватые слезящиеся глаза грустны.

– Здравствуй, Володя, – на удивление задорно произнёс он. Достал грязный носовой платок, промокнул красные слезящиеся глаза. Немного помолчали.

– А дачу-то я продал! – эти слова прозвучали с такой печалью и горечью, что Владимир оторопел и от неожиданности затормозил.

– Как – продал? Зачем?

– Внучке нужны были деньги. Квартиру покупали ей. У ней же вся жизнь впереди… Жена лежит после инсульта уже год… А я что тут один? – он замолчал и опять промокнул слезящиеся глаза.